***
На полуострове Когтя во второй раз за две тысячи лет безмолвия началась суматоха. Драконы раскапывали заваленные пещеры, бродили по окраинам города Ночи, который подобно обсидиановой горе высился над оранжевым волнующимся морем. Луновзора, Кинкажу и Мракокрад прибыли вовремя: Карапакс и Беда, ужиная на остроконечной изогнутой скале, махали им лапами и звали присоединиться к плотной трапезе. Мракокрад с улыбкой заметил, будто попал в прошлое. По берегу полуострова бродили чёрные фигуры, по городу летали чернокрылые тени, и все было, как раньше. Даже замша, плющ, многочисленные признаки запустения и разрушения не бросались в глаза. — Нам точно влетит, — заметила Луновзора. — Да ладно, — хмыкнула Беда. — Глин поймёт. — А вот Цунами — нет. — Цунами? — Карапакс хотел было что-то сказать, но не решился. — О да. Она убьёт вас, если узнает, что вы без спроса покинули академию. — Но это того стоит! — улыбалась Кинкажу. — Ну, нашли что-нибудь? Какой-нить… кристалл, который взорвет континент, если произнести определённое слово? Самовоспроизводящийся бутерброд? Часы, которые идут задом-наперёд? — Ничего такого я не создавал, — подал голос Мракокрад. — Так что этого нет в природе. — Ну, я бы хотела увидеть бесконечный бутерброд, — сказала Беда. — И подарить Глину. Вот бы он обрадовался! — Э, нет, — Карапакс толкнул Беду в бок. — Отдашь мне. — С чего это? — Я твой лучший друг, это первое. Второе, Глин сел на диету ради тебя. Так что прояви солидарность. Мракокрада позабавил диалог друзей. Стоило небу затянуться непроглядной, мокрой мглой, полил дождь. Запах свежести разогнал прочие, так что зайцев в кустах, птиц, других драконов было сложно учуять. Вода размыла грязные, потрескавшиеся тропы, забилась в глубокие рвы, проникла в разбитые окна. Мракокрад, как самый большой из компании, закрывал друзей тенью своих крыльев. Они шли во дворец, так как ночной согласился им кое-что показать. По пути им встречались спрятавшиеся в домах исследователи, а на входе в твердыню Ночи неожиданно для всех появился Потрошитель. — Вот вы где! — крикнул он, обращаясь к Луне и Кинкажу. — Глин уже доложил Ореоле, а она через эти сонные камни… — Присниллы, — поправил Мракокрад. — Короче, — раздраженно рыкнул убийца. — Пока я дрых после долгой дороги, она мне сны испортила своими недовольствами. Просила бросить все и найти вас. И заодно наказать Мракокрада за кражу детей. — Но я не крал их! — взвился Мракокрад. — С каких пор королева Ореола обвиняет меня в похищениях? — Наверное, с таких, когда ты чуть не разрушил Пиррию, — заметил Потрошитель. — Увёл половину ночных сюда. Провозгласил себя королём. Напал на Яшмовую гору… — О, Потрошитель, ну хватит! — взмолилась Луновзора. — Вы с Ореолой кааааждый день напоминаете драконам, какой Мракокрад опасный, хотя Кинкажу забрала у него магию! Тронутый тем, что маленькая ночная защищает его, он выпрямился, ткнул носом её в шею и смело посмотрел на Потрошителя. — Я не нападал на Яшмовую гору, — сказал Мракокрад. — И не использовал магию, заставляя ночных следовать за мной. Это был их выбор. — Ты использовал магию на королеве, — не унимался Потрошитель. — И мой долг, как её охранника, открутить тебе голову. — У Луновзоры есть палки. А у Карапакса Беда, — вышла вперёд Кинкажу. — Ну а самое главное — я! Потрошитель, дорогой друг, если Мракокрад опять будет строить из себя революционера, мы с ним быстро разберёмся. Тем более… Кхм, неприлично хвастаться этим, но мы друзья с его мамой. «Это не просто неприлично. Это низко, как удар между лап», — подумал