Боевые патроны и старая игрушка

– What do you need? – You. (SHERLOCK, s02ep03)

N-шир, Англия, начало девяностых — А почему нам заплатят? — Потому что мы о них кое-что узнали. Про их плохие-преплохие дела. Мы никому не скажем, но взамен пусть дадут нам денежек. И пусть больше не занимаются такими вещами. — Дядя Чарли, так всё равно нельзя! Я не знаю, как сказать. Я думаю, нам так нельзя. — Пойми, малышка, даже если они и не плохие люди, что вряд ли, — молодой мужчина спрятал в футляр скопированную видеокассету и вертел в руках её оригинал, — то, что они сделали, мерзко. — Так надо полиции сказать, разве нет?! — Лотти, мы круче любой полиции, — Чарли взял племянницу за руку, — сами всё делаем как надо. — Куда мы идём? — В гости к Джиму. — Клёво! А Китти с нами можно? Я ей сшила ещё одно платье, вот, гляди! — Ты молодец! Конечно, мы возьмём Китти с собой. — А мама с нами пойдёт? Доктор отпустит маму, да? Хочу познакомить маму с Джимом. — Нет, солнышко, в другой раз, маме сейчас надо отдохнуть. Лондон, конец нулевых За окнами горели фонари. На диванчике справа от входной двери сидел темноволосый мужчина с карими глазами. Он слушал музыку в наушниках и ждал. Щёлкнул выключатель. Незваный гость радостно улыбнулся хозяйке квартиры. — Привет, Лотти! Она застыла на месте. — Прости, забыл, что ты теперь Китти. Она ответила через несколько минут, уже после того, как он отнёс на кухню пакеты с её покупками, запер входную дверь, забрал с диванчика свой телефон HTC с гарнитурой (из наушников ещё звучали Би-Джиз) и снова подошёл к ней. Ответила, когда её сознание смирилось с тем, что происходящее — не очередной кошмарный сон. — Джим?.. Лондон. Лето 2011 Молли Хупер подвернула край простыни, укрывавшей труп; мисс Райли, глядя на мёртвого Джеймса Мориарти, утверждала, что узнаёт Ричарда Брука. Андерсон зафиксировал результат, переглянувшись с Молли. Процедура опознания прошла спокойно и быстро. Молли наблюдала за журналисткой, не находя в себе ни ненависти, ни злорадства. Казалось, мисс Райли переполняют печаль и отчаяние. Но было в поведении, в манерах девушки и то, чего Молли не могла понять, нечто такое, на что Молли вряд ли смогла бы указать другому человеку. То, что наводило на странные мысли и вызывало подобие подозрения, то, что, как казалось, придавало скрытый смысл бледности Китти, тёмным кругам под её покрасневшими глазами, отсутствию макияжа, монотонному спокойствию голоса. Молли помнила, как Китти способствовала травле Шерлока. Молли не могла не думать о том, что Китти была близка с Джимом. Но прежде всего интуиция эксперта велела ей не упускать журналистку из виду, ведь девушка участвовала в акциях Джима и стала частью его планов, в которых, как известно самой Молли, нет случайных людей и предметов. Знает ли Китти что-нибудь о его родных? У Ричарда никого не было, кроме меня, ответила она и спросила, когда можно будет забрать тело для похорон. Андерсон объяснял, а Молли смотрела на них и понимала, что тоже могла бы верить в то, что Брук и Мориарти — два разных человека. Андерсон вышел вслед за журналисткой, и мисс Хупер снова накрыла полотном лицо Джима. Но перед тем её пальцы коснулись его бровей, кончика носа, губ, шеи. Его грудь и плечи как из камня. Я не хочу забывать. Руки давно остыли, как и всё тело, и тепло не вернётся. Я не желаю вспоминать. В сердце Молли не было ни злорадства, ни ненависти, — было искреннее сочувствие. И далёкий отблеск невесомой, еле уловимой, беззлобной и грустной ревности. Уже ненужной, бесплотной ревности, так как та Молли, которая могла бы злиться и ревновать из-за Джима, давно исчезла. Осталась настоящая Молли — осталась с Шерлоком. Определённо что-то не так с мисс Райли, размышляла мисс Хупер по дороге домой. Китти была на