Страх темноты

Кевин не мог уснуть. Это бывало не редко, конечно, но в эту ночь уснуть, по какой-то непонятной причине, было сложнее чем обычно. Мальчик ворочался в кровати, перекладывал подушку с места на место, чтобы хоть как-то было удобнее лежать. Но как бы и какой стороной эта подушка не лежала, всё время был какой-то дискомфорт. Он, как заноза, в мозгу начинал колоть через каждые пару минут после того, как Кевин находил хоть какую-то позицию, в которой, как казалось, начал приходить сон. Но так только казалось. После очередной неудачной попытки Кевин снова по быстрому переложил подушку. Чем быстрее, тем лучше. Меньше времени на то, чтобы запутаться в наволочках, простынях, испуганно всё так-сяк поправить, из-за чего вся ткань будет помятой. В лучшем случае, мама на это не обратит внимание, а в худшем — его будет ждать подзатыльник и «бестолочь, которая ничего не ценит». Как будто бы он порвал всё это в клочья, а не просто смял. Ещё и это одеяло… Под ним тепло. Под ним уютно. Под ним безопасно… И под ним так безумно жарко. Сейчас пусть и весна, но всё ещё прохладно. Пуховое одеяло идеально согревает. Даже чересчур. Кевин бы с радостью откинул это одеяло куда подальше и просто полежал бы распластавшись на кровати и пялился в потолок. Так, даже если и не получится уснуть, но всё равно было бы легче дышать и не так жарко, как будто бы ты вышел в 30-ти градусную жару в пуховике. Вот только куда пропадёт страх? Страх темноты больше смахивал на страх неизвестности и того, что в этой темноте может находиться. Может там кто-то или что-то, что готовится с минуты на минуту набросится на тебя и разорвать в клочья? Или что-то просто стоит в углу комнаты или под кроватью и наблюдает? Не отводит взгляда, не моргает, пугающе пристально пялится и молчит, издавая лишь время от времени какой-то скрежет или шорохи. Зачем ОНО это делает? Зачем ОНО здесь, что тебе нужно? Почему ты здесь? Ты хочешь меня убить? Или испугать так, что у меня сердце остановится от перепуга? А есть ли там вообще ЧТО-ЛИБО? Или КТО-ЛИБО? Неизвестно. И именно это и пугает. Под одеялом безопаснее. Снова неудобно. Наверное, одними из самых противных ощущений был зуд и абсолютное непонимание, где именно этот зуд находится. Это просто была какая-то неопределённая точка непонятно где. От этого давление на мозг становилось ещё сильнее. А сон… В общем, он не приходил, а как будто бы только насмехался, посылая зевоту и забрасывая уставшие глаза песком, отчего те неприятно чесались, а после того, как их раз тридцать протёрли пальцами, ещё и начинали болеть. Можно было бы скоротать «мучения»: сесть тихо за компьютер, что стоял на столе у стены; включить фонарик, взять книжку или комикс и, сидя под одеялом (чтобы, если что, то не заметили), почитать; пойти на кухню и тихо сделать чай с бутербродами. Но он не мог. Ни за что, нет, я лучше мозг себе выковыряю пальцами, чем встану с кровати и пойду ТУДА. В темноту, где ты даже не знаешь чего ожидать. Кевин уже начал задумываться, что это что-то по типу божьей кары, или что-то такое. Ситуация кажется буквально безвыходной и мучительной. Будто бы это какое-то наказание. Но за что? Что бы там родители не говорили про его безалаберность, но мальчик уже понимал — в, как минимум, половине случаев его ругали просто ни за что, или за то, чего он не мог контролировать и вообще не от него зависит. Отчего понятие «заслуженного наказания» расплывалось до нельзя. Ведь как наказание может быть заслуженным, если ты правда не виноват? А временами, что не виноват вообще никто! Оставалось только образно «молить о пощаде» какие-то там высшие силы о помиловании и слушать свист ветра за окном… Или не ветра.? Кевин навострил уши. Было слышно какие-то звуки помимо звуков с улицы. Что-то среднее между звуками шагов и какого-то невнятного шороха. Это определённо не кто-то из родителей, на младшего брата тоже не смахивало. Да и куда ему в такое время по дому шастать? Звук шел со стороны коридора. Кевин ощутил, как его снова окутывает страх, и быстро спрятался в своем