***
Наступила новая рабочая неделя. Понедельник в провинциальном промышленном городе. В обеденный перерыв Люди с завода потянулись в ближайший бар по общепринятой дружеской традиции. Целой гурьбой из десяти человек они ворвались внутрь, и бармен обречённо кинул взгляд в сторону двери. Он уже заранее знал, кто, зачем и когда приходит в это заведение, поэтому был наготове к большой, но короткой попойке. Среди рабочих звучало негласное правило, знакомое на многих предприятиях: можешь сколько угодно пить до работы и после работы, но только не на самой работе. Этим они с успехом и пользовались. Началась знакомая и привычная шумиха. Рабочие веселились, пили и громко смеялись. Кто-то сидел за стойкой, кто-то за круглыми столиками. Одни предпочитали пиво, другие кое-чего покрепче. Внимание остальных посетителей неумышленно переключалось на них. Примечательным казалось и то, что у каждого были особенные отличительные свойства, бросающиеся в глаза и запоминающиеся надолго. Удивительные характеры, голоса и лица. Мужчины за сорок и пятьдесят с большим опытом и огромным багажом знаний. Но был среди них когда-то новичок около двадцати лет, уволившийся три месяца тому назад. О нём до сих пор иногда вспоминали, произнося его имя совместно с фамилией. Упоминали добрым словом, слегка посмеиваясь. А всё из-за того, по какой причине тот покинул работу: слепой и безумный авантюризм, бесконечное стремление и борьба с системой. Все его понимали, но мало кто в него верил. Кое-кто и сейчас упомянул о том, к чему тот склонял рабочих: к независимости и справедливой жизни, к анархии. Пробежал привычный смешок. Они и не заметили, когда входная дверь открылась, и в бар вошёл тот самый рабочий. Он подошёл к барной стойке, заказал стакан воды и сел рядом со старыми знакомыми, которые поначалу не обращали на него внимания. Он был одет в чистую робу, надетую совсем недавно. Уставшие глаза и спокойное лицо говорили о произошедшей смиренности. Его снова приняли на завод, и он собирался работать дальше, начиная с этого дня. — Ого! Посмотрите-ка, кто пришёл! — внезапно воскликнул один из рабочих у стойки. Рано или поздно это должно было произойти, и произошло самым банальным, ожидаемым образом. — Бунтарь наш вернулся! — Систему, что ль, уже поборол? — спросил другой, сидевший тут же. — Как-то оно не похоже, всё только хуже стало. Смирившийся оглянулся. Вокруг были те же лица, что и всегда. Лица, которые он навсегда желал оставить в прошлом, больше не возвращаться к ним. Найти новый путь. Новый путь не обнаружился. Прежние величественные слова из его уст казались теперь смешными. Вновь эти лица. Старые знакомые вставали со своих мест, приближались к нему, протягивали грязные руки. Все эти руки были пожаты, никто не остался обделённым. Они до сих пор оставались доброжелательны, до сих пор улыбались ему, а он не понимал их радости. Не мог понять, потому что никогда по-настоящему себя не ценил. Так почему же его ценят другие? Было легче подумать, что это ложь. Игра, чтобы он чувствовал себя лучше в этом коллективе. Да, скорее всего всё так и было на самом деле. — Так ты почему вернулся? — спросил кто-то из окруживших его мужиков. — Передумал с государством сражаться? — Не то, чтобы передумал, — ответил тот. — Всё оказалось сложнее, чем предполагалось, и многое мне не под силу. — Конечно, не под силу, куда тебе в одиночку? Выдумал тоже! — засмеялись работники. — Мы и до этого думали, что у тебя ничего не выйдет. Или пропадёшь, или обратно приедешь. — А вот если бы вы ко мне присоединились, а к нам пролетариат со всего мира… — начал бунтарь, но его прервали. — Да и тогда бы ничего не изменилось! Что же нам, семьи и дома терять? Или собственные жизни, чтобы потом все наши труды подчистую стёрли? Брось ты, только время теряешь. Пока жить можно: зарплата достойная, работа хорошая. Что ещё надо? — Невежи вы, старики, — отчаянно сказал смирившийся. — Невежи, раз таких простых вещей не понимаете. — Нам думать некогда, и не хотим. К слову, обед кончается, пора на завод. Пошли, мужики, дело делать. Мужики согласились и отправились на работу. Один из них похлопал молодого по плечу, который по-прежнему сидел за стойкой. Он уже смирился, его не взволновали их слова и мысли, не побеспокоило обречённое отсутствие настроя. Он встал и направился вслед за ними, не сказав о главном. Его смирение было временным. Он потерпел поражение не для того, чтобы на этом закончить. Надежда на успех, вера в существование нового пути не сломали его. Мысли о том, что всё потеряно и напрасно, он отбрасывал прочь. Когда-нибудь наступит день, который заставит вновь заявить о себе и проявить протест. Сегодня же его ждал знакомый завод, другие знакомые лица. Дверь бара закрылась за ним, и бармен взял со стойки стакан, чтобы его протереть.***