допросах, но против неё не выдвинули никаких обвинений, так как не удалось доказать наличие сговора. Нечем подтвердить, что она в курсе дел Мориарти, что она хоть о чём-нибудь знала, — например, о том, что имя Ричард Брук липовое. Ей даже подписку о невыезде не присудили, вот как. Молли воспользовалась своим допуском и кое-какими знакомствами. В течение нескольких вечеров после опознания тела Джима шёл методичный поиск. Выяснилось, что мисс Райли не имеет судимостей (в том числе погашенных), не становилась ни подозреваемой, ни потерпевшей, ни свидетелем, не была под следствием, никогда не оказывалась под арестом или под подпиской о невыезде. Молли продолжила поиски по части биографии — и личных, очень личных сведений… И результат стоил потраченного времени. Означенная персона выросла в приёмной семье, в которую её привела пережитая в детстве трагедия. Молли не верила собственным глазам: жизнь Китти Райли, журналистки The Sun, связана с нераскрытым убийством семнадцатилетней давности. Будет о чём рассказать Шерлоку. Зеркальная поверхность скорбной стелы отражала сентябрьское солнце и тяжёлую винно-красную розу в руках одинокой посетительницы. Китти оставила цветок прямо на памятнике. Снова и снова она перечитывала высеченную на чёрном мраморе надпись. Два слова — четырнадцать сводящих с ума букв. Китти дотронулась до мрамора: казалось, прохладные грани разглаживаются и плита вот-вот начнёт оплывать, таять под человеческими ладонями. Первая буква — последняя буква... Замыкание. Покачав головой, девушка прошептала: — В этом и моя вина тоже, но зачем было отталкивать?! Меня не следовало игнорировать, мистер Холмс. При другом раскладе не знаю, как бы я поступила, но теперь всё завершено. И больше не будет… Она поправила свой шёлковый шарф таким движением, словно стало трудно дышать. — Я так и не заставила вас выслушать меня. А теперь — если вы и услышите — слишком поздно. Память о событиях, как недавних, так и отдалённых, во времени, была обжигающе-свежа; Китти ощутила усиление головокружения и головной боли. Нахлынуло желание убежать, спрятаться; она поймала себя на том, что оглядывается в поисках свежевырытой могилы, чтобы укрыться именно там. А затем всё потемнело и зашумело, словно на неё напал рой чёрно-бело-серых мошек. Опять эта журналистка! Джон мысленно выругался. Сюда-то она зачем притащилась?! В тот день Джон собрался в очередной раз навестить могилу друга. Заметив женщину в серых джинсах и льняном жакете, издали принял её за Молли. Как только он понял, что ошибся, сразу же решил развернуться и уйти: наверняка станет расспрашивать, выпытывать, стряпать новые статейки. Джон хотел убраться, пока мисс Райли не обернулась, но почему-то медлил, остановившись в паре сотен ярдов от неё. Он разглядывал Китти; и всё, что она делала, удивляло его. Он и сам не заметил, как зашагал к могиле Шерлока. Он сошёл с дорожки на траву, когда с плеча Китти свалилась сумка, и понял, что сама мисс Райли вот-вот упадёт. Её кто-то звал, и голос показался знакомым; кто-то поддерживал её. Тепло рук и осторожность прикосновения напомнили о дяде Чарли — впрочем, о брате своей матери она теперь вспоминала намного чаще, чем раньше. Это доктор Уотсон, друг Холмса, вспомнила Китти. Она вглядывалась в его лицо, пока муть перед глазами обретала формы и оттенки. Джон усадил девушку прямо на траву. Он задал несколько вопросов о её состоянии и начал было набирать номер экстренной службы, но Китти заверила его, что чувствует себя нормально, и попыталась подняться. Джон не успел и парой фраз переброситься с мисс Райли, как она поблагодарила его за заботу, попрощалась и ушла, не оборачиваясь. Уотсон пожал плечами и подошёл к памятнику. Хм, цветок притащила. Роза оказалась увесистой и приятно-свежей, и