Я приползу к ней домой

Звук постукивания был слабым, почти неслышным, и его можно было бы принять за стук ветвей деревьев или покачивание светофоров на ветру, если бы он не был настойчивым. Он начинался у основания окна у ее кровати, становился все громче, прорезая ночь. Защелки распахнулись, окно распахнулось рукой, закрытой от посторонних глаз, когда глухой звук эхом разнесся по комнате. Это действие обеспокоило бы любого, но не ее. Вместо этого она скатилась с кровати, потерла глаза, прогоняя сон, и подошла поближе к окну. Она пнула ногой черную сумку, которая была брошена на землю, прежде чем выглянуть наружу. — Прости, — прохрипел Питер, слабо улыбаясь, когда его рот открылся. — Я не хотел шуметь. Питер присел на корточки на пожарной лестнице, которая огибала жилой дом. Мягкий лунный свет ласкал его лицо, скрытый и сияющий сквозь волосы вместе с разноцветными огнями, которые отражались от соседних досок объявлений. Там была монохромная красота луны, которую солнце никогда не могло предложить: возвращение Питера. — Ох, Пит, — вздохнула она, обеспокоенная тем, что он был без маски. Ее внимание сосредоточилось на крови, покрывающей одну сторону его лица, прилипших к голове волосах, порезах и разрывах на его костюме. — Это была долгая ночь, — попытался пошутить он, перекатываясь и вылезая в окно. Она обхватила его руками, когда он вошел, прихрамывая и чуть не падая. Она наблюдала за ним, ища какие-либо травмы, когда Питер наклонился к ближе к ней. Питер всегда так поступал, отказывался ложиться в больницу, опасаясь раскрыть свою личность. Она видела то, до чего не доходил мир. Они увидели человека-паука, непобедимое существо, несомненно храброе, обладающее сверхчеловеческой силой и интеллектом. Но она видела Питера Паркера: парня, избитого и в синяках, мягкого и застенчивого, с податливыми, как глина, конечностями каждую ночь. Это было плюсом знать Питера, человека, который был наполнен чистейшей любовью и преданностью, но пугал, омраченный страхом, что однажды он может встретить кого-то другого. Независимо от того, сколько раз ему удавалось вот так возвращаться к ней, это никогда не переставало вызывать непреодолимый ужас, который захлестывал ее, заставляя сдерживать натиск слез. — Эй, эй, — проворковал он. — Все не так уж плохо. Я в порядке. Ты же знаешь, что у меня все заживает неестественно быстро. Она прикусила щеку, натянуто кивнула и повела Питера в ванную, чтобы налить ванну. Как можно мягче она попыталась снять с него костюм и опустила его в ванну. Он зашипел и застонал, боль отразилась на его лице, когда чувствительные раны соприкоснулись с теплой водой. Она стояла на коленях на холодных плитках, склонившись над ванной, вытирая кровь влажными тряпками, смывая грязь, кровь и грим, пока Питер пытался предотвратить попадание мыла в открытые раны. Он несколько раз зашипел сквозь стиснутые зубы, когда она поднесла пропитанную спиртом тряпку к порезам. К счастью, Питер в конце концов расслабился. Непрерывное бормотание «спасибо», слетавшее с его губ, смешивалось с бегущим краном. Его голова покоилась на прохладной поверхности и приподнятом белом гребне ванны, когда он наблюдал за ней мягким взглядом. — Ты лучшая, — сказал он, уголки его рта дернулись вверх, пока он не заметил выражение ее лица. Ее рот не сдвинулся с тонкой линии, которая образовалась, когда она впервые увидела его состояние. Она не спрашивает, что случилось, она редко спрашивает в эти дни, но это не останавливает ее беспокойство, которое охватывало девушку. И, судя по этим ранам, не было никаких сомнений, что он попал в тяжелую ситуацию. — Прекрати это, — попытался он, надеясь остановить ее движения. — Эй, полегче. Его рука, влажная от мыльной воды, поднялась, чтобы обхватить ее щеку, и заставила ее выдержать его взгляд. — Я в порядке. Я здесь. Она резко втянула воздух, заставляя себя слегка улыбнуться, впитывая его прикосновения. — Я просто… Я всегда так волнуюсь. Было что-то нечитаемое, что пересекло Питера. — Я знаю, прости. Она покачала головой, поцеловала его в кончик носа и встала, хотя Питер и протестующе заскулил, уходя, чтобы потянуться к зеркальному шкафу и взять аптечку первой помощи. — Тебе никогда не придется извиняться за то, что ты буквально спас Нью-Йорк. Раздался легкий смешок, за которым последовал плеск воды, заставивший ее вскинуть голову. — Эй, — Воскликнула она, подбегая к Питеру, который стоял в одиночестве, хватая его за халат дрожащими ногами. — Полегче там, букашка. Сегодня вечером у тебя нет никаких обязанностей. Позволь мне позаботиться о тебе. Направляя его обратно к их кровати, Питер поморщился, когда опустился вниз, утопая в пушистых простынях и подушках, утопая в своем халате, но умудряясь держать одну руку на ее бедре. Нанося мази с антибиотиками, прежде чем наложить маленькие повязки поверх порезов, она остро осознавала нежелание Питера отпускать ее даже на мгновение. — Ммм, — сказал он, немного расстроенный, когда антибиотики ужалили его. — На тебе моя рубашка. — Я скучала по тебе. Это заставляет меня чувствовать, что ты рядом со мной. Она продолжала работать молча, время от времени улыбаясь, и мягкий взгляд Питера не отрывался от ее лица. — Отдала бы любые деньги, что узнать о чем ты думаешь, паучок! — Не обращай на меня внимания, просто