Ближе к вечеру работа на складе становилась умереннее. Ренвест стоял у стены и наблюдал за тем, как Семён перетаскивает ящики из приехавшего фургона по нужным местам. После банкротства владельца магазина Волков с трудом нашёл вакансию грузчика. Вот уже две недели, как он обустроился на этом складе. Иногда работа была интенсивной настолько, что почти не было времени на отдых. Сейчас это время приближалось вместе с концом тяжёлого рабочего дня. Выполнив поставленные задачи, Семён подошёл к Ренвесту и сел возле него. Прислонился к стене, устало оглядывая просторное помещение. Кругом и везде находились разные строительные материалы, мешки, ящики, насосы и прочее. Восемь часов активных действий его измотали, и оставалось пять минут до того, как можно идти домой. Работать совсем не хотелось, и Волков через силу заставлял себя каждый день подниматься по утрам. Связано это было не с местом работы, а с тем недавним случаем, который сильно его изменил. Он больше не мог получать ежедневного удовольствия от жизни. В основном она была такой, какой её любил раньше — спокойной и умиротворённой повседневностью. Тем не менее, многое раздражало, сводило с ума, давило, не отпускало от сильной тревожности. Спокойствие оставалось только внешним фактором, за которым таилось нечто ужасное. Или казалось, что таилось. Всё мироощущение зависело от него самого, и он прекрасно это понимал, но не мог ничего изменить. — Изо дня в день одно и то же, — произнёс Семён. — Кто бы мне объяснил, в чём смысл? — Довольствуйся тем, что есть, — ответил демон. — У тебя нет никаких проблем кроме морального состояния. Есть работа, деньги, друзья. Может, тебе обратиться к ним, чтобы полегчало? — Не хочется мне с ними общаться. Надоели пустые разговоры про всякую ерунду. И кстати, моральное состояние серьёзная проблема. Я могу и на дне оказаться, если так продолжится, ты в курсе? Демон из тебя никакой. А ведь раньше помогал хорошо, с достоинством. — Да, я изменился за прошедшие годы, это неизбежно, но только в лучшую сторону. Я приобрёл новый опыт и знания, разве это так плохо? — Ты не можешь мне помочь, замолчи. Можешь сколько угодно говорить вещи, которые я итак знаю, но никогда не примешь несправедливость этого мира. Ты слишком мягок, как и я, а должен быть объективен. — Допустим, я приму всё то, что нас беспокоит. Но ты этого не сделаешь. Тогда какой толк? — Я сделаю сразу, как только сделаешь ты! — повысил голос Волков. — Я знаю, что это не произойдёт, — Ренвест был так же спокоен и уверен в своих словах. — Неужели ты предпочтёшь и дальше недооценивать меня? Семён ничего не сказал в ответ. Раздражение, которое длилось миг, пропало. Снова пустая опустошённость. — Пора возвращаться домой, — вымолвил Семён, посмотрев на время. — Приготовлю лапшу быстрого приготовления и лягу спать. — Не порти желудок, — прозвучал ответ Ренвеста. Ещё недавно Волков был старательнее и прилежнее. Теперь хотел больше спать и даже не тратить время на домашние дела. Квартира с каждым днём превращалась в пыльный бардак, и её жильцу было это очевидно, но сил прибираться не оставалось. Готовить еду тоже не хотелось, и он предпочитал заходить либо в столовую, либо есть пищу, надо которой не надо долго трудиться. Ренвест не лез в дела владельца и надеялся, что тот начнёт справляться со всем сам. Так начиналась депрессия, никак иначе, и демон переживал от того, что не может ничего предпринять. После того, как Семён переоделся, они пошли к парковке напротив склада. Та, что была около самого места работы, как всегда оставалась забитой. Владелец и демон встали у пешеходного перехода и подметили нарушителя: по дороге на