спасательном коконе из одеяла. Стало тяжело дышать, хотя нос и глаза как раз и были тем, за чем можно было определить, что это не просто огромный белый комок на кровати, а человек. Они выглядывали из маленькой образовавшейся «норки». Звуки кажется начали приближаться. Топот ускорился. Господи, только не это. Дверь комнаты Кевина приоткрылась с лёгким тихим скрипом. Было слышно только слабое, шумное дыхание чего-то. Кевин зажмурился и под одеялом прижал колени к груди, плевать, что он уже весь вспотел от волнения и жары. Я под одеялом, я в безопасности, я под одеялом, я в безопасности… Прошу, только уйди, умоляю… ОНО там. ОНО точно наблюдает за мной. Если двинусь, издам какой-то звук, всё — смерть, это конец. Чего же ты ждёшь? Просто уйди, прошу, молю, уйди, уйди, уйди… Нечто побежало к кровати. Издало только парочку глухих стуков конечностями о пол и со всей силы приземлилось ими на край кровати. УЙДИ, УЙДИ, НЕ НАДО, УЙДИ! — К-кеви?.. Это был детский голос. Кевин громко и тяжело выдохнул, так будто бы его только что чуть не убили. — Сэм! — Кевин, тяжело дыша, выбрался из-под душного одеяла. В разгорячившееся лицо и о кожу в целом ударил холодный воздух, жар начал понемногу спадать. Мальчик потянулся рукой к тумбочке, в которой всегда, на всякий случай, лежал маленький карманный фонарик. Кевин начал сердито и с громким грохотом (но не слишком громким, чтобы не разбудить родителей) искать его в одном из ящиков. — Ты совсем сумасшедший?! Я чуть не умер от испуга! Тебя не учили стучать или ещё что угодно делать, чтобы это не выглядело так, будто бы ты мелкий упырь и в темноте прокрадываешься, чтобы нахрен кого-то зарезать? — Кевин говорил сердито, но тихо. — Да где этот чёртов фонарик?! Кевин наконец-то достал маленький красный фонарик из ящика и нажал с тихим щелчком на кнопку, чтобы наконец-то пролить на комнату свет. Только он появился, Кевин посветил на младшего брата. Сэм сидел на краю кровати в пижаме и держал в руках своего плюшевого мишку, без которого не мог уснуть. Мальчик испуганно его прижимал к себе, как последнюю оставшуюся важную вещь на земле. Кевин посмотрел на его пальцы. Из-за плохого зрения и слабого света от фонарика было плохо видно, что именно на них, но они были более красными, и этот цвет особо выделялся на фоне побледневших сжатых пальцев на лапке у медведя. Сэм вот-вот был готов расплакаться. Глаза блестели от света фонарика, он свёл брови и сжал губы настолько, насколько мог. Дыхание уже было прерывистым, он громко вдыхал через рот воздух, будто бы пытаясь не задохнуться. Злость на брата, что бушевала у Кевина внутри, тут же испарилась, а с ней пришел стыд. — Сэмми, тихо-тихо-тихо, ну-ну. Иди ко мне солнышко! — старший брат выбрался из-под одеяла полностью, подполз на коленях и протянул руки к младшему. — Я- Я-я не-… — Сэм громко вдохнул и начал тихо хныкать — Я н-не хотел тебя пуга-ать… — Не хотел, не хотел, это я виноват! Иди сюда, иди сюда, маленький! — Кевин крепко обнял дрожащего и беззвучно плачущего брата к себе, чувствуя, как громко стучит его сердце. Сэмми же не хотел ничего плохого сделать, зачем ты так резко к нему? ТЫ испугался того, чего не существовало, а назвал упырём его — Никакой ты не упырь, это я… — Не-ет, Кеви-и! — Сэм сжал в кулачке кончик его футболки, а в другом всё также держа мишку. — Нет! Нет, я н-не хотел пуга-ать тебя! — Ну вот видишь, ты не хотел, а я сорвался на тебе. Кевин прижался губами и носом к макушке Сэма и прикрыл глаза. Они немного слезились от усталости. Но ещё и от чувства вины. Кевин очень любил Сэма. А Сэм очень любил его. Братья были друзьями не разлей вода, и между ними почти никогда не было каких-то ссор. Они слушали друг друга и понимали с полуслова. Временами даже бывало, что они могли сказать одно и то же одновременно. Конечно, между ними были небольшие отличия, но суть была одна. Из-за строгих, и даже жестоких, родителей, братья были единственным спасением друг для друга. Они помогали, говорили, успокаивали и поддерживали. Делали всё, чего не делали родители. Временами, когда