едва он взял цветок, как тут же раздумал класть его на землю. Лепестки дышали ароматом, и Джон вдруг подумал, что в цветке есть что-то от мисс Райли, а в ней — от этого цветка, — и о том, что его друг не забыт. Продолжая зачем-то вертеть розу в руках, Джон не мог не уронить её, когда шипы укололи ладонь. Он тут же поднял цветок и вернул на памятник. Джон понимал, что, несмотря на неприязнь, не перестаёт думать о девушке, которая принесла эту розу. Вспомнив, как упала её сумка, он принялся осматривать траву: возможно, мисс Райли что-нибудь выронила, тогда он вернёт найденную вещь владелице. Но на земле ничего не было. Джон не смог бы логически объяснить, почему он вдруг стал уверен в том, что появление Китти Райли на этом кладбище имеет особое значение; но ведь эта девушка связана с последними неделями жизни Шерлока, как и с деятельностью Мориарти. Удаляясь по тропинке от могилы сыщика, Джон осознавал, что хотел бы поговорить с Китти, — в том числе и потому, что ей определённо есть что сказать. И ни к чему искать на кладбищенском дёрне материальный повод для беседы; человеку было плохо, и Джон, как врач, собирается удостовериться, что мисс Райли хорошо себя чувствует, а там и беседа сможет развернуться. Он решил дожидаться возле её дома; а где живёт журналистка «The Sun», которая приютила Ричарда Брука, Джон Уотсон запомнил на всю жизнь. Вопреки опасениям Джона, мисс Райли была как будто рада видеть его. Правда, ждать пришлось дольше, чем планировалось; за время ожидания он успел обдумать все обыденные проблемы, и скоро сознание и память доктора Уотсона обратились к разным событиям и образам. Возвращался он как к армейским воспоминаниям, так и к приключениям в эпоху жизни на Бейкер-стрит. Вспомнилась недавняя беседа с Молли Хупер, когда Джон узнал кое-что о патронах пистолета, из которого застрелился Мориарти. Магазин «Беретты» был заполнен холостыми патронами, среди которых было лишь два боевых; один остался внутри, другой был выпущен в голову на крыше госпиталя. Гильзу удалось найти, и Молли рассказывала о том, что ни на одном из патронов, как и на гильзе, не обнаружено отпечатков пальцев. Если Мориарти сам заряжал, то зачем было стирать отпечатки? Если же не сам — кто и зачем трогал его ствол?! От Молли его мысли обратились к Грегу Лестрейду, потом к миссис Хадсон, наконец, к Шерлоку; Джон вспомнил о Саре — и снова подумал о Шерлоке. Вот. Шерлок. И журналистка тоже связывает его, Джон Уотсона, с его лучшим другом — и с тайной его гибели. Джон заметил, что его мысли о Китти Райли перетекают в воспоминания о Шерлоке, а думая о друге, он держит в сознании и эту девушку. Чем дольше он ждал у её дома в тот вечер, тем сильнее желал разговора с ней. Поговорить, чтобы… Не успел Джон определиться с тем, зачем ему в действительности нужна беседа с мисс Райли, как заметил её вдали в свете фонарей, витрин, вывесок и фар. Она была увлечена телефонным разговором, который завершила почти у самой двери. Китти видела Уотсона, но, не узнав, не обратила на него внимания. Джон окликнул её, когда она доставала из сумки ключи. Китти обернулась. — Как вы себя чувствуете? — Нормально, спасибо. — Мисс Райли, — Джон разглядывал её лицо несколько секунд, пытаясь предугадать реакцию, — сегодня, когда вы... мы там встретились… — И вы, конечно, были не в восторге от моего присутствия там? — перебила она. — Так вот, — продолжал Джон, пропустив мимо ушей провокационную фразу. — Я уверен, что… Он не был уверен, но старался не показывать этого. — Я уверен, что вас что-то тревожит и даже, возможно, мучает. То, что вы хотели бы, но теперь не сможете обсудить с Шерлоком Холмсом. То, о чём можно поговорить со мной. Лицо собеседницы на миг исказила гримаса. Китти пожала плечами и ответила, глядя на