огромной скорости пронёсся поезд. Даже не пропустил пешеходов. Более того, между ними и транспортом было очень маленькое расстояние, около двадцати сантиметров. Такой наглости они ещё не видели за всю свою жизнь, но если бы знали, что всё во благо Социальной Революции, то не стали бы возражать. Когда поезд проехал, продолжили путь по уже свободному переходу. Каких-то пять подростков сливали бензин у машины Волкова. На вид типичные представители своего поколения. Курильщики, наркоманы, пьянчуги, распутники. Всё вместе или по отдельности — не важно. Семёна раздражали похожие на них. Тем более, сейчас, когда они у всех на виду занимались неугодным делом. Желания тратить на них время не было. Он молча присоединился к ним и стал следить за процессом. — Твоя тачка? — спросил один из подростков. У этого ублюдка не было ни капли совести. — Моя, — сухо ответил Семён. — Ну что сказать, лох, — посмеялся другой. — Домой пешком пойдёшь. Волков ничего не делал. Ренвест недоумевающе наблюдал за ним. Неужели он пустит происходящее на самотёк? И почему они настолько бесстрашные? Другой на их месте уже бы сбежал или хотя бы извинился. Странные малолетние идиоты. — У вас что, инстинкта самосохранения нет? — спросил Волков. — Человеческая деградация дошла до такого уровня? — Так что ты нам сделаешь? Нас больше, у нас преимущество, — усмехнулся тот, который сливал бензин. — И правда, дегенераты, — подтвердил Семён и достал складной нож из кармана. Первый удар пришёлся по затылку самого близкого к нему ребёнка. Подросток закричал на всю улицу, и его перепугавшиеся друзья кинулись на помощь, но получили по заслугам. У второго оказалось перерезанным горло, у третьего запястье, четвёртый убежал с раной в сердце, пятый не стал ввязываться в бессмысленную драку вовсе. Ренвест с ужасом пошатнулся на месте. Это же не тот Семён, которого он знал. Семён когда-то осознал всё, избавился от демона. Случайное убийство не должно было изменить так сильно того, кто всё понял. Он просто не мог принять несправедливость мира, но зачем же решил поддержать её вновь? — Семён, что ты сделал?.. — спросил демон. — Ты же хотел… Избавиться от этого навсегда, верно? Трое подростков лежали на земле, истекали кровью. Семён убрал нож, взял канистру и стал заливать весь бензин обратно. Он был необычайно спокоен. Так, как никогда раньше после убийства. — Сделал то, что должен, — ответил он. — Простить такую наглость? Нет уж. Если они в таком возрасте полные ничтожества, то и дальше ничего хорошего их не ждёт. Прямо на моих глазах… придурки. — Семён… Ты пошёл не по тому пути. — Знаю. И что с того? Демон промолчал. Что с того? И правда. Легко отступиться, поддаться злому умыслу. В некотором роде именно так Семён и принял то, что не может демон. Демон не стал одобрять поступок владельца. Волков решил показать ему, как принять эту самую несправедливость. Решил, что сделает это первым. Ошибается. Он просто сделал попытку, у него ничего не получится. Ренвест знал: как бы ни тяжело сейчас приходилось Семёну, он остаётся прежним. Единственный путь исчезновения его демона — принятие того, что принять невозможно. Принятие может быть достигнуто лишь кровавым путём, мирного метода нет. Да, на этом всё и закончится. На вечном непринятии владельца и демона. — Семён, это было временное помешательство, — сказал Ренвест, отошедший от шока. — Больше ты не будешь так делать. Понял? Семён залил последний литр бензина и отбросил канистру куда подальше. Повернулся к демону. Наверное, он понял то, что понял Ренвест. Может, ещё предстояло понять. Посмотрел на убитых детей. Это последний раз, как он возвратился к убийству, да? Сколько раз за всю жизнь ему ещё придётся так подумать? Даже не хочется предполагать. Впрочем, ничего не мешает сказать: — Хорошо, это был последний раз. Обещаю. Ренвесту в очередной раз стало ясно, что впереди их не ждёт ничего хорошего. Обещание Семёна было неискренним. Ведь откуда он знал, какой выпадет случай в будущем? Этого, увы, не знал никто. Спустя полчаса автомобиль Семёна добрался до родного двора. Тот самый камень, который когда-то пустился в путешествие по собственной воле, лежал где-то здесь, но уже не там, где убил кузнечика. Оно и понятно, время