Мракокрад, но, стиснув зубы, промолчал. Куда ни глянь — всюду стены. На лапах цепи, на шее ошейник, на глазах повязка, на крыльях кандалы. Он безоружнее яйца. — Куда направляетесь? — сузил глаза Потрошитель и впервые посмотрел на ночного мага. — Он, случаем, не хочет завести вас в древнюю лабораторию, где создавал страшных монстров, и убить? — Если у тебя шутки такие, — сказал Мракокрад. — Мне они не нравятся. Я никогда не создавал монстров и лаборатории у меня не было. Странное дело — на лице Потрошителя наконец промелькнуло веселье. — А даже если есть, — мечтал он о своём. — Я все равно проткну тебя ножом. И сверну шею. — Не надо убивать Мрака! — попросила Луновзора. — Не надо ножом, — кивнула Беда и добавила: — Я же могу его сжечь. — А ты шаришь. — О да! — Кинкажу ударила кулаком по раскрытой ладони. — Не забудьте мой яд! Луновзора прижалась к Мракокраду, будто хотела защитить от злых драконов, Карапакс обвёл его сочувствующим взглядом. Дождь становился сильнее, и ночной дракон уже не чувствовал утопающих в грязи лап. Крылья задубели, налились тяжестью, спина разболелась. Мракокраду больше всего было жалко себя, поэтому он с благодарностью ловил её в глазах друзей. — Они замерзли, — сказал Карапакс. — Пожалуйста, дай нам войти во дворец. Потрошитель, снисходительно улыбаясь, поклонился принцу Морского королевства. — Конечно, я могу вас пропустить, но в таком случае нам придётся отвлечь одного очень известного песчаного учёного. Понимаете ли, он прибыл по просьбе Тёрн после того, как Ореола поделилась с королевами планами на, Кхм… как же она сказала… расширение! Короче, она хочет изучить город, его окраины и подвалы, в том числе и затопленные части. Через трое суток сюда прибудут другие морские, на следующий день после них — наш Гений и небесные. — Ааа, — кивнула Беда, ничего не понимая. — А если мы где-нибудь недалеко ютиться будем? Или если я его убью? — Я бы тебе позволил сжечь кого угодно, но не этого парня, — сказал Потрошитель. — Иначе с меня шкуру сдерут две королевы вместо одной. Поняла? — Конечно, бро. «И когда они спелись?», — не успел спросить об этом Мракокрад, как Потрошитель с разочарованием отступил. Блестящая от дождя чёрная дорога, ведущая к неровным крутым ступеням двора, была свободна. — Ладно, идёмте, — сказал он. — Мне и самому мокнуть не приятно. Только, пожалуйста, держите мага поближе к Кинкажу, — с этими словами Потрошитель демонстративно достал тонкой, искусной работы нож, Кинкажу дружелюбно оскалила острые зубки, а Беда, кажется, загорелась ещё пуще — от её тела шло целое облако душного пара. Ни в ком из них Мракокрад не был уверен. Захотят убить — убьют. И остановить их могут только Луновзора и Карапакс… всех, кроме Потрошителя. Ну ничего! Мракокрад и сам не промах. Если что — ценой пальцев отберёт нож и будет лупить, пока Потрошитель не подохнет. Или, на крайняк, огнём пальнет. Главная зала оказалась такой же огромной, как помнил он со временем Зоркости. Потолок не провалился, и не было в нем ни единого зазора. Стены, правда, подвели: покрылись сетью трещин, просыпались и поросли обильной растительностью, какой позавидовал бы весь дождевой лес. Мраморный пол в мозаику скрывала тысячелетняя пыль, так что особенно четко на ней вырисовывались следы недавно пришедших сюда драконов и капли воды, которые они принесли с собой. В воздухе витала пыль. Чтобы не зачихаться до смерти, Мракокрад задержал дыхание, и его примеру последовали остальные. Зал, где располагался трон, на котором когда-то мечтал восседать