.
27 марта 2022 г. в 17:56
Джэха в этой жизни, кажется, вылавливал из воды всё, что из неё вообще возможно выловить.
Кроме Белых драконов, пожалуй.
Мокрый насквозь Киджа полулежит на пожухлой траве, опираясь на локти, откашливается и сплёвывает воду. Джэха сидит рядом и пытается отжать волосы. Те липнут к шее, заставляя поёжиться. Лента, видимо, обо что-то зацепилась в воде, её сорвало и унесло течением. Благо, у Джэха есть запасная. С неубранными волосами было бы потом неудобно сражаться.
— Ну что, как водичка, Хакурю? — хмыкает Джэха.
Только Кидже, кажется, не до того сейчас, чтобы оценить шутку. Холодная вода Белому дракону на пользу явно не пошла. Он дрожит всем телом, и влажная кожа кажется даже ещё более бледной и тонкой, чем обычно. Словно ещё немного — и порвётся от любого неосторожного прикосновения, как бумага.
— Ты почему не сказал, что плавать не умеешь? — спрашивает Джэха.
— Так я же н-не знал, что ты меня з-за собой потащишь! — губы Хакурю нещадно дрожат, и их нежно-голубоватый оттенок почти что подходит к его глазам.
Джэха чуть заметно вздыхает и передёргивает плечами от порыва ветра. Начиналось это всё, вообще-то, довольно прозаично. Юн послал их к реке за водой для того, чтобы приготовить лекарства для заболевшей принцессы Йоны. Джэха набрал полный кувшин и в привычной для себя манере (пользоваться правом старшего и периодически откровенно издеваться над остальными в группе — бесценно) тут же исподтишка вылил немного на голову замечтавшемуся Кидже.
Что он там сказал при этом?.. Ах да. «Столь прелестным цветочкам полагается как следует расти». Вообще-то довольно глупая шутка, мог бы придумать и что-нибудь поостроумнее. Теряет хватку, похоже.
«Цветочек» от полившихся на макушку ледяных капель передёрнулся едва ли не больше, чем от всех сороконожек и пауков вместе взятых. И, похоже, розыгрыша совершенно не оценил. Состроил максимально невозмутимое лицо, очень нехорошо (слишком уж по-доброму) улыбнулся — и спустя мгновение Джэха уже был закинут на плечо драконьей рукой. А спустя ещё два — отправлен в свободное плавание по реке.
Правда, в плане своей мести юный Хакурю явно не учёл то, что Джэха окажется по-змеиному изворотлив, схватит его за рукав одежды и потащит за собой. И эта самая месть в итоге не удалась, обернувшись акцией спасения утопающих — потому что, боги, да почему даже Шиньа, выросший в пещерах, плавать умеет, а это дитя нет?
— А вообще… п-прости, — говорит Киджа с искренним, кажется, раскаянием — настолько, насколько это вообще возможно с дрожащим голосом. — Я вечно д-доставляю проблемы. Твоя шутка б-была очень глупой, но мне не стоило бросать т-тебя в реку. Ещё и к-кувшин утопили…
Джэха решает промолчать. Вообще-то, он сам начал и сам нарвался — и, по-хорошему, ему тоже стоило бы извиниться… но не сейчас, пожалуй. И опровергать слова про проблемы он пока тоже не собирается. В принципе весь выводок драконов, да ещё вдобавок принцесса Йона с её Громовым Зверем — одна сплошная проблема. Киджа с его катастрофической неприспособленностью к жизни лишь малая её часть. Джэха иногда чувствует себя так, будто вышел на прогулку с детским садом.
Он встаёт сам и протягивает Кидже руку. Пальцы у Хакурю ледяные. Поднявшись на ноги, он нахохливается взъерошенным мокрым воробьём и обнимает себя за плечи, комкая ткань. А потом чихает. Тихо и коротко, как-то по кошачьи. И почти трогательно трёт нос тыльной стороной ладони. Человеческой, разумеется.
— Идём, — говорит Джэха, подталкивая его в спину.
Вообще-то, ему тоже весьма зябко — поздняя осень теплом не отличается, а мокрая одежда неприятно липнет к телу и до дрожи холодит кожу. Но на Киджу, с которого ручьями льётся вода, и вовсе смотреть жалко: Джэха отмечает, как напряжена его нижняя челюсть — как будто изо всех сил сдерживается, чтобы не начать выстукивать зубами дробь.