идёт, камень не может стоять на месте. Чего только не произошло с ним за прошедшие дни и недели. Он каждый день видел Волкова, а тот обратил внимание на него лишь один раз. Да и то в тот момент, когда взял в руку. Камень обижался, но только обижаться и мог. Семён не догадывался, что о нём думает какой-то там камень, что желает поговорить с ним обо всём и ни о чём. Человек не обращает внимания на то, что находится прямо под ногами. Даже если бы камень кричал и молил о совместном времяпрепровождении, Семён не заметил бы. Его мысли уже давно сосредоточились на самом себе. Может, выпадет случай, и с неодушевлённым предметом поговорит кто-то другой. Простого общения для него будет достаточно. В надежде на счастье он продолжал находиться на месте. Семён и его демон вошли в квартиру. Волков разделся и первым делом пошёл на кухню. В холодильнике была пачка вареников. Раз уж еда быстрого приготовления плохо сказывается на желудке, то лучше готовить это. Высыпав нужное количество вареников в глубокую чашку, он налил воду в кастрюлю, поставил на плиту и включил её. Демон занял положение у стены. Ренвест не отступал от владельца ни на шаг, и тот не был против, но иногда задавался вопросом, для чего он везде ходит за ним. Видимо, олицетворял собой их проблему. Так или иначе, никто никому не мешался, что было к лучшему. Волков вышел обратно в коридор. Открыл дверь в свою комнату. Однако его комнаты на месте не нашлось, зато была комната Князева. Антон работал за компьютером и заметил гостя тогда, когда тот в замешательстве выглянул из-за двери, чтобы осмотреть квартиру. — Ого, привет, — отвлёкся от работы Антон. — Какими судьбами? Волков спокойно смотрел на Князева, Князев спокойно смотрел на Волкова. Оба поняли, что стали похожи друг на друга. Поняли каким-то странным наваждением, всплывшим до очевидности фактом. Ещё не перекинулись толком фразами, но таково было странное осознание. Семен не хотел признавать случившееся, поэтому ничего не сказал и закрыл за собой дверь. Хотелось верить, что после того, как он вновь откроет её, там будет его настоящая комната. Ну а пока что стоило перевести дух и проследить за водой для вареников. Вода закипела, вареники были брошены в неё и перемешаны. Перемешивались до тех пор, пока не всплыли. По прошествии пяти минут они вернулись в чашку уже готовыми. Семён снова вышел в коридор и открыл дверь. — Ну здравствуй, — облокотился Антон о спинку стула при новой встрече. — Кстати, давно не виделись. Я даже успел соскучиться. Князев, в принципе, привык, что к нему в квартиру приходят все, кому не лень. Он не удивлялся ни разу, кто бы сюда ни пришёл. Даже если не понимал, как именно они проникали внутрь. Говоря о том, что соскучился, не скрывал правду. Ему действительно было в радость увидеть знакомое лицо, в отличие от самого знакомого лица. Волков закрыл дверь, не удостоив Антона даже приветствием. Князева это не обидело, но заставило задуматься, почему тот так себя ведёт. Семён вернулся на кухню, сел за стол и принялся за еду. Он не понимал, что происходит, но подумал войти туда третий раз. Надо полагать, одна часть его квартиры поменялась с частью квартиры Антона. После тяжёлого дня ему совсем не хотелось общаться. Он не питал неприязни к Князеву, но будь здесь даже кто-нибудь из его семьи, желание отгородиться от всех не ослабло бы. В прошлом он начал бы разговор, не раздумывая. Сейчас же было не до него. Или он так думал, что не до него. Просто хотелось замкнуться в себе. Не отыскивать ответ, почему происходят такие странные вещи. Проигнорировать всё странное, ужасное и неправильное. Это лучшее, на что он способен. Опять же, так ему просто-напросто думалось. Демон наблюдал, как ест Семён. Ренвест не спешил куда-либо уходить, поэтому даже не сдвинулся с места. Не заметил, чтобы владелец о чём-то беспокоился, ведь тот и на самом деле не беспокоился. Хотя стоило бы, учитывая абсурдную ситуацию. Доев и попив воды, Волков помыл посуду и направился к комнате. На этот раз он уж точно откроет дверь в собственную квартиру. И это действительно произошло: прежний интерьер вернулся. Князев остался у себя, не отвлёкся от важной работы. С облегчением вздохнув, Семён прошёл к окну, занавесил шторы и лёг