ссоры заходили слишком далеко, то братья старались защитить друг друга любой ценой, пусть даже в конце это закончится синяками или разбитой губой. Сэм, пусть и был младше Кевина на три года, но бросался на маму или папу как бешеный щенок, если они поднимали руку на старшего. И плевать, что он меньше и слабее. И плевать, что ему дадут по лицу или бросят о стену. Он встанет, и даже плача как не в себе, с последних своих маленьких силёнок будет пытаться оторвать руку родителя от Кевина. Он будет кричать и отвлекать внимание, делать что угодно. Только отстаньте от него! Почему вы его бьёте? Он не виноват, отпустите его! Кеви, не плачь! Сейчас всё будет хорошо. Синяки пройдут. Со мной всё хорошо. Только не плачь из-за меня. Ты же ведь такой сильный, Кеви. Он повидал и, что самое худшее, понимал много жестоких и «взрослых» вещей. Он вырос слишком быстро.И Кевину было за это стыдно. Стыдно за всё, что родители когда либо сделали или сказали не так Сэму. Стыдно за то, что Сэм видел, как его «сильный, большой и храбрый братишка» даже не может за себя постоять. Стыдно за безответственность родителей, что они принесли в этот мир ещё одну жизнь и измываются над ней сколько и как им вздумается. Откуда в мире столько злости? Почему все так хотят ему навредить? Что вам сделал маленький ребенок? Сэм продолжал тихонько хныкать в растянутую футболку Кевина. Мальчик хватался за неё руками и немного потягивал, будто бы пытаясь удержать или удержаться. Кевин открыл глаза. По щекам потекли парочка слез и аккуратно, незаметно упали младшему на волосы. Кевин погладил Сэма по голове. — Чш, чш, чш… Сэм с каждым поглаживанием трясся всё слабее и слабее, а ладонь, которой тот хватался за футболку, через минуту спокойно лежала раскрытой на спине у Кевина. — Всё в порядке, Сэмми… — Кевин еле слышно шептал. — Кеви… — голос Сэма уже не трясся, но он всё ещё был подавленным — Можна я посплю сегодня с тобой? Кевин немного отодвинулся от брата и положил руки ему на плечи. Лицо младшего было заплаканным и красным, как и белки больших голубых глаз, которыми он смотрел на старшего. Мальчик шмыгнул носом, убрал руку со спины Кевина и положил её на мягкий живот плюшевого мишки. Кевин взглянул на пальцы и разглядел, что это было таким красным. — Сэмми… — Кевин испугался и быстро, но аккуратно, насколько мог, взял ладошку младшего в свою. Несколько пальцев возле ногтей были испачканы в крови и в маленьких рваных ра́нках. — Солнышко, маленький, как ты? Сильно болит? — Не особо уже… Я распереживался и от испуга их так сгрыз, прости меня пожалуйста… — Давай я тебе пластыри нанесу, у меня есть в ящике стола. Там есть и разноцветные, хочешь? — Кевин, не надо. Не напрягай себя. — Сэм заговорил, как взрослый человек, хоть «подавленность» всё ещё слышалась. Брови всё так же были сведены. — Да и плюс, я же знаю, что ты не любишь в темноте ходить. Кевин слабо улыбнулся. Надо было поднять младшему брату настроение хоть немного, и какой-то там страх не имеет права воспрепятствовать этому. — Так а зачем мне тогда вот это? — он поднял руку, на указательном пальце которой уже висел тот маленький красный фонарик. Брови на лице ребенка немного приподнялись. Сэм всегда так делал, кажется, с самого рождения, когда был чем-то заинтересован. Кевин немного наклонился к нему, улыбнулся и, прищурив глаза, прошептал: — Хочешь я тебе сделаю два красных и два синих пластыря, что они будут чередоваться? Будет выглядеть красиво. Сэм слабо улыбнулся и начал немного кивать. Кевин сделал сосредоточенное лицо и кивнул несколько раз в такт брату, от чего тот тихо хихикнул. Кевин снова взял фонарика, который всё это время светился. Это было не самым лучшим решением, ибо тогда придется выпрашивать снова деньги у папы на батарейки, а терпение у него не железное, и просить так вечно не получится. Кевин опустил на холодный ламинат сначала одну ногу, потом другую и прошел на цыпочках (больше чтобы не касаться полностью ногой холодного пола, нежели чтобы не издавать звуков) большими быстрыми прыжками к столу и обратно. Кровать