Монолог с собой

— Как же давно я понял, что ты для меня не просто подруга? Ох, да чертовски давно. Саша, ты была для меня родственной душой, такой близкой, что я не понимал, насколько. Ты мне очень дорога до сих пор. И такой, как ты, я уже не встретил на своем веку. Конни рассматривал карманный портрет Саши, который когда-то давно сам нарисовал Жан. Ослабшие от возраста пальцы сжимали уже поблекшую картинку, но все еще вспоминал ее такой, как в последний день на том злосчастном дирижабле, в ту глупую операцию. Слеза невольно выступила в уголке глаза, а потом скатилась по морщинистой щеке. Век Конни Спрингера подходил к концу: совсем недавно ему исполнилось восемьдесят пять. Ни детей, ни внуков у него не было, мать, которая когда-то была возвращена из облика титана, давно покинула этот свет. Скоро и его черед. Но он не был одинок: дети, внуки и даже правнуки его друзей постоянно навещали его, ведь дядюшка Конни всегда возился с ними. Добрый и непосредственный, сохранивший тень своего внутреннего ребенка даже в зрелом возрасте. Многие из его друзей уже умерли, встретив свою старость и кончину в кругу семьи, а все, что оставалось ему — заснуть у камина, чтобы наутро его обнаружила сиделка. — Я понял, что люблю тебя, Саша, уже после того, как тебя не стало. Сначала я думал, что ты для меня сестра, но позже понял, что любил тебя, и только тебя. Конечно, вряд ли бы что-то изменилось, я бы отпустил тебя к этому повару, которого ты любила, я бы нянчил и твоих детей, если бы ты была жива. Я был готов отпустить тебя к кому угодно, ведь ты явно не любила меня как мужчину, но как же глупо, что забрали тебя у меня не теплые руки Никколо, а холодные лапы смерти. Большим пальцем он провел по нежным, почти растертым от старости линиям карандаша. Хриплый вздох и град слез. Он часто плакал последние годы из-за своей глупости, из-за того, что не понял своих чувств раньше, не смог признаться. Она была его ангелом, которого он должен был беречь, но не смог. О его чувствах знал только Жан, у которого он попросил нарисовать по памяти ее портрет еще раз два года назад, он рассказал ему, почему не женился, почему не завел семью. И Кирштейн слушал исповедь своего друга — не сдержал слез. Он пообещал ему портрет, но внезапно умер, унеся тайну Конни с собой в могилу. Старый Спрингер уже очень плохо передвигался, но каждую неделю, в воскресение ходил на кладбище и по несколько часов проводил на могилах уже погибших друзей. Он подолгу говорил с надгробиями, а потом уходил обратно домой. Дольше всего он всегда сидел на могиле своей любимой Саши, рассказывая камню, как он ее любит. — Скоро я присоединюсь к тебе, моя единственная любовь, но даже там, на небесах я вряд ли смогу быть с тобой. А если мы вдруг перерождаемся, то я очень надеюсь, что в следующей жизни мы встретимся и я все же не буду таким глупым, встречу тебя и полюблю всем сердцем. В этот вечер сердце Конни Спрингера перестало биться. Он ушел тихо — просто уснул навечно. На его губах застыла умиротворенная улыбка, на щеке — мокрый след, а маленький портретик лежал на груди, прижатый к сердцу.

***

Город Трост, 2022 год. — Конни, ты опять опоздал, — закатила глаза девушка. — Почему на встречу зовешь меня ты, но первой прихожу всегда я? — Блин, Саш, прости, — парень виновато потер затылок. — Я хотел успеть, но там такие пробки. — Ладно, — девушка сменила гнев на милость и обняла своего друга в знак приветствия. — Кстати, о чем ты поговорить хотел? — В общем, мне один сон приснился. Странный до жути. В нем мы были в восьмисотых годах, воевали за Парадиз. И тебя убили. — Кошмар, ты явно перечитал учебников по истории, — вздрогнула девушка. — Да не, не читаю я их. В общем, суть в другом. Короче, меня прям осенило. Теперь я понимаю, что если не скажу сейчас, то может быть уже поздно. — М? — Саш, я тебя люблю… — Конни на миг замолк, прислушиваясь к своему сердцебиению. — Давай встречаться.