на мягкий диван. Наконец-то долгожданный отдых. Спокойствие, которое никто не потревожит, и спасающее любимое одиночество. Продолжительно-короткий путь в никуда с бездумной головой. Только так он сейчас и может. Пусть, если не выходит иначе. Через полчаса Антон закончил с работой. Отправил готовый документ заказчику и поднялся из-за стола. Потянулся, чувствуя приятную усталость мышц. Зевнул и пошёл в другую комнату. За открывшейся дверью она его и ждала. О том, что квартиры менялись местами, он не догадывался. Поэтому оглядел каждый угол, чтобы убедиться, что здесь он один. Назревший давно вопрос прозвучал вслух: — Ну и что это было?..***
Двое революционеров стояли у крупного здания. Александр и Михаил покинули поезд с одной важной целью: восполнить недостающие знания и избавиться от невежества. Поезд продолжал катиться по городу и без них, а организация жила полноценно. Анархия уже достигла их обиталища, и организаторы отреклись от лидерства, предоставив полную свободу каждому. Оставалось прийти сюда, в библиотеку. А всё потому, что они до этого не читали нужных книг. — Какая же стыдоба, — произнёс Ленчиков, покачав головой. — Никак не пойму, чем мы занимались всё это время. Столько лет полагались только на самих себя, не считывались с теми истинами, что изложены в книгах. Но настал день, когда мы обязаны это сделать. — Всё верно, — согласился Куликов. — Мы стремились к благой анархии, но разуверились в её наступлении. Поэтому нам нужна основа, более полное понимание анархизма. По-другому революции не добиться. — Сама временная идея, чтобы избавиться исключительно от налога за органы, была глупа и банальна. Пойдём же, исправим наши несусветные недостатки. Михаил кивнул, и они вошли внутрь. Библиотека была пуста. Обыденное дело — Люди предпочли существовать в заблуждении. Вместе направились к полкам в поисках классики. Могли попросить о помощи библиотекаря, но были во всём самостоятельны. Нашли подходящее по всем критериям, взяли с собой и понесли к столу. Сели, стали читать. Библиотекарь был в шоке, ведь видел таких посетителей впервые. Серьёзно, ещё никто не садился читать книги за какой-либо из этих столов. По-настоящему умные мужчины, стремящиеся к светлому счастливому будущему. С самого утра до самого вечера они изучали написанное великими Людьми. Написанное ещё очень давно. Назревал существенный план действий, чего они не могли добиться ранее. Свержение государства было не за горами. У них получилось добиться хорошей организации, но не доставало пропаганды, чётко поставленной цели и малой доли цинизма. Цинизма во имя справедливости, счастья, хорошей жизни. Но это вынужденная мера, без которой нельзя. Ради этого революция должна быть сокрушительной и победоносной. За одной страной, которая поборола систему, потянутся и другие. Так обязательно произойдёт, во что бы то ни стало. Какие бы жертвы не пришлось истратить на всеобщее освобождение от гнетущего зла. Вера в это должна быть сильна и не склоняться ни перед чьей иной. Вселить веру в анархию было главной задачей секретной организации, а там недалеко и победа. Нелёгкий путь начинался только сейчас. — Михаил Александрович — гений! — воскликнул Ленчиков на всю библиотеку и нарушил устоявшуюся тишину, как только закончил с чтением очередной книги. — С этого момента он мой герой! — Да он не один же гений, их множество! — громко ответил Куликов. — Вот они, всех их труды у нас на столе! — Разве я принижал их ценность?! Они тоже гении! Они все для меня герои! От вида читателей, которые начали бурно обсуждать авторов книг и их работы, библиотекарь удивился ещё больше. Удивился настолько, что забыл напомнить о запрете шуметь в этом месте. И совершенно не важно, если рядом вообще нет никого другого читающего. Александр с большим искренним уважением отложил книгу Бакунина и воодушевлённо взял другую. Он хотел открыть первую страницу, но случайно перед его взором предстала середина. К неожиданности присутствовавших из книги выпрыгнул человек, будто его оттуда выплюнуло. Мужчина и сам был не готов к такому. Подлетев к потолку, он начал падение под небольшим углом. Приземлился на деревянный пол. Не поранился и не ушибся, поэтому встал без труда на ноги. Непонимающе