***
Соревнования окончились предсказуемо. Впрочем, такого сильного разочарования, как в прошлый раз, Женя уже не испытывала. Давно была пора понять, что выигрывает на таких показушных состязаниях тот, кто должен выиграть. Да, сильный. Да, достойный. Но именно тот, кто должен, без отступления от подготовленного сценария. К счастью, у Медведевой тоже был свой сценарий. Сценарий совершенно личного характера, сценарий, на который не влияли совершенно никакие результаты. Пока Этери вместе с остальными суетилась в уютной красной зоне зоне кис-энд-край, Женя прорывалась в синюю, где по совершенно случайному и невероятно удачному стечению обстоятельств, одиноко сидела Туктик. Вся ярость, накопленная на милых взглядах Тутберидзе в сторону других молодых и перспективных девушек требовала незамедлительного выхода. Убедившись, что пресса была благополучно изгнана за дверь, а толпа, скопившаяся у алых диванов была полностью увлечена своими темами для разговоров, Женя набрала номер небезызвестного тренера и… Молниеносно припала к губам Туктамышевой. Сердце бедной Лизы упало к селезёнке. Учитывая, что несколько секунд назад рядом с ней не было не души, а за долю мгновения успела появится Медведева, да ещё и выкинуть подобный номер… Отношения Жени и Туктика даже не напоминали дружбу с привилегиями. Они ни разу не спали и уж тем более не испытывали друг к другу романтичных чувств. Однако, в нужные моменты между ними умело пролетала искра азарта, которая подпитывала положительную взаимозависимость и которая так не нравилась Тутберидзе. Пока опешившая Лиза никак не реагировала на выпад подруги, Этери заметила исходящий вызов от ученицы и обернулась, надеясь найти её в зале. Именно так оно и произошло, однако увиденное ей явно не понравилось. С какой-то стороны это даже выглядело комично. Медведева буквально навалилась на опешившую Туктамышеву, не давая ей шансов выбраться. Телефон лежал рядом, словно бы, Женя совершенно случайно набрала её номер. Тренер мысленно закатила глаза, понимая, зачем нужно было устраивать подобное представление и как на него нужно отреагировать, поэтому она поспешно вернула взгляд в прежнее положение, прежде чем её ученица успеет заметить её минутную поблажку. Сама же Медведева, через некоторое время всё-таки отстранилась и, заметив безразличие тренера, закипела с новой силой. — Лиз, пожалуйста, просто ничего не спрашивай. — прошептала она, смущённо облизывая губы, которыми минуту назад с упорством целовала Туктика. — Я… Я всякое видала в этой жизни, Медведева, но чтобы так… От разговора ты точно не отвертишься. «Не от разговора, а от выговора» — мысленно произнесла брюнетка у себя в голове, подозревая, что Туктик обо всём догадалась, когда увидела Этери в нескольких шагах от них. До чего же ей было стыдно за свою нелепую, практически детскую попытку заставить кого-то ревновать! — Ладно, горемычная моя. Пойду Татьяну Николаевну проведаю, она просила зайти к ней на разбор полётов. Не натвори мне тут дел ещё и с Валиевой, у ребёнка психика не выдержит — усмехнулась императрица, вставая с мягкой аметистовой лавки. — Это почему именно с Валиевой? — поморщилась Женя. — Да кто его знает, её ты тоже в щёчку целовала. Ещё докопаешься до ребёнка, придётся тебе сухари за решётку носить. После этих слов, Туктик из её поля зрения исчезла. Чуть позже удалилась по неведомым делам Тутберидзе, толпа рассосалась. Кто-то предложил им сделать совместную фотографию, а Женя по инерции согласилась, натянув на себя привычную показательную улыбку.***
Туктик столкнулась с Тутберидзе возле уборной. Причём, столкнулась в прямом смысле этого слова. Извинившись и подняв взгляд на человека, в которого она случайно влетела, Лиза не перестала удивляться иронии всего прошедшего дня. Тутберидзе посмотрела на неё изучающими уставшими глазами и собиралась было уйти, как фигуристка её остановила: — Этери Георгиевна, вы же знаете Женьку. Она хотела, чтобы вы обратили на неё внимание, весь кубок как на иголках сидела. А вы к ней даже не подошли. Вот и лезет теперь со мной целоваться, до вас же иначе не достучишься. Женщина медленно повернулась и вновь одарила Туктамышеву спокойным, в некотором роде даже безразличным взглядом. — Я не знаю, зачем она это делает, Лиза. Ведёт себя, как истеричка, пытается кому-то что-то доказать. Какое может быть оправдание тому, что она держит обиду на меня за элементарные правила нашей безопасности? Между нами возникает старый конфликт. Мы снова