Шахматное поле

Изучение человека стоит вашей жизни. Так часто говорил профессор на лекциях, теперь я говорю это своим коллегам. Много лет своей жизни я потратила на изучения людей. Изучение безумных, потерявших рассудок и здоровый смысл людей. Я Анна. Доктор Анна Реброва. Психиатр клиники. Очень хотела с детства узнать, как работает мозг человека. Для меня это остаётся большой тайной. На моём жизненном пути встречались совсем безумные люди, у которых была своя личность, которая так же была многогранна и необъяснима, как сотни других. Лео Комар. Так звали первого попавшегося под мою руку человека. — Я… я убил двадцать три человека. — признавался он тихо мне. — Убил… я разбрасывал их части тела по дороге, тешась собой. — Что поспособствовало такому Вашему поведению? Что было мотивом? — задала вопрос я, смотря на него холодно и прямо, изучая реакцию. — Это он мне так сказал! Голос внутри! Лео был кинологом, долго учился и устроился на работу. В компании его охарактеризовали, как мирного и тихого парня, но он убил двадцать три человека. Шестнадцать девушек, возрастом от семнадцати до двадцати семи лет и семь детей, от шести до двенадцати лет. Только подумать. Его личность граничила с сумраком сумасшествия и здоровой обыденной жизнью. Чаще всего этим людям становилось скучно, они хотели разнообразить свою жизнь и убивали. Лео не насиловал никого из жертв. Он убивал, терзал тела и выкидывал части на обочину. — А вообще я люблю английский чай. Ну, знаете с молоком? Белым, как глазные яблоки детей. Такие невинные, как и пастеризованное молоко. Вкусное. — я так и не понимала, о чем идёт речь. Его слова граничили с реальностью и забвением. — Вы когда-нибудь тешились от хруста костей? От запаха крови? Они сказали мне, что я найду в этом смысл жизни! И я нашёл, понимаете?! — Кто Вам это сказал? — Ну… они… — шепотом сказал мужчина. — Голоса внутри. Их как будто один, а как будто и сотни. — в ту же минуту он зашёлся смехом, а после резко стал серьезным. — Где я? Он осмотрелся. Конечно, ему был вынесен диагноз диссоциативное расстройство личности. В голове Лео вживался старик, любящий собак и нарды, безумец, убивший двадцать три человека, и аристократ, называвший себя Николаем, который пил только английский чай. Его мозг был интересен. С аристократом я говорила о политике и географии, он рассказывал, как побывал на пышных балах девятнадцатого столетия, хотя сейчас и было двадцать первое. Так же Николай рассказывал, как пережил смерть жены и сына, даже плакал. Повествовал о том, как служил в пехоте, припоминал всех своих друзей и не понимал, почему люди так слепы к настоящему искусству. Старик Фёдор Степанович был не так сговорчив, иногда не мог меня услышать, приходилось повторять. Он же мне поведал о большой любви к животным. В детстве его часто водили в советские зоопарки, но никто ему там не нравился. К нему прицепилась дворняга, которая просила забрать её с собой. И маленький Федя забрал. Дома его вычитали, получил он ремнём, но собаку выбрасывать не стали. Прожил пёс пятнадцать лет, Фёдор плакал, когда вспоминал её смерть и рассказывал, как устроился работать в приют. Личность Лео, которая убивала всех, звала себя Каторжником. Он не хотел мне представляться. Его глаза становились выразительнее, когда тот говорил, они горели, искрились, мне было неуютно рядом с ним. В смирительной рубашке он, конечно же, не мог причинить мне вреда, но осадок оставался. Он рассказывал, как убивал всех, восторгался этим, любил себя, превозносил, считал, что очищал мир от ненужных людей. Сам Лео редко оказывался «у руля», он никогда не понимал, что с ним происходит. Парень наркоманил, с пятнадцати лет увязался за плохими людьми и с ними остался. Он часто извинялся, его взгляд был бесстрастен. Лео часто хотел спать, мало с кем разговаривал, у него болела голова, и он просил принести ему порошок. Парень говорил, что жалеет о своих поступках, и о Каторжнике. Он сам не знал, как звали ту личность. Наркоман просил позвонить маме и сказать, что забыл выключить плиту в кухне, но его мать умерла три года назад в пожаре. Отец повесился после такой новости, и Лео оказался один. То-то и стало причиной множественной личности. С Фёдором Степановичем мы сыграли в нарды. Старик хвалил меня и заходился приятным смехом. От моих вопросов протирал мокрые глаза и говорил, что ему стыдно за его тело, руки которого были по локоть в крови. Через долгий промежуток времени мне попалась женщина. Она совершила серию убийств и почему-то признавалась невменяемой, хотя её рассудок граничил с обычным людским. — И так, Мария, почему Вы убивали? Что Вы хотели этим сказать? — задала вопрос я, смотря на рыжеватую женщину. Она недовольно выдохнула и покрутила головой: — Отец меня насиловал с самого детства. Мать была пьяницей. Когда я увидела того мужчину на остановке, ну, самого первого, я возненавидела его. Взгляд у него был… был, как у моего отца. Я его не знала. Но знала, что хочу сделать, как когда-то обошлась с отцом. Мною овладел страх, что жуткий насильник вернулся и я должна дать отпор снова, поэтому полоснула его по горлу. — она спокойно выдыхала, будто это проносило ей облегчение. Женщина рассказывала о своей покалеченной жизни, о родителях