свобода

Он ушёл. Их логово всегда казалось чересчур пустым. Понятное дело, ведь обычно в стенах огромного замка всегда находилось лишь четыре человека, изредка пересекавшихся между собой. Большие красные витражи лишь придавали излишнее величие огромным залам и извилистым коридорам. Теперь их осталось трое. Гранат шла, прихрамывая, повиснув на плече Лакрицы и больно вцепившись ногтями ему в плечо. Кровь от пореза была еле видна на ее алом одеянии; казалось, будто она цела и здорова, и лишь притворяется тяжело раненой. Позади них плелись Машрум и тихо хныкали, вертя в руках оторванную шляпку гриба. Лакрице казалось, что они идут по коридору уже целую вечность, расстояние между дверями комнат и чуланов ощущалось невероятно большим, близящимся к бесконечности. Но, будто велением магии, они пришли к покоям Гранат, находящимися в восточной части замка. Открыв свободной рукой дверь, он помог девушке войти в комнату и уложил ее на кровать. Обернувшись, он заметил, что Машрум остались снаружи; возможно, ребёнку не хотелось видеть искажённое болью лицо Гранат так близко... Лакрице тоже не очень хотелось оставаться в комнате. С момента их побега он не произнёс ни слова, и на удивление, нарушать тишину все ещё не хотел, несмотря на свою обычную крикливость. В лечении Гранат не нуждалась; в их компании именно жрица отвечала за восстановление здоровья и обработку ран, также как и за нанесение вреда своим сотрудникам. Тихо хмыкнув, Лакрица развернулся и хотел покинуть помещение, но тут его окликнули. — Лакрица. Он повернул голову и посмотрел на правую руку Дарк Энчантресс, беспомощно лежащую на постели. — Почему ты ничего не сказал ему? Лицо Гранат было полно разочарования и недоверия. Лакрица отвёл от неё глаза, уж слишком напористым взглядом она смотрела на него, ожидая ответа. — Ты никогда не молчишь. Не молчал ранее. Всегда вставлял своё колкое словечко. Так почему же ты просто проигнорировал его уход? Неужели тебя не переполняет ненависть? Обида? Он молчал. Не желая смотреть в ее глаза, он пялился на узор из ромбов на стене и делал вид, что думает над ответом на вопрос, который не имел для него смысла. Гранат слабо рассмеялась, насколько ей позволяли сделать это силы; ее смех был полон презрения. — Ты такой же, как и он. Эгоист. Твои цели - и его тоже - направлены лишь на ублажение ваших дурацких желаний. Дай угадаю - слава? Сила? Любовь? Она рассмеялась чуть громче. — Понятное дело, что вы с ним так спелись, Лакрица... Наконец он вновь посмотрел на неё; его взгляд был наполнен злостью и обидой. — Ох, да замолчи ты уже! Откуда у тебя силы ещё и на эти допросы?! Лицо Гранат сияло победоносной, но слабой улыбкой. — Твои чувства к нему всегда были очевидны... и это является твоей слабостью. Ха, я помню, как ты пытался защитить его: «да что с вами, прекратите ссориться»... это выглядело даже жалко, ведь ты прекрасно знал, что это меня никогда не останавливало. Лакрица в гневе сжимал зубы, пытаясь контролировать себя, чтобы не сказать лишнего. Каждое его слово могло быть использовано против него, он знал, с кем ведёт беседу, но ему было жутко сложно держать язык за зубами. — Ничего ты не знаешь, Помегранат! Я беспокоился лишь о собственной безопасности! Конечно же, я знаю, на что ты способна, думаешь, я тоже хотел получить от тебя подобный «выговор»?! Вот... я и пытался остановить эту ссору! Ничего более... — Ты жалок. Она ухмыльнулась, впиваясь взглядом в янтарные глаза Лакрицы, наполненные яростью. — Если ты посмеешь выкинуть что-то подобное... если посмеешь предать Госпожу... не жди пощады. Я отберу у тебя то, а точнее, того, кто тебе наиболее дорог, и ты прекрасно знаешь, о ком я сейчас говорю. Кинув на неё последний взор, Лакрица резко развернулся и вылетел из комнаты. Машрум сидели на полу рядом с комнатой и, подняв голову, смотрели вслед убегающему из покоев Лакрице. Куда он направлялся, известно было одним лишь ведьмам... Он до сих пор не верил, что Чоко просто ушёл. Он даже не попрощался с ним должным образом, взмахнул плащом и смылся. Лакрица не чувствовал обиды, лишь скучал по нему. Его наполняло чувство пустоты - только сейчас, придя в свою комнатушку после ссоры с Гранат, он осознал, что более никогда не ощутит прикосновения Дарк Чоко, не придёт к нему в спальню поздней ночью после очередного кошмара, не применит обезболивающее заклинание для его мигреней... не поцелует его, не скажет то, что чувствовал, но так боялся озвучить. Он так и не успел сделать этого. Сказать Чоко, что ему правда жаль. Что он беспокоится. Что он делает это искренне, а не в поисках какой-то выгоды. Что любит именно его, а не абстрактную идею быть любимым. Он не плакал; у него не осталось более сил на яркие эмоции в тот день, Гранат будто высосала из него все эмоции одной ссорой, но ему было невероятно больно осознавать собственное одиночество. Теперь он остался один среди тьмы. И только он один сможет себя из неё вытащить. Единственное, за что Лакрица мог цепляться - это все ещё Чоко. Он жив, он свободен и счастлив, и если Лакрица не будет бороться ради себя, он сделает это хотя бы ради него. Выглянув в окно, он увидел просторы заснеженного леса, виднеющиеся вдали сизые горы, озёра и парящих над ними птиц. Когда-нибудь и он обретёт свободу.