Мракокрад, пустовал. Следы вели дальше, в так называемую Звёздную Башню. Потрошитель дал знак хвостом, и дракончики посеменили за ним. Так они пришли к уютной гостевой комнате, одной из тысяч, и, громко чихнув, Беда развела в камине веселое пламя. Кинкажу, отряхнувшись, без сил упала на кровать (Карапакс вовремя успел содрать с него пыльное одеяло). Луновзора уселась у очага и принялась усердно отогревать щеки. Блики огня забавно играли на серебристых слезах, которые оставили ей две полных луны. Такие же были у Мракокрада, но пропали сразу после заклятия Кинкажу. Теперь он выглядел таким же бездарным ночным, как остальные. Поёжившись, будто ему было жутко находиться в стенах этого здания, Потрошитель убедился, что все окна целы, и сообщил: — Теперь я покину вас. Кинкажу, — обернулся к радужной. — Убей его, если потребуется. — Так точно, босс, — сквозь сон пообещала она. Это они про меня, понял Мракокрад. И Потрошитель вышел из комнаты. Полуостров Когтя, он же Потерянный город Ночи, представлял собой когда-то обширную скалистую местность, напоминающую застывшие в камне могучие волны. На этой неприветливой, бесплодной земле решились обосноваться только ночные драконы, и по сей день Мракокрад гордился своими собратьями. Они не просто зажили здесь, они построили самый прекрасный город на свете. Создали школу, музей, библиотеку, дворец, не утративший своего великолепия спустя столько веков! И он смотрел на то, что осталось, сквозь запотевшее, изрезанное ливнем стекло, и душу его наполняла печаль. Огни больше не горели, вместо бесконечного оживления — голые руины… Мракокрад растерял былое веселье, и только Луновзора, с лап до головы покрытая пылью, скрасила боль. Она положила хвост на его переднюю лапу и улыбнулась. — Ничего, — сказала она. — Может, через пару столетий, когда ночные окрепнут и больше не будут зависеть от радужных, они по-настоящему вернутся сюда. — А может, сольются с радужными, — вздохнул Мракокрад. — Может. И, мне кажется, это лучше, чем забыть, кто и как спас их от полного уничтожения, — пожала плечами Луновзора. — Не печалься, Мракокрад. Ты считаешь, что выдран из своего времени в чужое, но на самом деле и это может стать твоим. Просто нужно постараться. Он вспомнил, как Глин отругал его за «идеи насилия» и решил, что в словах Луновзоры есть смысл. Он просто много цепляется за дни ушедшего настоящего. Значит, пора жить в этом. И по его законам. — Как думаешь, — нахмурился Мракокрад. — Потрошитель убьёт меня во сне? — Скорее Кинкажу. — Почему? Она ненавидит меня больше? — Потрошителю просто лень возвращаться сюда. И оба улыбнулись.***
Той же ночью, когда дождь кончился, некто пробрался в комнату друзей, и Мракокрад, спавший чутким сном, схватил его за горло и прижал к стене. Почему-то первой мыслью было: «Он хочет навредить Луновзоре», и лишь затем Мракокрад подумал: «Черт, или мне». Тень под его могучими лапами зашевелилась, и, чтобы незнакомец перестал кряхтеть и успокоился, расслабил хватку и дыхнул огнём рядом с мордой. Это был песчаный в лёгком, насквозь промокшем коричневом плаще. Рыжая грива, которой Мракокрад никогда не видел у песчаных, и глаза кофейного цвета вводили в заблуждение, хотя чешуя и хвост — определено как у его собратьев! — Ты кто такой? — песчаный наконец посмотрел на Мракокрада, и тот зло оскалился. — Отвечай! — Я… эй, — он тихо, хрипло рассмеялся. — Приятель, успокойся… я просто учёный… ой, да ну тебя! Шипом в живот хочешь? А я могу! Вспомнив, что больше не бессмертен, Мракокрад отпустил бедолагу. Он почти без сил рухнул