672 Adorèe

Вспышки камер для Адриана обыденность — он живёт под ними почти всю сознательную жизнь. По крайней мере ту её часть, которую не проводит в четырёх стенах своей комнаты. Тем забавнее слышать от отца упрёки в том, что он «кидается из крайности в крайность». «Старик, ты сам сделал мою жизнь такой, нечего теперь жаловаться», — думает Адриан, однако говорит ему в лицо другое. — Мы встречаемся, — комментирует он реплику отца насчёт «того оборванца с гитарой», — нравится тебе или нет. Я не прошу тебя принимать его, но прошу уважать мой выбор. Разумеется, Габриэль злился. Разумеется, говорил, что это всё «дурное влияние», что «не позволит» и что «он скоро перерастёт эти глупости», на что Адриан напомнил, что ему двадцать один и вообще он съезжает. Возможно, именно поэтому Габриэль чуть смягчился в своих выражениях, но насчёт переезда Адриан так и не передумал. Давно пора было. — Ты привыкнешь, — шепчет Адриан на ухо Луке, продолжая чуть менять позы для фото. Плечи бойфренда излишне напряжены, и Адриан опускает на одно из них руку. Отвечает на вопросы журналистов сам, а затем, извинившись, уводит Луку подальше от посторонних глаз. — Не представляю, как ты всё это выдерживаешь, — выдыхает тот, прислонившись к двери гримёрной. — Я и сам не представляю. Но ты сейчас со мной, и мне легче. Лука тянется за поцелуем, и Адриану приходится отстраниться. Если они начнут, то одним поцелуем дело не закончится, а этот показ очень важен. После двух месяцев скандалов отец, похоже, наконец-то понял всю серьёзность намерений сына и решил дать «оборванцу с гитарой» шанс. Пусть пока это всего лишь участие в показе новой коллекции, но для Адриана такой жест — хороший знак. Работа для Габриэля Агреста всегда была важнее сына. Раз он позволил Луке прикоснуться к чему-то настолько личному, значит, и впрямь сделал шаг навстречу. Адриан рад, правда. — Переодевайся лучше, — смеётся он, толкая Луку к приготовленным для него костюмам, — мне ещё нужно поколдовать над твоим лицом. — О нет, неужели я недостаточно привлекателен для Агрестов? — шутливо прикладывает тот руку ко лбу. — Ты очень привлекательный, но нам нужно порадовать фотографов. Больше публикаций — больше пиара коллекции, больше пиара коллекции — довольнее отец, а довольный отец, возможно, не будет так сильно ворчать, когда я скажу ему о нашем скором путешествии в Италию. — Надо же, какая схема. Ты не суперзлодей, часом? Адриан вскидывает бровь, и Лука выставляет перед собой руки в примирение. Лучше других ведь знает, что нет. Даже не супергерой, хотя когда-то ему очень хотелось. Фантазии об этом, как и о сердце небезызвестной в Париже супергероини, остались в классах коллежа нацарапанными в самом уголке парты инициалами. Потом в его жизни появился Лука, и, признаться, порой Адриан действительно чувствовал себя супергероем в попытках улизнуть из дома на свидание. Он бы отлично смотрелся в спандексе. Со своим костюмом Адриан справляется на раз-два и даже успевает сделать себе лёгкий мейк в ожидании Луки — немного подкрашивает ресницы и подчёркивает скульптором черты лица. Те, хоть и заострились, менялись медленнее, чем ему того хотелось бы. Лука хотя бы выглядит на свой возраст, а Адриану до сих пор не продают алкоголь. Даже прекрасно зная, кто он такой, сколько ему лет и что он думает об обновлённом интерьере в «Гранд Париже» благодаря бесчисленным интервью. — Чёрт, поможешь с галстуком? Адриан смотрит на него через зеркало и едва не роняет кисть. Может, Габриэль — хреновый отец, но модельер он что надо. Костюм Луки идеален. Классический чёрный, он облегает его везде где нужно и чуточку там, где не. Тонкая бирюзовая отстрочка на манжетах и лацканах подобрана в цвет глаз, такой же жилет с чёрными боками выделяет без того узкую талию. Белую рубашку Лука не застегнул до конца — с непривычки или умышленно — только так он выглядит ещё лучше, чем Адриан вообще мог себе представить. Едва переставляя ноги, он делает два тяжёлых шага к своему безумно горячему парню и, оказавшись перед ним, забывает, зачем вообще его звали. — Адриан. — Да? — Галстук. — Ох, точно. Адриан не помнит, как делает это. Руки вяжут позёрский «Элдридж» сами собой — всё это время он не может отвести от Луки глаз. Наверное, сегодня Адриан вообще впервые видит его в костюме, и, кажется, понимает, почему его бойфренд предпочитает что-то свободное и неброское. Если бы он носил что-то подобное каждый день, Адриан и впрямь бы стал суперзлодеем просто для того чтобы забрать его себе. — Я знаю этот взгляд, — улыбается Лука, — но ты сам