связку ключей в руке: — Помнится, я была омерзительна мистеру Холмсу. — В вас нет и не было ничего омерзительного, мисс Райли, — подумав, произнёс Джон. Она быстро взглянула на него, не скрывая изумления. Джон кивнул, поймав взгляд Китти. Взять, значит, и рассказать. Поведать доктору Уотсону — может быть, оно и к лучшему. Она не смогла бы объяснить, почему готова открыть и доверить ему то, о чём не успел узнать сыщик. Но вот в чём фокус: Уотсон прав. Её и в самом деле мучает нерассказанное. Её терзает пережитое и совершённое. Сил нести это в одиночку у Китти почти не осталось. Они заняли столик у окна в пиццерии. Неторопливый и безыскусный рассказ Китти завладел вниманием и воображением Джона. Ни музыка, ни разговоры и смех других посетителей не отвлекали и не мешали. Жила-была в провинциальном городке девочка по имени Шарлотта. Её родители вели асоциальный образ жизни и расстались, когда она была совсем маленькой; отца она не помнила. В детстве главным взрослым для Лотти стал мамин старший брат по имени Чарльз. Дядя Чарли заботился о племяннице и сестре. — Он очень хотел, чтобы мама избавилась от наркотической зависимости, — говорила Китти. — Он был так привязан к нам, и все хлопоты о нас много для него значили. Чарльз работал помощником детектива в агентстве, но эта деятельность была фасадом, внешней стороной его жизни. Шарлотте исполнилось пять, когда главным источником дохода, позволявшего Чарльзу растить болезненного ребёнка и оплачивать лечение сестры в приличной клинике, стал шантаж. — Чарли находил компрометирующую информацию и заставлял людей раскошеливаться. Большую часть того времени, которое я успела провести рядом с ним, мой дядя занимался именно этим. Все его расследования состояли из «раскопок» в чужих «шкафах»… — И выбивания денег откопанными «скелетами»? — Вот именно. Не думаю, что хорошо понимала его тогда; но у меня есть основания полагать, что он собирался сменить род занятий, как и место проживания. Если бы мы успели уехать… Посетители усаживались, ели, запивали, болтали, уходили, сменяя друг друга. Джон слушал, время от времени задавая вопросы и подавая реплики. Китти продолжала рассказывать. Когда Лотти было семь лет, она впервые увидела Джима Мориарти. — Обстоятельства знакомства моего дяди с этим человеком мне неизвестны, как и суть их сотрудничества, и особенности взаимоотношений; вернее, я не обладаю большим объёмом надёжных сведений... Даже не могу точно сказать, сколько лет они были знакомы. Единственный человек, кого я успела расспросить об этом, — сам Джим, то есть источник весьма ненадёжный. Китти припомнила, что Джим не мог жить без тайн и секретов: вечно ему надо было что-то таить от других, и для него жизнь имела смысл лишь тогда, когда он что-то скрывал, утаивал, мистифицировал. — И манипулировал, — добавил Джон. Китти кивнула, закрыв глаза. И Джон узнал, что Чарльз иногда брал племянницу с собой, когда шёл по делам к Мориарти. А девочка не расставалась с любимой игрушкой. — Это была Hello Kitty, рождественский подарок от мамы и дяди Чарли. Японская мягкая игрушка, белый котёнок в платье, с бантиком на ухе, с чёрными глазками, с жёлтым носом. Мама сшила для неё несколько нарядов, Лотти тоже мастерила одежду и всякие вещи для этой кошечки-куклы. Джон слушал о старой игрушке, понимая, что повествование приближается к кульминации. Ему вспомнился американский фильм десятилетней давности, где тоже была девочка с мягкой игрушкой. Девочка, пережившая страшное горе. Его немного раздражало имя Лотти и то, как журналистка сбивается с первого лица на третье, но его внимание не терялось и не ослабевало. Джон слушал; Китти прожевала ещё один кусочек пиццы и продолжила: — Игрушечная Китти всюду следовала за своей маленькой хозяйкой. Она