Юный Белый дракон, конечно, как выяснилось, тоже немало отхватил в этой жизни, но мёрзнуть он точно не привык.
— Эй. — Джэха осторожно протягивает руку и похлопывает его по дрожащему плечу. — Сейчас дойдём до лагеря, согреемся.
Киджа из-под его касания резко уходит в сторону и горбится, будто пытаясь сжаться как можно сильнее. Джэха незаметно прячет ладони в рукавах и скрещивает руки на груди.
До самого лагеря они идут молча. Встречает их одиноко сидящий у костра Юн. Увидев мокрых насквозь Джэха и Киджу, он сначала изумлённо, почти испуганно распахивает глаза, а потом хмурится. С таким выражением лица, что Джэха почти смешно: истинная мамочка их небольшой группы. Даром, что самый младший.
— Снимай это всё, — говорит Юн, пристально глядя на нахохлившегося Киджу. — Быстро.
— К-как это снимай?! — Глаза у того распахиваются с выражением практически ужаса — это было бы даже забавно, если б он не трясся как лист на ветру. — Х-холодно же!
— Мы тебя в одеяло закутаем. А если будешь сидеть в мокром, точно заболеешь, — ворчит Юн. — Угадай, кому потом придётся тебя лечить?
Джэха крайне сосредоточенно пытается выжать подол одежды — до тех пор, пока праведный гнев Юна не обрушивается и на него:
— Тебя это тоже касается, между прочим.
— А? — в притворном изумлении протягивает Джэха. — Хочешь и меня раздеть? Вот уж на кого бы точно не подумал, так это на тебя.
— Мокрую. Одежду. Снимай, — невозмутимо отчеканивает Юн. — Мне хватает принцессы Йоны с её простудой.
Джэха примирительно вскидывает ладони. Но, прежде чем разобраться с собственной одеждой, сначала помогает Кидже — у того и так вечно проблемы с застёжками из-за когтей на драконьей руке, а уж теперь, с трясущимися мокрыми пальцами, тем более. Юн тут же заворачивает Киджу в одеяло, усаживает как можно ближе к костру и принимается сушить ему волосы полотенцем. Хакурю съёживается и поджимает под себя босые ноги, превращаясь в беспрестанно подрагивающий одеяльный комок с торчащей из него головой.
Джэха с трудом прячет улыбку. С тем, чтобы избавиться от липнущей к телу одежды, завернуться в одеяло и начать сушить собственные волосы, он прекрасно справляется и без посторонней помощи. Зябкий холод кусает голые руки, и вверх ползут мелкие мурашки. Джэха невольно передёргивает плечами, но тут же расслабляется, прикрывая глаза и позволяя ознобу свободно растечься по телу.
Если безропотно принять его — всегда проще перетерпеть. Джэха знает и помнит ещё с детства. Долгими зимами среди промерзающего насквозь подвального камня это был один из первых уроков, которые пришлось усвоить дракону, прибитому цепями к земле.
Принцесса Йона шумно кашляет где-то в своей палатке — заболеть она умудрилась пару дней назад, почти всю ночь протренировавшись в стрельбе из лука под дождём. Хак дежурит рядом с ней чуть не круглыми сутками, переплюнув даже Юна. Джэха думает на мгновение, мысленно усмехаясь: интересно, это принцесса настолько слепа и наивна или сам Хак настолько нерешителен? Так удивительно для того, кого зовут Громовым Зверем.
Зено сегодня с самого утра непривычно тих, забрался куда-то на дерево и задумчиво вертит в руках свою огромную подвеску. Шиньа — ничего нового — сидит дальше всех от костра, забившись в уголке и скармливая своей маленькой ненасытной белке орехи. А Юн с недовольным видом суетится над котелком с едой. Крошечный островок адекватности в их море странностей.
— Вы как вообще умудрились? — ворчит Юн. — Вас что, уже и за водой нельзя посылать, чтоб вы без приключений обошлись?
— О, это довольно долгая и увлекательная история, — воодушевлённо начинает Джэха. — Мы…
— Там б-был паук, — перебивает вдруг Киджа, слегка стуча зубами. — На д-дереве.
