После дуэли

Было тепло. В надорском замке, отстранённо подумал Ричард, никогда не бывало так тепло, даже летом. А ведь и камин-то не разожжён… да и зачем, если весна в разгаре? Ещё вчера Ричард был этому рад, и счастье — обычное счастье быть живым, дышать, видеть бездонное небо над головой — переполняло его до краёв. А потом приехал этот поддельный гонец. Лучше бы им никогда не встречаться! Лучше было бы рано с утра уехать куда-нибудь в город на прогулку, и тогда ничего бы этого не было! Ни будуара королевы, ни нежных грудей в бесстыдно расшнурованном корсете, ни злых, резких слов монсеньора… ни дуэли. «Куда мы едем?» — спросил Ричард угрюмо. «К Марианне, — ответил Алва. — Я обещал вам вино и доступных женщин». «Нет, — очень тихо сказал Ричард, склонившись почти к самой гриве Соны. — Пожалуйста, эр Рокэ. Поедем домой. Не надо женщин». Алва усмехнулся странно, одним уголком рта, но не стал настаивать. «Значит, домой. Вино есть и там». От вина Ричард не стал отказываться, хотя и пить ему не хотелось. Совсем ничего не хотелось, по правде — только накрыться с головой одеялом и пролежать так вечность. Но это была слабость, недостойная мужчины и Человека Чести. Слуги принесли в кабинет бутылки «Чёрной крови» и закуски, и Алва строго велел Хуану проследить, чтобы их никто не беспокоил. Первый бокал Ричард выпил залпом, почти не почувствовав вкуса. Он думал, что Алва, наверное, отругает его за такое обращение с хорошим дорогим вином, но тот молчал, и даже взгляд у него был не колючий, как обычно, а какой-то… если бы речь шла о любом другом человеке, Ричард сказал бы — ласковый, но это же Алва! Видно, вино на голодный желудок слишком быстро помутило мысли. И прекрасно. Не думать — именно то, что ему сейчас было нужно: стоило только отпустить мысли, и они немедленно возвращались к увиденному сегодня. Катари на коленях эра, белая беззащитная шея, белые совсем девичьи груди с тёмными горошинами сосков, неприлично расшнурованное платье… «Это не лучшие яблоки Талига». «Она недостойна вашей любви». Нет! Не думать! Ричард дотянулся до кувшина, поспешно, едва не пролив, снова наполнил опустевший бокал, сделал огромный глоток, будто пил воду. — Напрасно вы отказались ехать к Марианне, юноша, — удивительно мягко, без своей всегдашней издёвки сказал Алва, наблюдая за ним. — В женских объятиях и вине утопить своё горе было бы не в пример проще, чем просто в вине. Не поднимая взгляда от плещущейся в бокале тёмной жидкости, Ричард упрямо помотал головой. Он просто не знал, как объяснить Алве, что ему даже думать сейчас тошно о каких-то незнакомых женщинах, об их смехе, запахе, прикосновениях, о самом их присутствии рядом. Вообще о чьём бы то ни было присутствии. Кроме… кроме самого Алвы. Едва поймав эту мысль, Ричард почувствовал, как теплеют щёки. Проклятье! Наверняка эр подумает, что он стыдится идти к дамам, и будет насмехаться. Алва, однако, продолжал вести себя странно: насмехаться не стал, но перегнулся через разделяющий их столик и небрежно растрепал Ричарду волосы, чуть задержав руку. Ричард забыл, как дышать, но поднять голову так и не осмелился. — Она — ваша первая любовь, Ричард, — негромко сказал Алва, вновь устроившись в своём кресле, — но, уверяю вас, не последняя. Когда мечта разбивается, это всегда больно, но вы забудете её быстрее, чем вам сейчас кажется. Ричарду хотелось, чтобы эр снова растрепал ему волосы, но он бы скорее откусил себе язык, чем попросил о таком. Поэтому он поспешно глотнул вина и неопределённо хмыкнул. Алва понял его по-своему. — Знаю, вы мне не верите. Я когда-то тоже не верил. — Вы… — удивлённо вскинулся Ричард. — Вы… Он не смог закончить мысль, но это и не нужно было. — Был влюблён? Разумеется был, юноша. Но это было давно. — В Ката… в Её Величество? Алва