была рядом и в тот день, когда Шарлотта лишилась своего дяди. Журналистка наклонилась над опустевшим столиком, приблизившись к Джону. — Китти и Шарлотта видели, как Джеймс Мориарти убивал дядю Чарли. Уотсон коснулся её пальцев, и мисс Райли вздрогнула. Её глаза встретили его спокойный, добрый взгляд. Со временем Шарлотта заметила, что они с дядей всё реже видятся с Джимом. Однажды она узнала, что Чарльз собирается встретиться с ним, но её с собой не возьмёт. Ей уже исполнилось девять. Девочка проследила за своим дядей до недостроенного здания и видела, что Джим ждал его во внутреннем дворике. Она подглядывала из-за груды строительного мусора и не расслышала, о чём они говорили. Встреча казалась мирной, приятельской, как вдруг… — Как вдруг Джим взял и выхватил пистолет. Вначале стрелял по дяде Чарли холостыми, с близкого расстояния, выпустил почти всю обойму. А два последних выстрела были сделаны боевыми патронами. В живот и в голову. — Авиценна предупреждал, — заметил Джон, — что детей надо беречь от сильного страха и глубокой скорби. — Мои приёмные родители очень помогли мне, я всегда буду им благодарна. — С мамой вы не остались? Китти объяснила, что после смерти Чарльза платить за пребывание в клинике стало невозможно; её матери пришлось покинуть медицинское учреждение. Жилья они лишились по ряду причин. Через некоторое время мама отвела дочку к знакомой и уехала. Перед отъездом сказала, что нашла неплохую работу и вернётся через несколько дней. — Через пару месяцев та женщина отвела Шарлотту в детский приют. На следующий год меня удочерили супруги Райли. Почему мама за мной не вернулась, я до сих пор не знаю. Джон покачал головой. Как выразить сочувствие, соболезнование? Словами не поможешь. Надо продолжать слушать. — Шарлотты не стало, зато возникла Кэтрин. Другая семья, другое имя, новая жизнь в чужом поначалу городе, даже выговор иной, — я и от прежнего произношения избавилась; разве только профессор Хиггинс вычислил бы моё родное графство. Только в подпись под журналистскими работами — название любимой игрушки в память о маме и дяде. Я полагала, что рассталась с Шарлоттой навсегда, но, когда спустя годы передо мной возник Джим, поняла, что так и осталась маленькой девочкой. Той самой девочкой. — Как он вышел на вас? — Он не удосужился объяснить, а мне в общем-то неважно. Вернулась я как-то раз поздно вечером с работы, включила свет в прихожей, а Джим возьми и поприветствуй меня с дивана, где потом сидели вы с мистером Холмсом. Ностальгическая беседа всю ночь... И фантасмагорическое переживание того, что он уверен в моей неосведомлённости. — Китти, удалось ли вам узнать, за что Мориарти убил Чарльза? — Нет. Ни крупицы правды. Я пыталась развязать язык Джиму, но он валил всё на людей, которых шантажировал Чарли, а таковых было много. Выйдя из пиццерии, они зашагали по улице — не просто не спеша, но нарочито медленно, останавливаясь у витрин. Китти говорила о возникновении Ричарда Брука, о том, как реанимированный ужас парализовал её волю, как она ощущала себя марионеткой. Джон слушал, вспоминая бассейн, бомбу и красные огоньки лазерных прицелов. — Вам приходилось участвовать в планах негодяя в течение некоторого времени; но это не означает, что вы такая же, каким был он. Китти остановилась, пристально глядя на Уотсона. Она побледнела, её губы задрожали. — Бартс, доктор Уотсон, — хрипло прошептала она. — Госпиталь. День смерти мистера Холмса… Джон отвернулся, сжав кулаки, но Китти не замолчала: — Для меня тот день начался рано. Для меня — для девочки Шарлотты, потерявшей дядю и маму, — он будет продолжаться всю мою жизнь. Она пила кофе и смотрела, как Мориарти завтракал. Он о чём-то говорил, она отвечала. Видела, как он заряжал свой Beretta 92FS. Китти не