Джэха от неожиданности теряет дар речи и закашливается. Он старательно не выдаёт ничем своего удивления, только вскидывает одну бровь, глядя на Киджу. Тот смотрит на него в ответ очень долго и выразительно. Очень. Джэха хмыкает себе под нос и решает молчать: если уж Хакурю вдруг решил выдумывать небылицы вместо того, чтобы рассказывать, как всё было на самом деле, пусть делает абсолютно самостоятельно.
— Ты от него что, в реку на этот раз решил убежать? — спрашивает Юн, протягивая ему миску похлёбки. — На, ешь, пока ещё горячая. Только аккуратно, не урони.
Киджа нехотя высовывает из одеяльного кокона дрожащие руки и крепко обхватывает миску. Но есть не спешит, греет ладони, видимо.
— Я п-поскользнулся и упал в в-воду, — отвечает Киджа. И опускает взгляд, очевидно, делая вид, что нет ничего интереснее плавающих в похлёбке кусочков овощей и мяса. — Рёкурю м-меня вытащил.
Юн крайне обречённо вздыхает и протягивает следующую миску Джэха. Тот откидывает всё ещё влажные волосы за спину, чуть поёжившись, когда они прилипают к коже, и заправляет слишком отросшую чёлку за ухо, чтоб не мешала. А потом забирает похлёбку. Чашка не очень горячая, но приятно тёплая — самое то для заледеневших пальцев.
— Последи за ним, ладно? — шепчет Юн ему на ухо. — Мне нужно сходить и купить трав для лекарства принцессе. А ещё набрать всё-таки воды, которую кое-кто принёс разве что в своей одежде.
Джэха коротко смеётся и подмигивает.
— Знаешь, я б тебя с удовольствием подбросил до города, но... сам понимаешь, — говорит он.
Юн цокает языком и закатывает глаза. Побросав что-то в свою походную сумку и перекинув её через плечо, он довольно быстро исчезает среди деревьев. Джэха дожидается, пока силуэт Юна не исчезнет из поля зрения, быстро оглядывается, убеждаясь, что все заняты своими делами и их никто не будет слушать, а потом придвигается ближе к Кидже.
— Эй, Хакурю, — тихо зовёт он. — Ты с каких это пор врать научился?
— А что, н-надо было правду рассказать? — вопросом на вопрос отвечает Киджа. — Я сам в-виноват в том, что не сд-держался. И вообще-то ты д-действительно меня вытащил, я н-не соврал.
Джэха мотает головой. Он не понимает порой этого мальчишку. Совершенно не понимает. Слишком правильный, слишком честный, идеалист до мозга костей, ребёнок с до крайности наивным взглядом на мир… который сейчас мелко трясётся от холода и кажется непривычно маленьким, пытаясь чуть ли не исчезнуть в коконе из одеяла. И похлёбку глотает быстро, торопливо, морщась от жара, чтобы поскорее спрятать обратно руки. Джэха вздыхает.
— Расслабься, это поможет быстрее согреться, — советует он.
— Тебе легко г-говорить, — ворчит Киджа.
Джэха коротко усмехается, а потом произносит совершенно серьёзно:
— Поверь, мне тоже холодно. Но чем больше ты сопротивляешься дрожи и чем сильнее пытаешься её сдержать, тем больше она будет охватывать тебя. Расслабься и позволь ознобу заполнить тело, так будет легче.
Судя по очень старательному выражению, тут же появившемуся на лице Киджи, он спешит испробовать совет на практике. Джэха плотнее кутается в одеяло, чувствуя, как его и самого немного начинает пробивать на дрожь — будто под кожей проходит зыбкая рябь. Впрочем, нестрашно. Бывало хуже. Он мелкими порциями ест похлёбку, чувствуя, как тепло медленно, приятно опускается в желудок, согревая изнутри.
— Рёкурю, — доносится слева и немного сверху, почти шёпотом.
Джэха поднимает голову. Рядом стоит Шиньа (всегда пугали его осторожные и совершенно бесшумные шаги — не человек, а тень) и, как-то странно поджав тонкие губы, протягивает ему мех со своей маски.
— О, нет-нет, мне не нужно, — отмахивается Джэха. — Ты вон лучше ему отдай.
Шиньа сначала замирает, приоткрыв растерянно рот, но потом коротко кивает и осторожно опускает мех на мелко, бесконтрольно трясущиеся плечи Киджи. Тот, в отличие от Джэха, помощь принимает с радостью и готовностью, тут же рассыпаясь в благодарностях Шиньа, который теряется окончательно и поспешно ретируется обратно в свой уголок. Джэха слегка улыбается. Милый мальчик. Только без всяких навыков социализации. Впрочем, Джэха понимает. Возможно, если бы он не сбежал, то стал бы почти таким же.