на пол, но никого, кажется, не разбудил. Стояла непроглядная тёплая темнота. Поленья в очаге давно догорели, и друзья мирно спали. Луновзора прижималась к Кинкажу, будто она могла спасти её от всех бед на свете, за спиной — сосущий палец Карапакс, на полу — яростная даже во сне Беда, свернувшая клубочком, как собака, да и выглядела также… верная, готовая драться до последней капли крови псина. — Кто ты? — повторил Мракокрад. — И что тебе нужно? Песчаный встал, растирая шею, и протянул ему крыло. — Мустанг, рад познакомиться, — сказал он с улыбкой на светящейся от радости морде, будто секунду назад Мракокрад не пытался его убить. — Можешь не представляться. Я знаю, кто ты… Ух! Могущественный дракомант! Величайший дракон в истории Пиррии! Миф, ставший реальностью! Наслышан… наслышан. Ночной недоверчиво пожал его крыло и спросил без обиняков: — Ты просто хочешь вознести мне хвалу или по делу? Я тут, знаешь ли, спать пытался. Мустанг был тем ещё здоровяком. Он скинул с себя плащ, довольно размял лапы и выпрямился, оказавшись чуть ли не больше Мракокрада. Сильное, мускулистое тело, добродушные глаза, пышный оранжевый мех, посеребрённый сиянием луны за окном, пара шрамов на чешуе. Настоящий красавец. А ведь Мракокрад считал, что только тщедушные уродцы вроде Арктика имеют мозги, или забавные толстячки, как Карапакс. — Это не займёт много времени. Кхм… в общем, уважаемый, по делу. Я ведь учёный и никакой-нибудь, а конкретно, Кхм… по вам. Вернее, я всегда интересовался вашей историей и событиями, которые случились на вашем веку. Ох, извини, на «вы» или на «ты»? — На «ты», — Мракокраду все меньше нравился дракон, которого Потрошитель, к сожалению, запретил убивать. — Отлично. Мракокрад, ты должен мне помочь. Я тут нашёл одно место недалеко от дворца и чисто случайно от Потрошителя узнал, что ты, оказывается, здесь! — последние слова он произнёс с таким восхищением, будто был влюблённой школьницей. — А ты ведь знаешь все на полуострове, знаешь всю его магию! Поэтому… поэтому помоги. Я понятия не имею, что это и как с этим быть. «Он либо хочет меня убить, либо правда влюблён без памяти, — посмотрел на друзей, которых оставлял без своей, в общем-то, бесполезной защиты, и вздохнул. — Ладно, помогу бедняге». — И в чем нужна помощь? — скучающим тоном спросил он. — О! — Мустанг прижал лапу к губам, то ли борясь с безумным хохотом, то ли смущенный вниманием «великого дракоманта». — Узнаешь! «Три луны, не хочу сдохнуть». Они выбрались через окно, и, прежде чем исчезнуть, Мракокрад снова посмотрел на друзей. А потом — растворился, только мелькали крылья, усеянные звездными брызгами. Ночь пахла дождём и дышала мартовским холодом. Ловя на себе поцелуи ветра, как когда-то поцелуи Ясновидицы, тень дракона, который должен был стать главным героем своего времени, мчалась за Мустангом. И зачем он взялся помочь? Может, убить Мустанга, прежде чем он убьёт его? Нет, тогда Потрошитель убьёт Мракокрада. Да что ты заладил? Убийства, убийства… — А вот и оно! — ветер донёс до него крик песчаного. Они давно вылетели за пределы города и теперь кружили над каменистой кряжей, в центре которой, точно воткнутый меч, громоздилась уродливая чёрная скала. Они плавно спустились вниз, прошлись к краю, и, спасаясь от сильного ветра, Мракокрад закрылся крыльями. Под ними простиралась полоса серебристого берега, увитое дребезжащим на волнах отражением луны (как белой лозой, подумал Мракокрад и подивился проснувшемуся дару поэта) сине-чёрное море. Но ничего интересного. Хотел он об этом сказать, и