знала, куда собрался Джим, но решила, что ему надо с кем-то встретиться. А Джим ненадолго вышел, оставив пистолет в поле зрения Китти. — Я заметила, что у него две коробки патронов, в одной оказались боевые, в другой холостые. Я тут же вытащила магазин — и пистолет был заряжен именно холостыми. То, что меня терзало, снова возникло передо мной… Джон затаил дыхание. — Я успела подменить пару патронов боевыми. Джим ничего не заметил. Уотсон тут же вспомнил, как Молли рассказывала о патронах без отпечатков. Помолчав, он спросил: — Вы не подумали о том гипотетическом человеке, в которого — подчёркиваю, гипотетически, — собирался стрелять Мориарти? О человеке, который станет мишенью для стрельбы боевыми вместо холостых?! — Нет. Разумеется, нет. Только о том, чтобы разрушить планы Джима, в чём бы они ни заключались. О том, что потрясающая предусмотрительность всё же изменила ему, — и о том, что безнаказанность тоже не бывает вечной. Они приближались к дому, где жила Китти. — Джим говорил, что заставит Шерлока ответить за пренебрежение по отношению ко мне. А я — я не могу сказать, что почти сразу решила искать случая отомстить, выбирала способы и момент... Но эта «Беретта», эти патроны! Холостые патроны. Как тогда! Да, нельзя сбрасывать со счетов и чувство вины, — я ведь могла дать показания, но не сделала этого. Страх, Джон, страх, переходящий в ужас. Просто становишься инструментом. Китти осознавала, что однажды может снова встретиться с убийцей дяди (мир тесен), тем не менее его новое вторжение в её жизнь застало девушку врасплох. Джим сказал, что решил её навестить, оказавшись по делам в Лондоне, а затем попросил о помощи в делах. Ричард Брук, разумеется, фальшивка, выдумка и часть огромных планов. Когда Китти говорила с Холмсом в суде, то на самом деле хотела помочь (и устала бояться, и запуталась, и не желала помогать Мориарти), но тогда они с сыщиком друг друга не поняли. — Теперь мне спокойнее; никто из них мне не снится — ни Джим, ни дядя Чарли. Джон, легче вспоминать о совершённом убийстве, чем о том, как гибель самого дорогого человека выжгла тебе сердце. — Так и есть, — кивнул Уотсон. Китти ощущала понимание и сопереживание собеседника, как и предчувствие возвращения душевного покоя; Джон смотрел, как блестят её глаза, и ему вспомнился собственный выстрел, прервавший существование таксиста-убийцы. — Так была поставлена точка... Но теперь мне кажется, что и это было спланировано и подготовлено самим Джимом. — Если он смотрел на всех как на игрушки и инструменты, то игры и манипуляции привели к закономерному итогу, — ответил Джон, коснувшись губ указательным пальцем. Прощаясь, они договорились встретиться через несколько дней. По пути домой Джон Уотсон сам себе не верил: чтобы ему хотелось продолжить общение с мисс Райли, ничего себе! Но новая встреча была нужна ему, как и Китти. В такси он раздумывал о том, что для ребёнка увидеть убийство дорогого, близкого человека — настоящая катастрофа, крушение мира; в какой-то момент мысли Джона переключились с горя Китти на его собственное горе, — и впервые он отчётливо, остро осознал, что сам так и не простился с останками Шерлока. Китти видела тело, сказал себе Джон, она точно знала, что Чарли мёртв. Уотсон думал о закрытом гробе, о зеркальной поверхности памятника и винно-красной розе. О том, что не уверен, вовсе не уверен в том, видел ли своего друга мёртвым на асфальте у госпиталя. Расплатившись с таксистом, доктор Уотсон направился к своему дому и у входной двери вдруг остановился и рассмеялся. Сегодня он должен был посетить психолога. Джон не просто напрочь забыл о крайне важном визите, он чувствовал себя так, будто может вовсе обойтись без этих сеансов. Ну, если не сейчас, то в ближайшем будущем — совершенно точно.