Всё остальное время Джэха полудремлет, прикрыв глаза и слушая потрескивание костра. Киджа возится и шумно, прерывисто дышит. К вечеру немного холодает, мёрзнут ноги во влажных сапогах, которые Джэха по привычке так и не снял, и никак не отогреваются кончики пальцев. Он успевает немного пожалеть, что не принял мех Шиньа — им можно было бы укутать ступни. Но, в конце концов, Кидже, кажется, и правда было нужнее.
Юн возвращается ближе к наступлению темноты. Даже с его поразительным талантом умещать в сумку то, что в неё вряд ли можно уместить, она весьма пухлая и с трудом закрывается.
— Всё ещё не высохла, — раздосадованно цокает он языком, ощупывая развешенную на ветках одежду. — Поспите сегодня рядом с костром. Заодно посмотрите, чтоб не погас ночью. И только попробуйте мне заболеть хоть один!
— Слушаемся, — с коротким смешком откликается Джэха и думает про себя: ругаться Юн, конечно, может, но трав он точно купил не на одну только принцессу. Значит, подготовился к любому вероятному исходу их сегодняшних водных процедур. Это даже мило.
Киджа никак не реагирует. У него мордашка крайне несчастного побитого жизнью котёнка, а в глазах читается искренняя вера в то, что он действительно может заболеть и что Юн действительно что-нибудь с ним за это сделает. Джэха прячет смешок в ладони. Юн с непроницаемым совершенно выражением лица молча берёт кувшин (у них есть ещё один, надо же) и уходит в сторону реки — Джэха уверен целиком и полностью, что вернётся он уже сразу в палатку принцессы.
На лес опускается беззвёздная стылая темнота. Джэха делает короткий выдох в сложенные лодочкой ладони, растирает пальцы, а потом подбрасывает немного хвороста в костёр и укладывается к нему почти вплотную. В палатке драконов сегодня станет значительно свободнее. Хак, обычно тоже ночующий с ними, перекочевал к принцессе Йоне, а они с Киджей у костра. Вот у Зено-то будет простор, чтобы раскинуть конечности в разные стороны.
— Джэха, — слышится тихий голос Киджи. Джэха приоткрывает один глаз — удивительно, его назвали не Рёкурю? — Твой с-способ не работает.
На Хакурю смотреть почти жалко: сжавшийся в крошечный комок, закутанный одновременно в одеяло и в мех Шиньа, он так и не перестаёт мелко дрожать. Джэха чувствует странный короткий укол чуть левее центра груди.
— Иди сюда, — говорит он.
— Что? — Глаза Киджи становятся похожи на два блюдца. Нежно-голубых. С беленькой каёмочкой.
— Если ты не забыл, я по твоей милости вообще-то тоже промок и замёрз. Буду использовать тебя как персональную грелку. Ты же хочешь помочь своему брату-дракону и загладить вину за то, что скинул меня в реку?
Играть на обострённом чувстве ответственности Киджи даже не капли не совестно (хотя что такое вообще совесть). Юный Белый дракон напряжённо пыхтит несколько секунд — почти слышно, как шевелятся мысли в его голове — но потом всё-таки гусеницей пододвигается, практически подползает ближе. Джэха фыркает, сдерживаясь, чтобы не начать смеяться в голос — обидится ребёнок ещё, так и будет потом лежать мёрзнуть.
— Выпутывайся из одеяла, — велит Джэха.
— Что? Н-но как же...
— Я не собираюсь его у тебя отнимать, просто обмотаю вокруг нас обоих. Мехом накроешься со спины.
Киджа на удивление послушно высвобождается из одеяла, тут же особенно крупно вздрагивая и обнимая руками плечи. Джэха украдкой смотрит на него, пока расстилает своё одеяло на земле, сложив в несколько раз. Кожа Киджи, фарфорово-бледная и чистая, без единого намёка даже на мелкие шрамы (кроме того самого на спине), кажется полупрозрачной и чуть ли не просвечивает в отблесках костра. А ещё эти выступающие косточки ключиц, впалый живот и чуть заметные линии рёбер...