коротко зло рассмеялся. — О нет, юноша, наш гиацинт не имеет к этому отношения. Неважно, кто она, — предвосхитил он вопрос, который Ричард всё равно не посмел бы задать. — Важно, что всё давно забыто. «Но я же не вы, — отчаянно подумал Ричард, проваливаясь в пучину пьяной жалости к себе и ненавидя себя за это. — Я не вы». Вздохнув, Алва поднялся, взял в углу кабинета гитару и вернулся в кресло. — Раз уж вы отказались от общества прелестниц, не побрезгуйте хотя бы обществом этой дамы. Ричард лишь кивнул, не зная, как выразить словами мысль о том, что голос гитары и песни своего эра он мог бы слушать вечно. Такое просто нельзя было говорить! Песни лились одна за другой, быстрые и медленные, весёлые и грустные, и от каждой у Ричарда тянуло что-то в груди, а горло пересыхало, так что приходилось постоянно прикладываться к вину. Он не помнил, как оказался вместо своего кресла на полу у ног Алвы, не помнил, сколько выпил вина — да и было ли это важно? В голове приятно шумело, и его будто качало на волнах… он никогда не был на море, но отчего-то думал, что так бы оно и ощущалось. А о Катари не думал совсем. В какой-то момент музыка смолкла, Алва отложил гитару и принялся перебирать волосы разомлевшего Ричарда. Тот только жмурился, пристроив голову на бедре эра, и больше всего хотел, чтобы этот день, который мог бы стать последним в его жизни — или как минимум худшим после дня, когда он узнал о смерти отца, — никогда не заканчивался. «Как эта рука, убившая моего отца, рука, что сегодня должна была убить меня, — как она может быть такой нежной?» Он вздрогнул было, осознав, куда свернули не знающие удержу пьяные мысли, но сейчас ему было слишком хорошо даже для того, чтобы испугаться. Ричард повернул голову так, чтобы видеть эра, и тот немедленно убрал руку из его волос. На Олларию опускался ясный весенний вечер, и в сгущающихся сумерках глаза Алвы казались чёрными. Странно, что слуги со свечами не торопились… Ах да, Алва же велел никого не впускать… ну и хорошо, без свечей вполне можно обойтись. Хотелось спросить, почему Алва не убил его сегодня, но он знал, что услышит: что-нибудь вроде «я же сказал, что не воюю с детьми» или «ваши три года ещё не закончились, юноша», но это ведь было не то… Хотелось знать, почему эр Рокэ не убил его на самом деле, да только он не ответит, а сам Ричард верного ответа найти всё никак не мог. Иногда казалось, что вот-вот он что-то поймёт, что-то очень важное, и это объяснит всё, чего он не понимал прежде, но в следующее мгновение мысль ускользала буквально из рук, игриво взмахнув пушистым хвостом, и приходилось снова её догонять — с тем же результатом. Нет, всё-таки он слишком много выпил сегодня. — Эррокэ, — пробормотал Ричард, собрав последние силы. — М? — Вы ск… сказали, что к-королева ндстойна моей любви… — Сказал. — А знаете… вашей она тоже ндстойна. — Вы пьяны, Ричард, — ответил Алва с мягким смешком. — Пьян, — не смутился Ричард. — Но вс… всё равно. * Наутро он не помнил, как оказался в своей постели, не помнил, кто снял с него сапоги… Но ведь не мог это быть Алва, верно? Не мог же он донести пьяного до непотребства оруженосца до его покоев, собственноручно снять сапоги и верхнюю одежду, а потом почти невесомо поцеловать в лоб и в уголок губ и прошептать: «Спи, Дикон»? Это был всего лишь навеянный вином странный, стыдный сон. Потом, едва Ричард закончил поздний завтрак, явился посыльный от эра Августа с запиской: тот просил его навестить. Однако Алва даже не успел съязвить по этому поводу — а судя по выражению лица, очень хотел, — как Хуан доложил о прибытии гонца. На этот раз настоящего. В Фельп Ричард, как и полагается оруженосцу, выехал вместе с Первым маршалом. Эру Августу, решил он, придётся подождать — ведь война точно ждать не будет.