наслаждаюсь видом. Он нашел руки на ее бедрах и талии, притягивая ее ближе. Его хватка была немного слишком крепкой, но ее сердце наполнилось чувством нежности. Он всегда недооценивал и забывал о своих силах и возможностях, когда оказывался подавлен. Она запечатлела поцелуй поверх последней наложенной повязки. Его кожа была усеяна шрамами; некоторые старые, некоторые новые, некоторые все еще были темно-красными, некоторые зажили. Но это не делало его менее красивым или достойным. Нежно подцепив пальцем его подбородок, притянув его к своим губам, сосредоточив всю свою невысказанную любовь и обожание, которые она испытывала к нему. Ее движения замерли. — Ты знаешь, как сильно я тебя люблю? — выпалила она. Питер застенчиво улыбнулся. — У меня может быть доказательство этому. Отодвинув аптечку первой помощи в сторону, чтобы правильно оседлать его, она провела руками по его волосам, заставив Питера застонать, когда он растаял в постели. — А как насчет тебя? Ты знаешь, как сильно я тебя люблю? Она дерзко ухмыльнулась. — Я думаю, мне нужно, чтобы ты напоминал мне об этом. Наклонившись вперед, их носы соприкоснулись, и улыбка Питера стала шире, когда его голова начала немного трястись. Он был таким теплым, ее пальцы играли с волосами у него на затылке, она улыбалась в каждом легком поцелуе, находя утешение в осознании того, что он снова дома. — Я люблю тебя, — прошептал он в ночь. — Я не могу поверить, что ты вот наяву. Ты такая идеальная. Ее кожа вспыхнула, сердце упало в обморок, и Питер застенчиво опустил лицо, прежде чем поморщиться, когда пошевелился. Это нарушило их уютное молчание, послав горячую вспышку боли и вины по ее спине, прежде чем она повернулась и открыла ящик на своей тумбочке. Хватаю бутылку с водой, ибупрофен и темный шоколад. Она всегда заботилась о том, чтобы иметь небольшую заначку для таких ночей, как эта. Прижав край бутылки с водой к губам, Питер осторожно отпил, только подняв руку, чтобы убрать бутылку, взял лекарство и подождал, пока она развернет шоколад и передаст его ему. Его нос сморщился, когда он откусил кусочек, почувствовав горький привкус, и она хихикнула, увидев его реакцию. — Я знаю, но это поможет восстановить немного сил. Пока он ел, она узнала, что следы остались от гибрида-мутанта: получеловека-полу-льва, которого вскоре задержали после того, как Питер и полиция Нью-Йорка преследовали его десять кварталов. Но, конечно, она не сдалась без боя и закончила тем, что вцепилась в него когтями, разорвала его костюм и чуть не вонзила клыки ему в шею. — Постарайся быть осторожнее, — вздохнула она, протягивая руку, чтобы взъерошить его волосы. Питер засунул оставшийся шоколад в рот и положил левую руку на сердце, а правую поднял в воздух, поклявшись: — Я обещаю быть осторожнее, потому что я смертельно боюсь маленького котенка. — Дурак. — Я клянусь! Я обещаю! — Паркер… — Я ранен! Ты же знаешь, я не даю обещаний, которые не собираюсь выполнять! — Ты не умеешь притворяться. — Настолько, что я научился отключаться. — Я… просто пообещай мне! — Хорошо! Я обещаю. Довольная ответом, она просияла и потянулась к тумбочке, чтобы достать еще одну воду, только чтобы понять, что это была последняя. Питер тоже быстро сообразил. — Я пойду принесу еще... — Нет, — прохрипел он, его настроение мгновенно изменилось. Его руки вцепились в нее, на его лице было написано нуждающееся, отчаянное выражение. Она позволила ему притянуть ее обратно к своей груди, чувствуя, как его лицо прижимается к ее шее, бормоча что-то на ее коже, пока она боролась с желанием вздрогнуть от его прикосновения. — Пожалуйста, не уходи. — Я отлучусь всего на секунду, хорошо? — Она попыталась успокоить его, немного смущенная его реакцией, но предположила, что он все еще потрясен. Тебе нужно что-нибудь поесть. Но его хватка усилилась. — Пожалуйста. Какая-то часть мозга Питера рационально понимала, что она всего лишь хотела помочь, быть партнером по расставлению точек, но он больше не хотел, чтобы она заботилась о его ранах. Они заживут — будут выглядеть совершенно новыми после хорошего ночного сна и утреннего восхода солнца. Все, чего он хотел, - это ее: быть рядом, обнимать и любить в этот момент. Каждая мысль, которая крутилась в его голове, казалось, была пьяна мыслью о ней, о ней, о ней. Бродить по улицам Нью-Йорка никогда не было скучно, но это было утомительно - иметь такой большой контроль, изо дня в день использовать силу. Все, чего он хотел, - это отказаться от этого на некоторое время. Его поцелуи были мягкими, сладкими, осторожными с подспудным желанием и настойчивостью при каждом прикосновении к ее коже. Он не хотел оставлять ни одного нетронутого им места, слишком увлеченный, чтобы остановиться. Она поерзала на коленях Питера, притягивая его ближе только для того, чтобы почувствовать, как он слегка приподнял бедра, просто чтобы создать больше трения, когда она почувствовала, как что-то ткнулось ей в ногу. — Ты серьезно? — Она засмеялась, запустив пальцы в его волосы, чтобы получше рассмотреть его. Его лицо раскраснелось, щеки покрылись густым румянцем, скорее всего, от смущения. — Ты красивая. Я не могу оценить свою прекрасную девушку? — Тогда, я думаю, ты хотел бы знать, что я не ношу нижнее белье. — Черт, - усмехнулся он, — Ты так любишь меня дразнить.