оглянулся на анархистов, но затем вник, что произошло. Посмотрев в окно, от чего-то ужаснулся и взволнованно спросил удивлённых революционеров: — Какой сегодня день недели?.. — Суббота, — ответил Михаил. — Фух, пронесло, — выдохнул с облегчением мужчина. — Я-то думал, больше положенного там сижу, на работу опаздываю. А число то же? — Тридцать второе, — ответил Ленчиков. — Книга толстая, кстати, и шрифт мелкий… Сколько ты там сидел? — Тридцать второе?! — поражённо схватился за волосы путешественник по книгам. — Безоговорочно уволен! Я там находился неделю! Как знал, что опять такая история случится! Этим путешественником был никто иной, как Андрей Валерьевич Лебедев. Он сокрушительно сел на свободный за столом стул и понурил голову, оперившись в неё руками. Анархисты не соболезновали его горю. Они хитро улыбнулись друг другу, пока он не видел их. Если человек настолько погружается в чтение, что забывает обо всём на свете и уходит разумом и телом в книгу, то он идеален. Это мудрец, познавший жизнь и пытающийся познать другие вещи. А когда он выходит из анархической книги, с ним разговор короткий, прямой и очевидный до боли. Упустить хорошую возможность было бы неправильно для обоих. Совесть и всеобщее благое дело заставляли приманить к себе нового приверженца адекватного поведения и здравого рассудка. — А тебя как звать, кстати? — спросил Михаил. — Андрей. Многие называют Философом, — ответил Лебедев, подняв голову. — Философ?! — Ленчиков вскочил из-за стола, не поверив собственным ушам. — Тот самый?! — Да. Не удивляйтесь, пожалуйста. — Для тебя не всё потеряно, брат, — с улыбкой произнёс Куликов. — Больше работа тебе не понадобится, если присоединишься к нам. — Мы члены секретной организации, наименование которой не придумано! — продолжил его друг, в этот раз выражаясь честно. — Мы собираем Людей со всего города, чтобы бороться с системой и свергнуть власть! Дело не ограничивается одним городом, но пропаганда наших идей скоро распространится по всей стране! А там — по всему миру! Да будет благая анархия!!! И всё же, как я удивлён, что довелось встретить тебя, Философ! — Где же вы были раньше? — печаль мгновенно прошла с лица Андрея. Её сменила счастливая улыбка. — Мы с другом как раз искали тех, к кому можно присоединиться. Но что вы имели в виду? Будто работа мне больше будет не нужна. — Мы всё тебе оплатим, не переживай, — ответил Куликов. — Только мы должны видеть, что ты действительно борешься вместе со всеми. Были некоторые дармоеды, так мы их выгнали прочь. Нам такие пользы не приносят. — Понятное дело, я буду бороться! И друга позову, я за него ручаюсь! — Так держать. Ну а пока что, не хочешь почитать с нами? Как раз дойдёшь до конца книги, которую начал. — С радостью. Вы тут тоже решили литературу перечитать? Лично я в первый раз изучаю, в своё время не довелось, больше о философии думал, — Лебедев взял раскрытую на середине книгу и стал искать место, где остановился. — Вы-то, конечно, давно этим увлекаетесь, должны всё знать… Александр сел обратно на стул и многозначительно перекинулся взглядом с напарником. — Да, конечно, — ответил он Андрею Валерьевичу, — мы заядлые анархисты. Много лет готовились к свержении власти и трудились, не покладая рук. В конце концов, мы и есть основатели организации. Да, Миш? — Разумеется, — Миша подыгрывал другу, чтобы их новый коллега не узнал интересный факт: полноценными анархистами они стали только сегодня. — Пользуясь выпавшей свободной минутой, мы решили подкрепить знания. Как же без них? — Молодцы, уважаю, — сказал Андрей, как раз нашедший необходимый абзац. — Правда, сейчас уже вечер, и библиотека закрывается. Об этом мы как-то не подумали. Троица отвлеклась от разговора и повернулась к окну, за которым городские здания освещались оранжевым солнцем. Настенные часы показывали девять часов. Все вместе с надеждой глянули на библиотекаря, сидевшего поблизости. Он слышал каждое слово, произнесённое из их уст. Почесав лысину, молча махнул рукой. Это значило, что разрешение остаться на ночь дано. Пусть он и понимал, что останется без драгоценного сна. Революционеры выразили ему благодарность, так же молча кивнув головами, и уткнулись в исписанные правдой страницы.