Dark stories

Октавиус никогда не был любимым сыном ни у матери, ни у отца. Он не был чувствительным и слегка экзальтированным как Кассиус, не был он и непрошибаемым, и упрямым, как Маркус. Недостаточно мягкий и недостаточно твердый. Он был удобным, это все признавали. Ему пришлось рано стать самостоятельным, потому что так его хотя бы замечали и изредка хвалили. Потом он стал главным посредником между братьями и родителями. Он передавал приказы отца, объяснял, как их лучше выполнить. Учил завязывать шнурки, галстуки, подбирал одежду, которая одобрит мать. Следил, чтобы мелкие не убили друг друга и не сильно разозлили отца. Однажды он поймал себя на мысли, что, наверное, любит братьев, потому что им он был нужен. Братьев он не понимал, они казались ему несовершенными, слишком живыми что ли. Они постоянно дрались, ругались, пытаясь поделить мир, но Октавиуса они слушали. Его слово было весомым. В основном он пытался решать их бесчисленные конфликты переговорами, но иногда приходилось применять физическую силу. Когда он первый раз наложил на братьев обездвиживающее заклятие, чтобы прекратить драку, отец пришедший на шум недовольно спросил у Октавиуса, кто разрешил ему применять магию. Октавиус до сих пор не верящий, что он это сделал, ответил, что это было его решение, он сам выдал себе эти полномочия. Если уж он оказался в такой ситуации, то нет смысла спрашивать разрешения. Отец усмехнулся и чуть ли не впервые по-настоящему похвалил старшего сына. — Ты никогда не сможешь получить силу и власть от кого-то, понял меня? Не спрашивай ничьих разрешений, не жди подачек, просто делай, что решил. Только твои решения будут иметь вес. Молодец. Все правильно. Октавиус продолжая отрешенно смотреть в пустоту заметил, что тогда кто-то может пострадать. Отец погладил его по волосам и ухмыляясь сказал: — Ну, сынок, хочешь лезть во власть, придется идти по головам и трупам. Тут ничего не попишешь. Руки будут по локоть в крови, это я тебе гарантирую. Но ты сам реши для себя, надо тебе это или нет. Или ты хочешь остаться чистеньким правильным мальчиком. Такие тоже нужны, так что не парься. Октавиусу тогда было одиннадцать, и он уже полгода учился в Хогвартсе. Он ответил отцу, что подумает и ушел в свою комнату готовиться к ужину. Отец посмотрел на лежавших на полу комнаты младших сыновей и нахмурившись тоже ушел. Мать сняла с них заклятие где-то через час, когда пошла проверять, надели ли они нужную одежду к рождественскому ужину. Она потом пол ужина высказывала отцу, что нельзя накладывать такие заклятия на детей после того, как они переоделись в нормальную одежду. Мать тогда была все время на взводе и цеплялась ко всем из-за мелочей. Они переехали в семейный особняк около месяца назад и ей не нравилось в доме абсолютно все. Отец не сказал, что заклятие наложил Октавиус. Октавиус не спал всю ночь, обдумывая фразу отца. Брать надо все самому. Вернувшись в Хогвартс, он стал сразу говорить, что он возглавит группу или поможет преподавателю. Он перестал ждать, что его назначат или выберут. Срабатывало всегда. Только однажды его однокурсник заикнулся, что Октавиуса никто и не выбирал. Октавиус равнодушно заметил, что его невероятно радует этот факт. Он был отличником, примерным учеником, человеком, который может держать под контролем все, поэтому неудивительно, что на пятом курсе Снейп прислал ему значок старосты. Отец, тогда как-то невесело заметил, что он вырастил чудовище. Мать радовалась, хотя смысла значка не понимала. Уже получив значок старосты Октавиус однажды спросил у отца, почему тот так строг к нему. Отец объяснил, что на Октавиуса у него очень большие надежды. — Ты же старший и самый адекватный из моих детей. Хер знает, как так вышло, видимо мы с матерью везучие. Мелкие потому что творят такую дичь. Но в их поведении я вижу себя, а ты — это загадка. Но меня устраивает. Ты думаешь, кто-то из этих двух дебилов будет в Визенгамоте сидеть? Да ясен хер нет. Там будешь сидеть ты. Из одного, я надеюсь сделаю семейного специалиста по темной магии, а из второго игрока в квиддич международного уровня. Но к управлению семейными делами я их даже близко подпускать не хочу. Ты другое дело. Октавиус должен был бы порадоваться, что отец его так ценит, но он четко понял, что его роль в семье — парень, который сядет в кресло Визенгамота. Так его и растили. Спустя