Разговор по душам

Вся эта беготня по школе заняла много усилий, но оно того стоило: мне удалось выпросить у мисс Ким кусок колбасы для исследований. После этого не помешало бы сходить в туалет, дабы ничего не мешало мне помогать друзьям в исследованиях. Я открыл дверь мужского туалета и проследовал внутрь. В комнате мое внимание привлекла лежащая на полу бумажка. Она была скомкана. Я решил, что никому она больше не понадобится, и аккуратно развернул её. На листке было выведено какое-то послание:"Знаю, мы толком не знакомы, но у тебя наверняка уже сложилось обо мне мнение. Но я подумал, что, если расскажу о своих чувствах, все может обернуться иначе. Правда в том, что я не могу перестать думать о тебе. Я схожу по тебе с ума. Ты такой классный! Но я знаю, что эти чувства неправильны. Парень не должен чувствовать подобное. Я горю от стыда, даже когда пишу это. Мой отец убил бы меня, но я не могу вечно жить в его тени. Я просто…» И далее неразборчивые каракули. Интересно, чье оно, а главное– кому адресовано? Решив, что совать свой нос не в свои дела (тем более он у меня не такой длинный как у Ларри) весьма неэтично, я любезно положил бумажку туда, где взял. Улыбнувшись своей же шутке, я поспешил найти свободную кабинку. Внезапно я услышал сдавленный звук похожий на всхлип. Я на цыпочках пошел к источнику звука: из последней кабинки была видна пара ног в знакомых мне зелёных ботинках. Поколебавшись несколько секунд, я постучал: — Есть тут кто? — Отсохни, мудила! О да, мои догадки подтвердились. — Трэвис, ты только что… Плакал? — Салли-кромсали? Я…нет! Какого черта? Человеку уже одному нельзя побыть, что ли? Вечно он огрызается, но я не виню его, кто знает какая обстановка у него дома. Я решил стоять до конца и продолжил диалог.  — Почему ты так меня ненавидишь? Не буду скрывать: меня действительно это задевало. Я ведь не сделал ему ничего плохого, так? — Потому что ты и твои дебильные друзья — кучка гомосеков! Это противоестественно! Неправильно! Бог никогда тебя не полюбит! Так почему я должен?! Ах Трэвис, если бы ты знал, что по библии Господь любит всех нас, детей своих. И тебя тоже. И, кажется, я знаю откуда растут ноги этого пропагандистского христианства. — Это тебе твой папа внушает? — То, что мой отец — проповедник, не значит, что я его собственность! Я свободный человек! Слышал бы ты себя со стороны, Фэлпс, думал бы иначе. –Это так, но… Как-то грустновато ты выглядишь, чувак. Твой отец не слишком на тебя давит? Бьюсь об заклад, быть сыном такого сильного человека — нелегко. — Ты не представляешь, какого это. Агрессия из его голоса пропала. На смену ей пришла грусть и обречённость. Кажется, он потихоньку начинает открываться. — Мне жаль, чувак. Я облокотился на пластиковую дверь кабинки. — Не надо меня жалеть, Салли-кромсали! Мне не нужна твоя жалость! Мне грустно слышать, как он старается скрыть свои эмоции и чувства. Видимо, его отец говорил что-то вроде «Соплежуство для баб и слабаков! А ты что баба?! Нет!» — Ты ведь понимаешь, что нам необязательно быть врагами? Я думаю под этой злостью скрывается хороший человек, который боится быть самим собой. Если ты когда-нибудь захочешь поговорить или, может, ненадолго отгородиться от отца, можешь зависнуть со мной. Я решил говорить все прямо. Именно это ему сейчас нужно: искренняя поддержка. — Почему… Почему ты так добр? Трэвис начал успокаиваться. –Я не считаю тебя плохим человеком, Трэвис. Это чистой воды правда. –Знаешь, я тебя не ненавижу…и твоих друзей тоже… — Я так и не думал. — Я…я думаю…в общем мне жаль, что я был таким мудилой. Вы этого не заслуживаете. — Это многое для меня значит. Правда. Спасибо. И я серьёзно о том, что я рядом, если захочешь подружиться. — Спасибо, Фишер. Я почувствовал улыбку в его словах. Думаю, ничего страшного не случится, если я задержусь здесь с Трэвисом. Колбаса не убежит. — Слушай, ты же никому не расскажешь об этом разговоре, в особенности моему отцу? Это