говорил, что это очень важный показ. Как можно быть одновременно настолько сексуальным и таким до тошноты правильным? Адриан с ума с ним сойдёт раньше чем Леди Баг расправится уже с чёртовым Бражником. Вздохнув, он отстраняется и указывает рукой на стул перед зеркалом. Лука весь, по непредвзятому мнению Адриана, совершенный, но теперь, видя общую картину, у него появилась идея, чем дополнить образ. И начать нужно с волос. Со школьных времён они заметно отросли — Лука часто убирает длинную чёлку ободком, что Адриан находит очаровательным. Пусть стилисты успели поработать с ним ещё до показа, приведя обычно растрёпанные пряди в аккуратное каре с пробором на боку, им ещё есть куда расти. Габриэль нанимает на свои показы только лучших, но даже им не позволено прикасаться к лицу и волосам Адриана. Все считают это прихотью гения. Адриан предпочитает считать себя лучше лучших. Этого он и добивался своим воспитанием, не так ведь? Иссиня-чёрные волосы Адриан заправляет за ухо, открывая вид на новенький пирсинг. Фиксирует их лаком, чуть приглаживает каплей геля торчащие волоски на макушке и треплет рукой старания стилистов с другой стороны. Лука не должен быть образцовой моделью, потому что он не такой. Поэтому он зажат всё то время, что им приходится проводить перед камерами, поэтому прячет накрашенные чёрным ногти в карманах брюк, поэтому его улыбка такая фальшивая. Модель из них двоих — Адриан. Отец прав: Лука никто иной, как «оборванец с гитарой», и Адриан собирается сделать из него самого дорогого оборванца во всём хрéновом Париже. — Нравится? — спрашивает он, взбивая чёлку у корней пальцами. Лука кивает в отражении. — Да, так явно лучше. — Мы только начали, — с воодушевлённой похвалой улыбкой Адриан забирается к Луке на колени, и тому приходится придержать его у талии. — Ух ты. Мы так помнём эти дорогущие костюмы. — Не помнём и помолчи немного, я собираюсь тебя накрасить. Густым консилером Адриан прибирает пару точек вдоль линии челюсти, оставшихся после утреннего бритья, а затем берётся за подводку и тени. Прокрашивает межресничое пространство и слизистую, тушует кистью чёрный под глазами и чуть-чуть сбоку в попытке сделать взгляд более кошачьим. — И как я выгляжу? — спрашивает Лука, игриво склонив голову набок. Ещё лучше, чем Адриан вообще представлял. Странно, что он вообще спрашивает: в такой позе Лука должен… чувствовать. — Как звезда панк-рока, — пытается взять себя в руки Адриан. — Правда? — Лука выглядывает из-за его плеча и смотрится в зеркало. — Вау. Возьму тебя в тур своим визажистом. Нет, всё, хватит. К чёрту показ. Адриан тянет галстук, который сам же завязывал, и выдыхает прямо в губы: — Знал бы ты, как я хочу, чтобы ты взял меня сейчас. Безумно хочется зарыться пальцами в чужие волосы, но Адриан оставляет руки на плечах. Сейчас его укладка выглядит так, как должна. Было бы жаль её испортить. Наверное, это и называют профессиональной деформацией. Целоваться вот так нельзя дальше тоже — на столе за спиной косметики на несколько тысяч евро. Одна из помад уже оказалась на полу от того, как сильно Адриан притирается к Луке бёдрами. Рассердится ли отец, если попросить его сделать брюки в следующей коллекции более свободными? С трудом оторвавшись от желанных губ, Адриан всё же слезает с коленей под разочарованный вздох Луки. — Это правда важный показ, — оправдывается он больше для себя, подбирая упавшую помаду. Вроде бы цела. Идея приходит к нему сразу же. — Главное — не дёргайся, — просит Адриан, закончив прорисовывать себе помадой арку Купидона, — хочу оставить на твоей щеке красивый след. Они почти одного роста, однако Адриан всё равно привстаёт на носках по привычке. Аккуратный отпечаток вызывающе алеет на бледной, почти фарфоровой коже, и вот теперь это впрямь завершённый образ. — Судя по твоему взгляду, теперь я достаточно привлекателен для самого привередливого из Агрестов. — Пусть веселится сколько угодно, ведь он прав. Адриан не может перестать пялиться сколько бы ни пытался. — А что с твоей помадой? Сотрёшь? — Наверное. Не знаю. Я собирался, но теперь не уверен. — Хочешь, чтобы все знали, что это твоих губ дело? — Да. Правда обезоруживает. Пробивает даже Луку, привыкшего прятаться за обтекаемыми фразами и полушутками. Придерживая одной рукой у талии, второй он касается лица Адриана. — Позволишь? Тот кивает. Он вообще что угодно Луке может позволить, и это знание самую малость пугает. Большим пальцем Лука смазывает помаду, ломая идеальный контур. — Вот так, — шепчет он, жадно окидывая взглядом, — хочешь знать, что