превращаемся в строгую мать и капризного ребёнка. Мне всё равно, кого она целует, кого обнимает, с кем спит. Но ей пора повзрослеть. Она второй раз ввязалась в отношения со мной. А они должны быть взрослыми, осмысленными и доверительными. В которых не будет вопросов и упрёков. А она, Лиза… — Этери неожиданно берёт её за руку: — Она ещё совсем девчонка. Она ещё совсем к ним не готова. Маленький капризный подросток-собственник. С мыслями о том, что всё должно быть ей по силу, под её контролем, с её правилами. Решила поиграть в детектива, когда узнала, что я ужинаю с Загитовой. Переполошила всех моих знакомых, в пользу доказательств измены. И не позвонила тем, что нужно. Которых я ещё не успела записать. — тренер расплылась в грустной улыбке. — Но у неё были причины! Женя боится потерять вас, как… Как в прошлый раз! — Что ты знаешь про прошлый раз? — недобро прищурилась Тутберидзе: — Ты знаешь про него ровно то, что сказала Медведева. Медведева, которая помнит это с такой же меркантильной стороны. В прошлый раз она просто запуталась, с кем меня спаривать у себя в голове. Перебрала всех юниорок, докопалась до Дудакова и Глейхенгауза и в конце-концов… — женщина напряглась, будто ей было неуютно вспоминать действия ученицы с непростым характером: — В конце-концов, в тот раз всё тоже свелось к Загитовой. — Но вы сами сказали, что она вам больше не нужна! Сами подтвердили, что у вас отношения! — непонимающе развела руками императрица, в попытке понять, кто из двух таинственных дам обвёл её вокруг пальца. — Она рассказала тебе об этом? — Тутберидзе явно удивилась, перебросила пальто с одной руки на другую и, не дав сказать темноволосой ни слова, продолжила: — Хотя, мне стоило полагать, что ты знаешь абсолютно всё. Что всё в пределах головы этой девочки принадлежит не только ей, но и тебе. — за словами последовал тяжёлый вздох и продолжительное молчание. Несколько минут Лиза и Этери простояли в абсолютной тишине, пока Туктик не предприняла попытку узнать, были ли слова её подруги достоверны: — И всё же? — Да. Я ей именно так и сказала. — Этери улыбнулась, скрывая мокрую плёнку, появившуюся на глазах. — Но всё было не так просто, на самом деле. Потом я ей объяснила. Но она мне не поверила. — Так вот, что вас так надламывает… То, что Женя вам не верит. — обречённо произнесла Туктик, осознавая, что она слишком долго подвергала себя однобокому мнению. — Я пойду. — кратко ответила ей блондинка. — Расскажите, как всё было на самом деле? — Я пойду. — Не на словах, как всё было не на словах? Почему вы ей соврали тогда? Этери резко обернулась и посмотрела в прозрачные серо-зелёные глаза фигуристки. — Я бы сказала, что она сама тебе расскажет, если захочет, но… Она не расскажет. Даже если ты попросишь. Потому что, ей будет очень стыдно. И за себя, и за меня. С этими словами, загадочная ледяная дива поспешно удалилась.***
Когда Туктамышева переговорила-таки со своим вторым тренером и вернулась на ледовую арену, участники кубка уже успели запечатлеть с полсотни хороших кадров. Однако, ни на одном из них не было императрицы. — А значит, всё то время было потрачено нами впустую! — рассмеялась Мишина, предвкушая кислое лицо партнёра, которому затянувшийся фотосет начал надоедать уже на пятом кадре. Что уж говорить про восемьдесят пятый. Пустив звезду произвольных прокатов в самый центр, спортсмены сделали ещё несколько фотографий и, наконец, разъехались в разном направлении. Уже вечерело, многие замечали, что совсем скоро им нужно будет мчаться до вокзала. К счастью, Туктамышева и Медведева взяли билет на утренний поезд — о чём они точно не пожалели. После долгой съёмочной недели хотелось выйти и подышать свежим воздухом, заодно полюбовавшись пейзажами небольшого, но уже успевшего полюбиться, городка. И всё бы ничего — променад был «забронирован» из их личного времени дня два назад, но неловкость от выходки Жени и услышанной Лизой пылкой речи Тутберидзе никто не отменял. Попросив случайного прохожего запечатлеть их возле цветных фонтанов за автограф, фигуристки продолжили прогулку в неловком напряжении. У них накопилось слишком много вопросов друг к другу. — Женя, я… — Прости. Я хотела заставить Этери Георгиевну ревновать. Но я не хотела тебя использовать! — протараторила Медведева, крепко зажмурив глаза, словно боясь реакции императрицы. В это момент Лиза окончательно поняла, почему Тутберизе сравнила её подругу с неопределившимся подростком. В каждом её движении сочетались две