у наказания кислотно-розовый цвет

Хва вздрагивает, почти вскрикивает, когда тяжёлые руки альфы ложатся ему на бёдра и сжимают их. Контраст горячей кожи и холодных колец отзывался по телу мелкой дрожью и сворачивался в тугой комок где-то ниже живота, заставляя омегу всем своим телом прижиматься к Чону. — какой ты нетерпеливый, — шепчет на ухо Хосок, чуть прикусывая мочку ниже прокола и оттягивая её. В голове Хва не осталось вообще никаких здравых мыслей, он просто был готов расплакаться, потому что Хосок постоянно тянул со всем, дразня и доводя парня. Неожиданно, его лицо берут руками и тянут ближе, вовлекая в глубокий поцелуй. Губы Чона сухие, но при этом поцелуй у него мягкий, он проходиться языком по кромке зубов Пака, заставляя их языки встретиться. Сонхва сцепляет руки на шее Хосока, утопая в его жадных губах. Чужие руки плавно перемещаются с его лица на талию, затем на бедра и ягодицы, сжимая и оставляя на них следы. — п… пожалуйста… — и смотрит так умоляюще, заглядывает в глаза. У альфы глаза большие, тёплые, глубокого карего цвета, его губы сухие, но ощущения от них мягкие, приятные. Он скользит руками по талии Хва и тянется под рубашку. Горячие руки проходятся по животу и вверх, затрагивая соски и играясь с ними. Паку ничего не остаётся, кроме как податься под сильные руки и ждать. — ты уже весь мокрый, — говорит Хоби на самое ухо, притягивая омегу к себе. Его дыхание щекочет Сонхва и он невольно вздрагивает, чувствуя, как его бьёт дрожью везде, где только можно. Младший не любил все эти разговоры, от них он постоянно краснел и прятал лицо, но старший… Старшему нравился этот неловкий румянец на щеках Хва, он готов был целый свет ему отдать, только бы видеть этот румянец постоянно. — Хосок, пожалуйста… — тянет омега, прикусывая губы. Он ёрзает на коленях альфы, ощущая, как в его бедра упирается чужое возбуждение. Хоби аккуратно подхватывает Хва за талию и роняет на кровать спиной, нависая над ним и упираясь руками по обе стороны от его головы. Аромат Хосока — хвойный, с горчинкой, — становился тяжелее, горячее и обволакивал омегу, делая его податливым. У самого Сонхва аромат был сладким, цветочным и с небольшой кислинкой — лаванда с лимоном, он больше успокаивал и расслаблял. Чону нравилось после напряжённого и полного работы дня упасть в мягкие объятия любимого, закрыть глаза и провалиться в сон, уложив голову на живот омеге. — а ты хорошо себя вёл? — Сонхва кивает. Но Хоби не верит, он смеётся, стягивая штаны с Пака и оставляя того в одном нижнем белье и рубашке альфы, которую он «позаимствовал». От активно вытекающей смазки меж ягодиц на одежде осталось мокрое пятно, которое Хва старался стыдливо прикрыть руками, но Хосоку все равно. Он силой убирает его руки и большим пальцем надавливает туда, где по его догадкам находился вход, заставляя смазку выделяться ещё больше. Какое-то время он ещё дразнит омегу, пока тот скулит, закрывая лицо руками. Он не хочет пальцев и всех этих надавливании, шептаний, он хочет прочувствовать альфу в себе, хочет жадно сжимать пальцы на его плечах и плакать от накатывающего каждые несколько минут оргазма. Но у Чона были другие планы на Пака. Он никогда ничего не торопил, желая растянуть удовольствие на больше чем на несчастные двадцать минут, хотел заставить «бутоны» на теле омеги расцвести, хотел касаться его и не отпускать. — мне очень хочется сделать тебе приятно, мой милый Сонхва, но ты снова соврал мне о своём поведении, — омега лишь сильнее поджал ноги к себе и закрыл лицо руками. Стыдно, настолько стыдно, что лучше бы он сейчас тут не лежал перед альфой во всей своей развратной красе. Хосок тянется к прикроватной тумбе и, порывшись немного в нижнем ящике, достаёт оттуда очередную игрушку, коих у пары уже было достаточно. Хва любил эксперименты, а Хоби лишь молча потакал его желаниям, оплачивая все его хотелки чёрной картой. Кислотно-розовое нечто с кольцом на конце было ничем иным, как анальной цепочкой, которую они, конечно, купили, но так и не воспользовались просто потому, что забросили в дальний ящик. — откуда? — стонет Хва, замечая игрушку в руках альфы. На лице старшего снова появляется улыбка. Он притягивает Сонхва за бёдра ближе к себе и в одно движение стягивает