Джэха знает, что внешность Хакурю обманчива. Он видел Киджу в бою, и его силе может позавидовать кто угодно. Но если забыть — юный Белый дракон кажется хрупким. Слишком хрупким и тонким. И Джэха ловит себя на странной мысли, что его хочется защитить. Может быть, даже больше, чем принцессу. И это кощунственным не кажется от слова совсем — плевать на зов крови и наследие драконов, Джэха всегда выбирал сам, что делать.
Сам осторожно укутав Киджу в накидку Шиньа, Джэха ложится к нему со спины и накрывает их обоих вторым одеялом. А потом, помедлив ещё пару мгновений, стягивает всё-таки обувь — кажется, именно из-за того, что ноги стынут во влажных сапогах, по телу продолжает гулять озноб. Джэха подтыкает одеяло вокруг ступней и кладёт ладони на спину Кидже. Ему самому безумно приятно зарыться заледеневшими пальцами в мех, наконец хоть немного отогревая их.
— Ты же сказал, что т-тоже замёрз, — бормочет Киджа, ворочаясь.
— Да, — отзывается Джэха.
— Тогда почему ты такой тёплый? Это нечестно.
Джэха коротко смеётся:
— Жизнь вообще крайне нечестная штука, Хакурю.
Они лежат, наверное, пару минут, в течение которых Киджа, подтягивая колени к груди, довольно явно и откровенно плохо пытается сдержать волны дрожи. Джэха в конце концов не выдерживает. Он быстро растирает пальцы, чтобы были не такими ледяными, опускает ладонь на предплечье Киджи, не закрытое мехом — холодное, покрытое мелкими мурашками — и осторожно ведёт вверх-вниз, разгоняя кровь.
Киджа сначала напрягается от его движения ещё больше, но потом облегчённо выдыхает и немного расслабляется. Джэха решает воспринимать это как знак того, что возражений не предвидится, бережно скользит пальцами к влажным бинтам на запястье (не снял?) и проводит по мелкой белой чешуе. Гладкой, на ощупь совсем не похожей на его собственную. И тоже холодной.
Киджа резко дёргается — и Джэха мгновенно убирает руку, отодвигаясь немного назад. Дурак. Разве ему самому понравилось бы, если бы прикасались к его ноге? Тем более это, очевидно, было совершенно не обязательно… Но Киджа вдруг тянется назад другой, человеческой рукой, вслепую нащупывает ладонь Джэха и возвращает её на собственное предплечье. Джэха изумлённо распахивает глаза, радуясь невольно, что выражение его лица увидеть сейчас невозможно.
— Всё нормально. У тебя п-просто пальцы холодные, а драконья кожа более... чувствительна к т-температуре, — тихо объясняет Киджа. — Спасибо.
— За что? За то, что нагло эксплуатирую тебя в качестве грелки? — отзывается Джэха, с удивлением отмечая: ему приходится сделать над собой усилие, чтобы голос звучал ровно.
Киджа не отвечает, лишь издаёт едва слышный приглушённо-сдавленный звук. И в следующее же мгновение прижимается спиной ближе, сворачиваясь в клубок и практически вплавляясь лопатками в грудь Джэха сквозь мех, в который закутан — то ли греется сам, то ли пытается греть. Он кажется кошкой, примостившейся под боком, такой же маленький, гибкий, а благодаря накидке Шиньа ещё и вполне себе мягко-пушистый. Разве что не мурлыкает.
Джэха приподнимает уголки губ, чувствуя щемящее тепло в груди. Оно лучше костра и приятнее меха под пальцами, только… непривычное. Джэха не помнит, когда последний раз его сердце пыталось сбиться с нормального ритма. Кроме, разумеется, того раза, когда он встретился с принцессой Йоной, но это даже не считается — драконья кровь попросту взбунтовалась против него же самого.
Киджа ещё немного возится, видимо, пытаясь улечься поудобнее, и затихает. Джэха осторожно сжимает пальцы на чужом предплечье и наклоняет голову, почти утыкаясь носом во всё ещё немного влажные белые волосы и с облегчением отмечая, что дрожь наконец-то стала немного слабее. Глупый ребёнок. Глупый, но до чего же трогательный. Джэха очень надеется почему-то, что наутро Киджа всё-таки не заболеет.
И ему откровенно всё равно, как, что и кому он будет объяснять, когда все остальные в лагере проснутся.