тут Мустанг одним махом спустился — распорол песок своим крепким телом и, спотыкаясь, ринулся за камни. — Идём! И Мракокрад послушно полетел за ним. Так они оказались у давно потухшего костра. Странно, плавник догорел давно, но следы чьего-то прибывания — отметины лап на песке, очертания чьих-то хвостов и задниц. Может, засада? Нет, насколько надо быть идиотом, чтобы ждать у мертвого костра, в такую холодрыгу… его? — Какого лешего? — Мракокрад с готовностью повернулся к Мустангу. — Что все это значит? — Это я и хочу узнать, — с этими словами он разворошил плавник, достал оттуда меньше всего тронутый кусок, а потом, совсем удивив ночного, принялся копаться в песке. — Как я говорил и как ты знаешь, Мракокрад, этот остров напоен дракомантией… твоей, Арктика, Глубина. Для начала я хочу, чтобы ты вспомнил, применял ли ты какое-то… ммм, особое заклятие? Нет, не щит, про это я и так знаю. Другое. Ммм… Кхм… даже не знаю, как сформулировать. Мракокрад просто смотрел, как этот сумасшедший делает странные вещи. — Нашёл! Хочешь интересное наблюдение? — спросил Мустанг, и ночной задумчиво кивнул. Тогда он вручил ему синюю чешуйку, найденную в песке, и Мракокрад безошибочно понял, что она принадлежала морскому. Более того — ещё сохранила его запах. — Сожми в лапе. И подожди. Мракокрад сделал, как его просили. Хвост Мустанга возбужденно метался по берегу, рассекая песок, как дельфиньи хвосты спокойную морскую гладь, и заходил туда-сюда. Мракокрад ждал и, когда что-то да произошло, не сразу понял, что именно. Он почувствовал некое напряжение, напоминающее дежавю или касание призрака, и разжал лапу. Глаза его полезли на лоб. Он стал шарить под собой, в попытках отыскать оброненную чешуйку, но не нашёл. Тогда Мустанг с довольной миной раскопал песок на том же месте и достал ту же самую чешуйку. Или нет? — Это фокус с исчезновением, — сказал Мракокрад. — Неа, — улыбнулся Мустанг. — Это нечто другое. Видишь, я держу плавник? А теперь, — он положил его перед собой и задрал глаза к нему. Ничего не происходило… Мракокрад моргнул… И ничего не понял. Плавник пропал, и такой же, фактически целый, не обугленный и обмокший, нашёлся в костре. Голова Мракокрада шла кругом. Кто-то закольцевал время в этом месте? Но почему так неправильно? Почти отдельные субъекты возвращаются в исконную позицию, а целый костёр продолжает двигаться вперёд? Или Мракокрад ничего не понял? Теперь и он заинтересовался. — А ну-ка… Они трижды повторили свой эксперимент, даже песок в их лапах исчезал и становился собой за секунды до совершенного действия. Мракокрад ничего не понимал, но пытался понять. Его мысли покинули Кинкажу, Луновзора, Потрошитель, Беда и Карапакс. Было лишь странное место и ещё что-то. То ощущение, дежавю, призрачное касание. Мустанг и Мракокрад переглянулись. — Я ничего не делал, — сказал он. — Ничего подобного. Да и зачем? — И вправду, — пожал плечами Мустанг. — Но тогда… кто? И почему это место, причём, заметь, от той скалы до той, до облизанной волнами части берега, до того склона… — он почесал голову, ничего не соображая. Дракон осмотрелся. Позади них возвышались чёрные, будто угольные, скалы с клыкастыми пиками. Они представляли полукруглую дугу, которая окаймляла берег и делала похожим на улыбку. Ни растительности, ни намеков на жизнь, лишь зарывшиеся в песок крабы. Дракомантия, это была она. И она убила в этой странной бухте, которую Мракокрад не мог припомнить, всю живность. А вдалеке алым бутоном расцветало солнце. Облака порыжели, как беличий меч, небо налилось