с того нижнее белье и откидывает его в сторону, оставляя лишь одну рубашку. И снова всепоглощающий стыд окутывает Хва, он закрывает лицо руками, но секунду спустя застывает в немом стоне, когда чувствует, как игрушка начинает в него входить. Придерживая дрожащие колени, Хоби держал цепочку за кольцо и аккуратно вводил, шарик за шариком, пока не упёрся в самое основание. От обилия смазки вхождение было безболезненным и почти не ощущалось, но теперь, когда игрушка находилась внутри Сонхва, он чувствовал все особо остро. — ха, только погляди, она так свободно в тебя вошла, — опять эти разговоры. Колени предательски дрожат, а в уголках глаз собирались солёные бусины слез и стекали по вискам, оставляя щипающий кожу краснеющий след. Свободной рукой Хосок касается истекающего смазкой возбуждённого члена омеги, обхватывает ладонью и ведёт от основания до конца, надавливая у самой головки большим пальцем, пока второй рукой держал за кольцо. Все тело омеги содрогались в желании почувствовать в себе альфу, но сказать он об этом сейчас не мог — рот замер в немом стоне, стоило Чону лишь потянуть за кольцо и вместо члена почувствовать в себе небольшого диаметра шарик. — п… пожалуйста… — стонет Пак, когда Хоби в очередной раз дёргает за кольцо. Он решается убрать руки с лица, открывая своё заплаканное лицо альфе, что у того все внутри невольно сжимается. — плохие мальчики должны принести своё наказание, — продолжал свои речи Хосок, а сам в это время с блаженной улыбкой наблюдал за страданиями любимого. Он снова тянет за кольцо, но уже сильнее. Самый большой по диаметру шарик в цепочке с донельзя развратным хлюпающим звуком выходит из Хва, заставляя младшего выгибаться в спине и протяжно стонать. И снова он тянет за кольцо, и снова с хлюпающим звуком выходит очередной шарик. Затем ещё один, и ещё, пока игрушка не выходит полностью, заставляя тело младшего заходиться в предоргазменной судороге. — Хосок-а… — тянет жалобно омега, обвивая ногами талию Чона. Он хочет как можно скорее почувствовать альфу в себе и Хоби не может ему в этом отказать. Он одним движение стягивает с себя штаны вместе с нижним бельём до колена и пристраивается головкой у уже порядком разработанного кольца мышц. Ему достаточно сделать лишь небольшое усилие — и его член входит в Сонхва на половину словно нож в масло, даря младшему ощущение заполненности. Выгибаясь по-кошачьи Пак всем своим видом показывал, насколько ему сейчас было хорошо и что он требовал ещё большего. Тогда Хосок делает новый толчок и входит по самое основание, от чего с пухлых губ срывается жалобное «блять», которое в здравом уме Хва себе бы ни за что не позволил. Он подаётся навстречу толчкам альфы и протяжно стонет, когда головкой проходятся по простате. Понимая, куда нужно «бить», Хоби, придерживая руками под коленями, толкался в нутро младшего. Каждый новый толчок отзывался дрожью во всём теле, заставляя пальцы на ногах поджиматься, а руки сильнее сжимать простыни. — х-хорошо… — стонет Сонхва, кусая пухлые губы в желании заглушить стоны, но даже это не помогало. Хоби чуть наклонился и отпустил колени Хва, упираясь теперь руками по обе стороны от головы омеги, и втянул младшего в поцелуй. Его губы все ещё были сухими, но ощущались как нечто мягкое и приятное, он настойчиво толкался языком внутрь, проходился по кромке зубов и сплетал языки в неком подобии танца. От такого у Пака мозги набекрень поплыли и он не был способен мысли о чем-то ещё, кроме как о члене в себе и о том, как приятно набухал узел альфы, проталкиваясь в нутро и заполняя собой всего Хва. Омега упёрся руками в плечи альфы и больно их сжал, чувствуя, как приближается разрядка. Хоби тоже был близок и, толкаясь в очередной и последний раз, он кончает с Сонхва в унисон, заливая всё внутри своей спермой. Какое-то время они еще так остаются, пока узел не спадает и не появляется возможность вытащить без боли обмякший член, давая семени вытекать на простынь. Теперь не только рубашка на Сонхва была перепачкана липким безобразием. — придётся простыни поменять, — смеётся Хосок, а сам едва успевает ловить дыхание. Пак старается улыбнуться в ответ, но получается как-то нескладно и криво — все его тело дрожит от накатившего внезапно оргазма.