я вижу? Теперь Лука разворачивает Адриана лицом к зеркалу. Оттуда на него смотрит не примерный сын, не наследник великого кутюрье и даже не самая известная модель Парижа. Там, в зеркале, отражается всего лишь накрашенный парень в дорогих шмотках, единственное желание которого — быстрый перепих, сейчас же. Костюмы не спасти, и Адриану плевать. Он видит такой же пьяный взгляд Луки в отражении, и это стоит десятка сорванных показов. Крепкие ладони гладят бёдра, Адриан прогибается в спине, беспомощно хватая ртом воздух. — Месье Агрест? — стучатся в дверь, пока Лука дразнит Адриана сквозь тонкую ткань брюк. — Вы там? Ваш отец разыскивает вас. Передать ему что-нибудь? Разве только чтобы отвалил уже, но Адриан немного занят. Когда девушка-стажёр, судя по шагам, уходит, он разворачивается в руках и притягивает бойфренда за рубашку. Его понимают правильно. Лука подхватывает его на руки и относит подальше от стола с косметикой. Прижимает к двери, пока Адриан обвивает чужую талию ногами и стонет в сладкие от бесцветного бальзама губы. — Месье Агрест? — стучат с той стороны. — Месье Агрест, ваш отец просил передать, что показ начнётся через десять минут. Лука целует шею, мокро ведёт языком вдоль пульсирующей венки. Сжимает в руках обтянутую брюками задницу, а Адриан сжимает губы в попытке сдержать голос. — Мы точно всё помнём, — ухмыляется Лука, опуская своего парня на пол и разворачивая к себе спиной. Адриан упирается щекой в дверь, вздрагивая от прикосновения холодных пальцев к обнажённому задравшейся рубашкой торсу. Плевать. Это вообще не то, о чём сейчас Адриан в состоянии думать. Тем более не тогда, когда его начинают ласкать ниже. — Эти брюки чертовски узкие, не находишь? Мягкий шёпот Луки просачивается под кожу ядом, заставляя притираться к паху. Даже несмотря на то, что ассистенты отца подходят к двери ещё дважды, напоминая о показе. Не желай Адриан Луку так сильно — ему наверняка было бы безумно стыдно перед ними. Этот смущающийся самого слова «секс» Адриан остался в прошлом. Наверное, он и дальше рисует сердечки на полях тетради, расшифровывая для себя обведённое в них «Л» как «Леди» и безропотно соглашается со всем, что ему говорит отец. Новый Адриан хотел бы обнять его и пообещать, что так будет не всегда. Рассказать, что скоро он встретит человека, который полюбит его настоящего. Что не всё у них будет гладко сразу же, что им обоим придётся постараться, пережить несколько пустых и не очень скандалов и даже один раз расстаться на безумно долгий месяц. Что они помогут друг другу стать лучшей версией самих себя и это без шуток лучшее, что с Адрианом случится. По крайней мере с тем Адрианом, который сейчас так отчаянно сдерживает стоны. Может, он здорово продвинулся в раскрепощении, но у него всё ещё есть пределы. — Ч-что ты… — Хочу сделать своему любимому приятно, — улыбается Лука, опускаясь перед повернувшемуся к нему Адриану на колени. — Мы же не хотим испортить твой мэйк? Адриан прикипает ладонями к двери, не желая портить причёску Луки. Хоть что-то в нём осталось от профессии, и он ещё не решил, хорошо это или плохо. — Адриан. Надо же. Как неожиданно для Габриэля Агреста явиться к модели самому. Невовремя он решил поиграть в отца, впрочем. Пока Габриэль Агрест за дверью прочищает горло, Лука пропускает в своё член его сына. — Адриан, я знаю, что ты там. Ты должен быть за сценой через три минуты. Прямо сейчас Адриан должен не сойти с ума. Как тут не, когда Лука смыкает губы так сильно, а отец вот-вот услышит рвущиеся наружу стоны? — Возможно, ты злишься на меня, и имеешь на это полное право, однако ты дол… Нет. Я прошу. Ты лучше других знаешь, сколько для меня значит этот показ. Хотел бы Адриан сосредоточиться на откровениях, но куда ему. Лука отстраняется, спрашивает на грани слышимости: — Мне перестать? — Рискни, — шипит Адриан сквозь зубы и запрокидывает голову, вновь ощутив теплоту рта. — Адриан? — Мы будем, — находит он в себе силы ответить. Начинает толкаться бёдрами сам, чтобы достигнуть разрядки быстрее, — обещаю. — А. Ты там с… этим. — Его. Зовут. Лука. — Каждое слово сопровождается особенно сильным толчком, но на имени голос всё же срывается. — И я его люблю. — Пусть он обращается к отцу, но смотрит в глаза Луки. — Запомни уже это. Адриан не знает, сколько отец слышал и понял ли хоть что-то. Что он знает точно — у них осталось чертовски мало времени для того, чтобы привести себя в порядок. И ещё, что показ точно будут обсуждать минимум до конца года, пока они в это время будут потягивать «Гарибальди» на пляжах Италии.