крайности. Первая: я сделаю большую глупость из-за своего юношеского максимализма. Вторая: я уйду в себя, надумаю кучу всего и никому не расскажу, потому что мне страшно. — Нет-нет, это я уже поняла. Скажи мне вот что. — Туктамышева задумалась над лучшей формулировкой вопроса: — Что по-настоящему произошло после олимпиады в Корее? Почему Этери Георгиевна говорит, что всё не та… — Я не отвечу. — Не так. Ну, она предупредила, что ты не расскажешь. Знает же тебя человек. Хорошо знает. «Как пять пальцев» — мысленно добавила она и усмехнулась. Но Туктик тоже знала кое-что про именитую фигуристку. А именно, что она готова выложить всё, лишь бы не оправдать ожиданий Тутберидзе, лишь бы доказать, что она сделала для неё слишком мало и слишком мало её понимала. И это играло ей на руку. — Я не отвечу… Так, как тебе хочется. — выкрутилась фигуристка: — Ты наверняка ждёшь, что я буду её оправдывать… Исповедь Евгении Медведевой, так? — брюнетка улыбнулась. — Но я не умею жалеть о содеянном собой. — ложь. — И я уверена, что была права тогда. — снова ложь. Лиза знает: её собеседница врёт. Зрачки увеличены, губы постоянно увлажняются языком, руки слегка потряхивает. Голова легонько качается из стороны в сторону, будто всё тело Медведевой противоречит её высказываниям. Тем не менее, Медведева рассказывает ей. Повествование кривое и бессвязное, так что императрица долго складывает фрагменты у себя в голове. По словам Жени, после олимпиады у неё села моральная батарейка. Этим она пыталась оправдать её необузданную ревность и агрессию по отношению ко всем лицам, находящимся ближе определённой дистанции от Тутберидзе. Но она срывалась и на самой Этери — докрутила у себя в голове Лиза. Такой факт её подруга никогда не признает, но он точно был. Ей казалось, что она никому не нужна, ей казалось, что её заменила Загитова. От тем катка до тем постели — один шаг, особенно если у вас в жопе не шило, а серебряная медаль. И она обвиняла Этери, а Этери не обладает вечным запасом терпения. Однажды она не выдержала и подтвердила все её слова, не зная, какое влияние они могут оказать на Медведеву. Через два года Этери скажет ей, зачем она их тогда произнесла, но Женя ей не поверит… Она не верит до сих пор. И это неверие убивает их отношения. — Мне жаль её. — Туктамышева немногословна. — Мне тоже. — глухо бросает Медведева. — Но она это заслужила. — Чем же? — усмехается собеседница: — Быть может, тем, что все эти годы уделяла тебе больше времени и сил, чем следовало? — Чем следовало ученику — да. Чем следовало возлюбленной… И пятую часть не уделяла. — Я перевела разговор, прости. — Лиза смотрит на замаранные грязью весенние ботинки. Сейчас ей кажется, будто эта самая грязь опоясывает отношения стоящей рядом с ней девушки и её тренера. Не девочки… Девушки. Да, у Жени осталось множество детских привычек. Она только пробует на вкус взрослую жизнь, только учится рассуждать и взвешивать. Но она уже многое осознала, она уже выросла морально. Выросла намного значительнее, чем считает Тутберидзе. И в этом уже её беспрекословная ошибка. С этой Женей нужно больше разговаривать — она поймёт. Она становится мудрее, уже не просто подозревает и срывается, а ищет доказательства, пусть и безуспешно. Но стоит с ней объясниться, по-человечески объяснится, а не переброситься парой фраз перед выходом — и все их недомолвки сойдут на нет. Всё-таки, Лиза — самая мудрая женщина этой безумной компании. Делясь своими догадками с Медведевой, она грустно замечает, что проблему с Этери спортсменка решит отнюдь не разговорами.***
Одна из рук Медведевой блуждает по обнажённым плечам Тутберидзе, пока губы жадно исследуют шею. Кудрявые светлые волосы безжалостно намотаны на кулак другой кисти фигуристки, ожидающей, когда их обладательница сделает сладостный мелодичный вздох. — Женя… — не выдержав напора, рвано произносит Этери. Она находится в секунде от того положения, когда человек готов перестать себя сдерживать и рвать по швам невероятно дорогую и невероятно неуместную одежду на объекте… Объекте абсолютного непонимания и желания. Да, императрица была права. Сегодня они решили эту проблему без лишних слов… Хотя, нет, слова бы тут явно были не лишними. Но пока их устраивает это положение дел — они обе с садистским удовольствием медленно убивают себя недомолвками и скачками настроения. Когда-нибудь, им предстоит долгий эмоциональный разговор. А пока, пусть титул самой мудрой женщины побудет у Елизаветы Туктамышевой.