утренними красками. Но Мракокрад и Мустанг не торопились. Они ещё немного пошарили по берегу. Мракокрад поделился с Мустангом своими наблюдениями, и тот ответил, что чувствует то же самое — вибрацию, как от землетрясения, но, если отвлечь внимание, все рассеивалось. — Наверное, нам пора, — сказал Мракокрад, представивший, как разволнуются друзья. — Эй! Мустанг! Тебе что, плохо? — Не-не, — склонившийся над песком дракон резко поднялся. — Просто пробовал на вкус. — А, — он не знал, жрут ли песчаные песок, но, видимо, да. — Ясно. На пути в город Ночи Мракокрад раздумывал, как сильно им всем влетит от Глина и как долго будет проходить синяк под глазом, когда Цунами решит разобраться с ним. По крайней мере, решил он, Цунами тоже придётся лечиться. Потом, правда, ему достанется от Луновзоры (вполне заслуженно), и её Мракокрад побить не посмеет. Не только потому что она его подруга, но и потому что об этом сразу прознают Вихрь и Холод. И вообще, пора бы избавляться от привычки приносить боль… Он вернулся, когда дракончики ещё спали. Мустанг внимательно наблюдал, как Мракокрад с наигранным пренебрежением поправляет одеяло на Карапаксе, и наконец сказал то, что давно вертелось на языке: — М… тут это. У меня есть теория. Мракокрад был весь во внимании. Мустанг достал из своего плаща поднятый с земли предмет, ржавую металлическую палочку, и отдал её ночному. Тот покрутил в лапах — ничего удивительного. Разве что, соскребая ржавчину, он различил буквы. — Это лежало там, на берегу, — сказал Мустанг. — Ничего не чувствуешь? — Я больше не дракомант. Но у меня есть друзья-дракоманты, они помогут. А что? — Может, эта штука, ну… как-то влияла на время? Я ещё проверю, и все-таки… поскреби-ка ещё… ого! Что это? Мракокрад нахмурился. — Герб ледяной королевской семьи, — одними губами прошептал он. Горло его сдавило. Точно такой же знак — разогнавшегося для удара белого медведя, — он видел в гостиной своего дома, чтобы Арктик чувствовал себя, как в Ледяном королевстве. Вместе с гобеленом, изображающим дикого зверя, там были подушки с вышитыми на них снежинками, белые стены, синие ковры и сверхъестественный, пугающий порядок. Кажется, диван всегда был без вмятин, столик возле него всегда блистал… «Мама столько делала для этого ублюдка!». — Королевской семьи? Ледяных? Но… но как он оказался здесь? До или после того, как остров покинули? Или… или ни тогда, ни потом, ни сейчас? И тут их осенило. — Время там работает странно, — сказал Мустанг. — Неправильно, — поправил Мракокрад. — Ржавая металлическая палочка с гербом ледяных. Потухший, невесть откуда взявшийся костёр. Следы от чьих-то жоп, да такие, будто их только что оставили. Возвращающиеся на своё место предметы. Как думаешь, эта палочка вернётся? — Сомневаюсь. А так… оставь себе. Кажется, у тебя больше шансов разгадать эту тайну. Он будто снова чего-то недоговаривал. Поэтому, когда Мустанг, о котором Мракокрад практически ничего не знал, собрался улетать, он задал тот же вопрос, что задал ему Мустанг: — А ты что-то чувствовал, пока держал её? Песчаный замер. Посмотрел на ночного. В его глазах, в которых плескался кофе и играли искры молодого солнца, пряталась тайна. И… испуг. Замешательство. Непонимание. — Да. Что-то… как дежавю, но больше — как воспоминание. Очень навязчивое воспоминание. Или сон? Хрен знает, — сказал Мустанг. — Я будто был там раньше и не один, а с морским дракон… драконихой. Да… это точно была она. Ты считаешь меня странным? Он подумал о синей чешуйке. — Ничуть. И положил палочку на прикроватную тумбу.