и о том, как оказалась на улице в шестнадцать лет, превращаясь в проститутку. — На самом деле, я бы ещё раз полоснула его по горлу. Ну, своего отца. Когда я потеряла отчёт в собственных действиях, то посмотрела в зеркало. Мне было так страшно. Я увидела, что превратилась в монстра и пошла в полицию, сдав себя с поличным. — женщина хмуро опустила брови. — Берегите себя, Анна. В мире полно ужасных мужчин. Я не называю себя величайшей судьей или вершителем судеб, а может и борцом за справедливость, но мне больно от того, что делают эти уроды. Я совершила преступление, я убила мужчин. Мой рассудок затерялся. Не убивайте, Анна, это выматывает морально. Ты уже не чувствуешь себя человеком, после первого убийства. Ощутить кровь человека на руках это как наркотик или фастфуд, от которого появляется зависимость. Я жирнею не от пищи, а от говна, накопившегося в моей голове. Я сожалею. С Марией мы неплохо общались. Она рассказывала, как готовила еду для своей жены, с которой была в гражданском браке, делилась рецептами и иногда присутствовала на кухне. Часто её поведение становилось тревожным, она страдала шизофренией. Ей казалось, что отец вот-вот постигнет её и снова заставит раздеваться. Ей было всегда страшно, она чувствовала себя беззащитным ребёнком. Последним человеком в моей практике оказался молодой парень. Ему было двадцать шесть. Не работал, был отчасти инвалидом из-за сердца. Его поведение меня удивило, даже слишком. — Я хотел написать книгу. Когда был подростком мечтал написать детектив, издать бестселлер, стать успешным. Ну, знаете, как это бывает. Меня поражала многогранность людей. Они были такими интересными, я хотел преподнести публике героя, совсем человеческого, со своими плюсами и минусами. Я хотел познать драму жизни, попал сюда. Смерть бОльшая тайна, чем жизнь, знаете? — он стал тише. — Мы не знаем, где окажемся после смерти. Я знаю, как это убивать людей. Это не приносит мне удовольствия, но это было драматично. Знаете, не как в фильмах. Я осознал, что согрешил и расплакался, а после рассмеялся. Я безумец. Я сумасшедший, а мой герой полон рассудка и решимости. Герой. Не шаблонный. Я познал жизнь, боль и драму, вылил это всё на бумагу. Вылил все свои познания, когда был в здравом рассудке. Я всегда в нем, когда пишу. Писать это как наркотик, понимаете? — Олег заглянул в мои глаза. — Вы не поймёте, я знаю, но попытайтесь. Когда вы решаете отдаться жизни, вам кажется, что вы за гранью, но всё ещё чем-то скованы, чего-то не познали. И Вы, должно было, поняли чего. — он усмехнулся. — Люди в жизни, как шахматные фигуры. Как думаете, кто Вы, Анна? Я засомневалась. Странный. Много вопросов. Чаще всего вопросы задавала я, а здесь так много адресованных мне. — Возможно, пешкой. — ответила, без зазрения совести. — Правильно, Анна! — он всплеснул руками, будто я сказала ему что-то настолько очевидное, но непонятное для других. — Мы пешки, которые продвигают короля и королеву. Смерть и жизнь. Мы двигаемся, чтобы дать им путь. Когда нас убирают с шахматного поля Жизнь продолжается, как и Смерть. Всё это идёт бок о бок с нами, пешками. Вы помогаете себе познать людей, познать жизнь, а когда Вас уберут с этого поля, Вы оставите эти познания, чтобы помочь Жизни двигаться дальше, а Смерти — выполнять свою работу. Каждого пациента я слушала внимательно, но рассуждения этого забирали всё моё сознание. — Анна, Вы белая пешка, Вы помогаете людям, лечите их души, но Смерть никогда не сойдёт с поля, она важнейшая фигура, поэтому рассудок Ваших пациентов забирает она, а свои познания Вы вручаете людям, надеющаяся, что они смогут продлить Жизнь искалеченным. Вы как герой. Но пешки тоже хотят чего-то, у них своя цель, и у Вас, Анна, она тоже есть. Вы хотите шагнуть туда, откуда нам уже не выбраться. — Олег ухмыльнулся. — Сумасшествие. Потеря рассудка. Безумство. Вы думаете, что это интересно, что мозг многогранен и остаётесь на этом месте, выискивая новую грань, черту, которую прежде открыть не удавалось. Вы не можете её пересечь, Вы лишь наблюдаете издалека. Я ведь прав, Анна. — это было утверждение. Я бесстрастно взглянула на парня, хотя во мне горел интерес. Рассуждения этого безумца были слишком широки, они буквально были как у аристократа Николая, с которым мы часто обсуждали психологию. — Вы, Анна, достойны познать меня. Вы проделали такую большую работу! Я хочу Вам отблагодарить! Я покачала головой, недоумевая. Смеётся надо мной что ли? — Чем? — Когда я познаю оставшуюся черту, пообещайте, что Вы познаете меня. Прочтёте всё, что я Вам дам. Вы будете в восторге от такого материала! — Дневник Ваш? — Не-ет. — рассмеялся Олег. — Зачем Вам, Анна, дневник безумца? Вы, скорее всего, получали такое и не раз. Я дам Вам больше знаний! После этого разговора Олег погрузился в мысли. — Через три дня под подушкой на моей кровати, Анна. Это послание стало странным. Я согласно кивнула, делая вид, что верю ему, хотя не верить было тяжело. Через три дня Олег повесился. Вот в чем была последняя черта. Игра в Смерть. Под подушкой оказался большущий блокнот, на обложке которого белым карандашом было выцарапано название «Шахматное поле». Я уволилась. Посвятила себя делу всей моей жизни. Познанию. Наблюдению.