Он не поймет

Так тепло и сладко ощущать под боком тепло любимого брата, особенно, когда в комнате так холодно из-за открытой форточки, а под одеялом горячо и даже жарко. И он так тесно прижимается, обнимая рукой за талию и неосознанно потираясь бедрами. Господи, да он даже не знает, какие грязные мысли вызывает у своего близнеца, когда вот так, невзначай, опаляет сбившимся дыханием его шею во сне или, в попытке согреться, вклинивает колено в его пах. И Хичиго ничего не остается, кроме как сглатывать вязкую слюну, чувствуя, как ощутимо дергается кадык. Это давно перешло в зависимость, и сколько бы Хичиго не пытался отдалиться от близнеца, переключаясь на других девушек и прожигая свою жизнь алкоголем, он понимал, что никто не сможет заменить ему Ичиго. Такого горячего, гибкого, влажного, с капельками пота и выступающими ключицами; мотающего головой по сбившейся подушке и стыдливо закусывающего губу, пытаясь сдержать рвущиеся наружу хриплые стоны. Сколько раз он мечтал об этом, представлял, видел в постыдных эротических снах, но ничего не мог с собой поделать. Он знал, что то о чем он думает каждую ночь, гадко и омерзительно, но разве можно устоять перед этим пылким и жарким рыжим мальчишкой? Хичиго, до этого лежавший на боку и обнимающий спящего брата за плечо, перевернулся на спину, что бы хоть как то отдалиться и снова подавить жгучее ноющее возбуждение. С каждым разом оно все усиливалось, и как бы альбинос не пытался погасить его, все выливалось только в ломящую боль в запястьях из-за частого посещения душа не по назначению. Сегодня, кажется, опять все по новой. Придется вылезать из нагретого общим теплом одеяла и идти в ванную, что бы потом можно было спокойно смотреть в глаза брату. Хорошо, что он разучился краснеть еще в детстве. - Хичи, куда ты? – неожиданно сопит младший, совершенно не спящий близнец, хватая уже вставшего с кровати брата и укладывая обратно в постель. Альбинос шипит, матерится про себя и просит небесную силу, или что там еще есть, что бы брат сейчас не заметил, как сильно он возбужден. Ичиго не поймет. Не сможет понять. Для него одна мысль о том, что его близнец любит его совсем не по-братски, равносильна предательству. Он бы никогда не простил, если бы Хичиго позволил себе что-то большее, нежели простые объятия и сон в одной постели. А для него это нестерпимо мало, потому что хочется этого наглого, провоцирующего рыжего наглеца до дрожи в пальцах и ломоты в запястьях, и альбинос не знает, сколько еще сможет играть роль обычного брата, когда воображение каждую ночь подсовывает ему такие жаркие и влажные картины стонущего братца. - Я здесь, Ичи, спи, сейчас только семь утра, - пытаясь унять собственный голос, хрипло произносит близнец и, шумно выдыхая, устраивается как можно дальше от Ичиго. Он не хочет, что бы Рыжик узнал о его тайне, но тот, будто специально, придвигается ближе и, обнимая поперек груди, утыкается носом куда-то в плечо. Нет, это не выносимо, потому что больше нет сил терпеть эту близость, и Хичиго, наплевав на все, поворачивается к брату лицом и смотрит ему в глаза, долго и пристально, будто пытаясь найти там согласие. Не находит, мысленно прощается с Ичиго, зная что тот оттолкнет его, едва ли он совершит задуманное, и слегка надавив брату на подбородок пальцами, приоткрывает рот и приникает к его губам, еще сильнее раскрывая их влажным языком. Внутри все переворачивается, но Хичиго только ближе подвигается к нему, неосознанно трется пахом о бедро и с жадностью целует его. Припухшие губы мальчишки раскрываются, и альбинос сквозь дымку чувствует, как он осторожно сплетается с ним языком. Таким мягким, влажным и мокрым, что от этого… Хичиго просыпается, будто от толчка, и с ужасом осознает, что лежит сейчас один в постели, с противно-липким пятном на пижамных штанах. В комнате холодно из-за открытой настежь форточки, и даже теплое на вид одеяло не помогает согреться. В паре метров от него спит Ичиго, мерно посапывая в своей кровати, и Хичиго снова осознает простую истину. Он не поймет.