прозвучало больше с боязнью и надеждой нежели с агрессией. — Конечно нет, если тебе так комфортнее. Я присел на корточки все также опираясь на дверь. — Слушай, Трэвис, ты так часто упоминаешь своего отца, но я ни разу не слышал о твоей матери. Ты можешь рассказать, что с ней? — Ага, буду я ещё с Мальвиной трепаться о своей матери! Кажется стоит начать первым, чтобы ему стало легче. — Моя мама умерла в тот день, когда я получил эти шрамы на своем лице. К сожалению, от собаки досталось не только мне. Пока я лежал в больнице, ее похоронили. Не представляю как пришлось моему отцу. Я вспомнил тот день как мы с мамой сидели и ждали папу на наш пикник. Я не мог потерпеть пару минут до возвращения отца. Если бы я тогда подождал от силы 15 минут, то тогда, в тот день, она не… Я не заметил как по моей щеке покатились слезы. — Оу, Салливан, я не знал как тебе тяжело. Я слышал как Трэвис подошёл ближе к двери и присел. Спустя пару секунд, я почувствовал прикосновения его руки. — Когда я был ещё ребенком, моя мама разбилась в автокатастрофе. После этого все пошло по пизде: мой отец не смог пережить этого горя, и с головой погрузился в религию. Он надеется, что через молитвы и ритуалы, вернут мать в этот мир через будущего родственника. Представляешь, он один из тех идиотов, что до сих пор верят в реинкарнацию? В конце я услышал едва заметный смешок. Это заставило меня улыбнулся. Я заметил, как рука Трэвиса из-под дверцы гладит меня по руке в качестве утешения. Я робко взял его ладонь в свою. На мое удивление, он не стал возмущаться, а наоборот сжал мою ладошку. — Сал, тебе так повезло с твоим отцом. — Это точно. Он держится несмотря ни на что. Он похоронил жену, а мой протез служит ему вечным напоминанием о том страшном дне. Но он не отчаивается: он исправно работает, в нашем доме всегда есть еда для нас и Гизмо. А ещё, представляешь, мой отец даже начал осваивать кулинарию, чтобы я не питался готовыми полуфабрикатами. — Ух-ты, мой отец бы на такое не пошёл бы. Но каждый переносит горе по своему. А кстати, кто такой Гизмо? Это твой брат? Я невольно рассмеялся. — Что? Нет! Гизмо наш кот. — Будто бы я знал, что это кошак.– Трэвис обиженно буркнул. — Прости-прости, не хотел тебя обидеть. Я вытирал слезы с щек, стараясь вновь не засмеяться. От всех этих разговорах о папе и Гизмо, я вспомнил, что на днях он будет готовить свою фирменную шарлотку. Интересно, Трэвис любит шарлотку? — Кстати, Трэвис, тебе нравится шарлотка? — Ну, я ел её очень давно, но я помню, она была великолепной. Моя мама делала шарлотку нежной и очень сочной. Я попал в яблочко. — А ты не хочешь прийти ко мне в выходные на папину шарлотку? — Ты серьезно? В его голове было слышно неподдельное удивление. — Конечно. — Я бы с радостью, но не знаю, разрешит ли отец. — А ты скажи ему, что мы делаем с тобой парное задание, он наверняка разрешит. — Думаю, ты прав, учеба для него на первом месте. Послышался тяжёлый вздох. Эх Трэвис… — Как я сказал ранее, ты всегда можешь потусоваться со мной, когда ты захочешь. Я уверен, что даже мои друзья не будут против. Мы просидели ещё некоторое время разговаривая и держась за руки. — Тебе уже легче? Я могу уйти, если тебе нужно. — Нет-нет, все хорошо. Трэвис убрал свою руку и начал подниматься. Я последовал его примеру. Ах как болят ноги после этой позы, ужас. За дверью послышалось какое-то копошение, и спустя время дверь открылась и из нее вышел Трэвис. Он был похож на бездомного щенка: большие заплаканные глаза, взъерошенные волосы и неаккуратно лежащая одежда. — Пойдем, надо тебя умыть. Я потащил его к раковине и включил воду. — Между прочим, Фишер, я и сам могу. Руки, ноги есть. Мы вышли из туалета. Трэвис поправил свой рюкзак и сказал: — Мне надо идти, скоро родной язык. До встречи, Кромсалли. — Ага, удачи. Кстати, почерк у тебя как курица лапой нацарапала. И я, смеясь, побежал за поворот холла под смущённые и возмущенные возгласы и оправдания Трэвиса.