противно скрипнула, от чего братья в унисон прижмурились и скривились. Защитная бумажка с пластыря с тихим шелестом была убрана и скомкана. Кевин уже аккуратно метил, где бы поместить ту часть пластыря с ватной прослойкой. — Кеви… — Сэм говорил виновато и так же виновато отводил взгляд куда-то в сторону. — Да-да? — Я не объяснил, чего пришёл. — Оу. — Кевин налепил первый красный пластырь на большой палец брата и взялся за синий. — Ок, я слушаю. Сэм смущённо промычал себе под нос. — Мне немного стыдно… — Тебе нечего стыдиться. — бумажки полетели на тумбочку. — А вообще, если не хочешь, можешь не рассказывать. — Мм… — Сэм вздохнул — Мне просто показалось, что кто-то у меня в окне… Было очень темно, и я не мог разглядеть, что это такое. Но оно было там, клянусь! Оно смотрело на меня и скрябело. Мне стало страшно, и я не смог уснуть, поэтому… Вот. — Я тоже сегодня не мог уснуть. — А почему? — Не знаю. — Кевин пожал плечами и аккуратно наклеил на указанный палец синий пластырь. — Ну ладно… А… К родителям я не хочу идти, ибо после ссоры с тобой они определённо меня пошлют куда подальше… И я пришел к тебе. — Это даже лучше. Ты бы только больше испугался. — Угу… — Мальчик грустно вздохнул — А… Кеви.? — Да Сэмми? — Кевин уже наклеил второй красный пластырь и разбирался с синим. — А почему нас не любят.? Шорох от бумажной упаковки прекратился. Кевин смотрел в одну неопределенную точку, а в голове не было ни одной мысли. Была какая-то странная пустота и он правда не знал, что в таком случае нужно отвечать. — Ну, Сэмми… Я… Нас не не любят родители, солнышко. — Нет, не любят! — кулачёк с пластырями на пальцах слабо ударил Кевина по колену — Если бы любили, они бы не кричали! Они бы не били тебя! Они бы любили, как ты любишь меня! А может даже больше!.. Сэм опешил, тот огонек, что разгорелся, за пару секунд погас. Мальчик снова вернулся к спокойному разговору и положил ладонь с последним разодранным до крови пальцем обратно к Кевину на колено. — Но… Я не хочу, чтобы было больше… Тем более, от них я не хочу, чтобы было больше, чем от тебя… Не сейчас… Не от них… — Сэм грустно взглянул на Кевина. — Разве это нормально, что я не хочу после такого от них любви?.. Кевин протянул руку к Сэму и погладил того по головке. — Это нормально, что временами люди такие жестокие. — он опустил взгляд на другую ладонь, в которой был последний синий пластырь, который тот не раскрыл до конца. — И, к сожалению, бывает, что это чьи-то родители. Но… И к черту их. Если они не любят нас, то и мы по факту не обязаны любить их, верно? Последний пластырь был уже на месте. Кевин положил ладонь Сэма на свою и поднес ему к лицу, показывая результат: четыре пластыря красиво чередовались между собой на маленьких пальчиках ребенка. — Семья — это не родственники. Семью мы находим по ходу своей жизни и это именно те люди, которые будут любить тебя, несмотря ни на что. — Прямо как ты меня? Кевин с небольшим удивлением взглянул на младшего брата. Сэм уже улыбался без единой нотки какой-то грусти. Он просто счастливо смотрел на брата в ожидании ответа. Кевин улыбнулся в ответ наклонился к Натану и прижался лбом к его лбу. -Прямо как я тебя. — прошептал он с закрытыми глазами. Через несколько секунд он немного потерся брату о кончик носа своим носом. — А может и боооольше. — Ха-ха-хах, Кеви! Кевин приобнял Сэма за плечи и нежно коротко поцеловал брата в лоб. После он немного отодвинулся и сладко зевнул. — Ну что? Будем ложиться? Сэм одобрительно кивнул. — Тогда давай! Ложись, я тебя накрою. Сэм быстро пополз к подушке, лёг и, прижав колени к животу, крепко обнял мишку, воткнувшись лицом в его мягкую голову. Кевин тоже приляг перед Сэмом и после того, как удобно устроился на кровати накрылся вместе с братом одеялом. Через пару минут, Кевин уже услышал как младший брат сладко посапывает, обнимая игрушку у себя в руках. Кевин аккуратно убрал пару прядей волос, что спадали на лицо Сэму. Старший сладко зевнул и, чувствуя как проваливается в сон, прошептал, будто бы самому себе: — Спокойной ночи.