Лисица

Хвост лисицы огненными всполохами ворвался в густой лес. Деревья протестующе зашипели, нервно покачиваясь на ветру. Рыжая шерсть то и дело мелькала в густой траве. В ней же виляла узкая тропика, заросшая мхом и жестким кустарником. Кажется, это черника. Лиса изворотливо выкручивала хвост, перебирая лапами быстро и тихо, так, что не слышен был даже шелест изредка опадающих на землю листьев. Хлесткие раскидистые ветви и непроходимый бурелом скрывали от чужих глаз и непрошеных гостей особняк. Старый, но все такой же крепкий и пугающе необжитый, как и много лет назад. Лисица ностальгически выдохнула, сметая со ступенек пахучую хвою, редкими иголками распавшуюся по крыльцу. Спустя мгновенье человеческая (?!) рука легонько нажала на ручку и петли вымученно скрипнули, подражая тихому хихиканью. Кицунэ - хозяйка этого дома. Это ее особняк. Это ее лес. Лисица шагает по полупустому дому, разглядывая пылинки, вылетающие на яркий солнечный свет, бьющий ключом сквозь чуть мутные окна. Она смеется, слишком уж часто, чтобы это не звучало зловещими отголосками лесной тишины. Жутковато-пустой, особняк стоит в самой глуши. Попасть сюда, даже зная дорогу, практически невозможно. Валуны и шершаво-мягкий мох, хлюпающий под ногами болотом, напугают любого. Наверное. Уверенная в своём беззвучном покое, Кицунэ, ускользая от любопытных глаз, спускается куда-то вниз и затихает. Лес не шелохнётся. Безмолвный лисицын храм застывает в почти мертвенной тишине. Хруст ломких ветвей разлетается по чаще с неимоверной скоростью, нарушая спокойствие. В безоблачное небо врывается стая птиц, крикливыми голосами предупреждая об опасности. Лисица просыпается сразу. Встрепенувшись и стряхнув с себя дрему, она недовольно влияет хвостом и взбирается наверх, бесстрашно выходя в пустынный лес. Лисица открыта неизвестности, она кажется слишком спокойной, когда тревожная чаща вокруг, шелестя, буйствует на ветру. Хруст ветвей приближается, с пугающей силой нарастая. В траве мелькает тусклая выцветшая одежда и длинные густые волосы, развевающиеся на ветру. Лисица хмыкает, ухмыляясь. Она замирает, щуря глаза и бегая искрящимся взглядом средь стволов высоких сосен, куда безуспешно пытается вскарабкаться худощавое тело, стирая ладони в кровь. На лице, под сероватыми глазами, глубокими и пронзительными, блеклые разводы грязи. Одежда мешковато висит, обволакивая парня с ног до головы. Ноги босы, коленки дрожат и подкашиваются, а в непослушных волосах застряла хвоя. Кицунэ смеется, бесшумно подходя ближе. Кажется, что она парит в сантиметре над землей, босые ноги мягко и беззвучно раздвигают жухлую осеннюю траву, ломающуюся с почти неслышимым шелестом. Лиса скалится, показывая острые белоснежные клыки. Парень вскркивает, забираясь выше, по, казалось бы, гладкому стволу и ссаживая кожу ладоней чуть ли не в кровь. Он жмурится от боли и света закатного солнца, красноватыми лучами бьющего в лицо. Силуэт лисицы, покачиваясь подходит к дереву вплотную. Парень закусывает губу, пальцами впиваясь в кору старой сосны. Смех, такой необычный, чуть с издевкой, каким обычно смеются над маленькими детьми, учудившими глупость, разносится по лесу. Парень вздрагивает, когда его задевает один из хвостов. Кицунэ же, нарочито медленно, явно красуясь, протягивает руку в приглашающем жесте. Парень неверяще мотает головой, да так, что длинноватые пряди русых волос телепаются вокруг, спутываясь. Он на грани истерики, испуган до жути, весь дрожит и сжимает единственную нижнюю ветку до побеление костяшек. На лице множество ссадин, лисице даже больно на это смотреть. Она сочувственным взглядом обводит парня с ног до головы и хмыкает, дергая рукой — вновь предлагает помощь. Два глаза немигающе смотрят на хозяйку леса. Губа прокушена до крови, брови сведены домиком в тяжких раздумиях, но спустя долгую минуту дрожащая рука медленно приближается, опускаясь на чужую ладонь. Паренька тут же хватают, крепко и упрямо, притягивают на себя, не давая упасть и помогают встать ровно. Он мертвенно бледен и еле может идти от одного только страха, но Кицунэ терпелива. Она готова ждать доверия долго, беззвучно вороша ногами сухие листья осеннего леса. Парень приходит в нормально состояние быстро, даже быстрее, чем ожидала лисица. Она довольно усмехается, тут же поправляясь на приветливую улыбку, чтобы не спугнуть, и пригласительно кивает на особняк. Дом большой и пустынный, он зарос кустарником и еле различим среди раскидистых ветвей. Многолетний слой пыли так и требует чихнуть, когда Кицунэ заставляет ее взвиться в воздух, хвостами сметая с крыльца. Неприветливо скрипят петли, дверь ворчливо, с заеданием, впускает обоих внутрь. Лисице не нужна мебель, а тем более готовая еда, но и у неё все же кое-что есть. Парень неловко мнётся, ногтями до боли впаиваясь в ладонь и бегая удивленным взглядом по стенам. Штукатурка потрескалась и обвалилась, стекла чудом не разбиты, и повсюду пыль-пыль-пыль… Кицунэ возвращается вскоре. У неё в руках подушка, а на лице - лёгкая, даже искренняя улыбка. Она приоткрывает рот в попытке сказать что-то спустя много лет молчания и облизывает пересохшие губы, начиная говорить. Голос у Кицунэ тихий, мелодичный. Он льется, окутывая, одурманивая, заставляя повестись, поддаться.. — У меня есть кровать и немного вяленого мяса. Ты голоден? — Казалось бы, это ведь так обыденно. Так просто. Но звучит, будто молитва, будто церковный хор, голос свыше, что-то восхитительно божественное, неземное. Парень застывает, округлившимися блестящими глазами исследуя стену за спиной лисицы, отрывисто кивает и машинально, почти рефлекторно следует за ней. Шаги отдаются гулом, отлетая от пустых стен и превращаясь в призрачное эхо. Жутко громко, запредельно близко, и так странно… Они достигают второго этажа. Просторная спальня, старая (даже слишком) кровать без белья и подушка, мягка падающая на белоснежный матрас из рук лисы. Она медленно кивает на лежбище — мол, тебе предназначено — и уходит вниз, не проронив больше ни слова.