два месяца Октавиус аккуратно спросил у отца, обязательно ли ему идти в Визенгамот. Может он хочет заняться чем-то еще. На что отец вздохнув ответил, что да обязательно, что его фантазии о том, что перед ним открыты все дороги — это только фантазии. Дорога у него только одна. Он старший сын семьи из «Двадцати восьми», будущий наследник. Он сядет в Визенгамот, женится и родит сына, а лучше двух. Все, других вариантов у него нет. Потом отец засмеявшись спросил, куда тот собирался идти с их-то фамилией? — Октавиус, смирись, мы тут за чертей. Мы никогда не отмоемся от своей репутации темных магов. Запомни, ты темный маг, хочешь ты того или нет. — Я не применяю темную магию, — возразил Октавиус. — А всем насрать, — пожал плечами Септимус. — Твой дед расчленял маглов и прадед и остальные. Этот дом пропитан кровью насквозь. Хоть доказательств и не было, но все в курсе. Твой дядя был пожирателем смерти. Настоящим, а не как Малфой или Нотт. И он убивал и маглов, и грязнокровок, и мракоборцев. И это все будут помнить. Ты можешь хоть извернуться, но для всех ты демонический выродок. Ты этого не изменишь. Прими это и смирись. Ночью Октавиус не спал, а думал, что сейчас он ближе всего к тому, чтобы заплакать. Плакать он не умел. Но сейчас это было уместно, что ли. Можно было оплакать и несбывшиеся планы, и какие-то мечты. Оплакать и забыть. К завтраку он вышел, как всегда безукоризненно одетый и причесанный. Отец, задержав на нем взгляд, сказал, что Октавиус молодец. Октавиус сев за стол, немного выпил кофе, а потом равнодушно спросил: — Ты сказал, что мне надо будет жениться. Я могу выбрать сам или ты уже все решил? — Мне нравится твой подход, — засмеялся отец. — Ну, если до 25 лет никого не найдешь, то я тебя сам женю. Октавиус кивнул, обдумывая это, потом уточнил: — Обязательно, чтобы она была из «двадцати восьми»? — Нет, не обязательно, — Септимус нахмурился. — Сейчас сложные времена, поэтому не хочу делать на них ставку. Нормальная, чтобы была и сойдет. И здоровая, что важно. После седьмого курса он сдал отцу свой аттестат с одиннадцатью «Превосходно» и, поменяв школьную форму на дорогой костюм, отправился строить карьеру в Министерство. Когда ему исполнилось двадцать, отец стал брать его с собой в Визенгамот. Все шло по плану. Октавиус предполагал, что к двадцати пяти отец позволит ему ходить на заседания в одиночестве. К этому времени у Октавиуса уже будет семья. Он встречался в школе с невзрачной однокурсницей Элиссон, но рядом с собой в будущем он ее не видел. Элиссон всячески намекала на помолвку, но Октавиус делал вид, что не понимает. Хотя с ней было удобно. До Летиции ей, конечно, было далеко, но зато она была рядом, и она была доступна во всех смыслах. После выпуска Октавиус с ней расстался. Потом у него была еще пара коротких несерьезных романов, а затем на одном из званых вечеров в Министерстве он встретил Элеонор. Она была милая, неиспорченная, трогательно смущалась, общаясь с ним. Ему нравилась Элеонор за ее наивность и простоту. Но в то же время она понимала, как устроено магическое сообщество и, что ей предстоит делать после свадьбы. И она была на редкость послушной. Его все устраивало. Он отметил «сделано» в своем ежедневнике напротив пункта «найти невесту до июня 95 г.». Во время официальной помолвки ему было 24 года. Уехав с Элеонор в Окленд, Октавиус сначала скучал по семье. Он посылал матери разные безделушки, сделанные маорицами, для украшения дома. Мать была в восторге. А затем он осознал, что решать все самому невероятно классно. Наконец он смог взять полную власть над своей жизнью. Он слегка расслабился и поэтому неожиданно согласился сделать татуировку. Маорийские колдуны уговаривали его с момента приезда. Волшебник набивающий рисунок приговаривал, что наконец-то Октавиус смог расправить крылья, наконец-то он выпал из гнезда. Пора лететь самому. Пора. Колдуны сказали, что рана будет кровоточить около недели, но закрывать ее ничем не надо. Когда Октавиус вернулся домой и снял пропитанную кровью рубашку Элеонор ахнула. Она дикими глазами смотрела на черный рисунок на его левой ключице. Но Элеонор была хорошей женой, и знала, когда следует молчать. Октавиус улыбнувшись, не говоря ни слова прошел в свой кабинет, сел за стол и, раскрыв планер записал: «Я хочу получить полную независимость от отца». Он внимательно смотрел на эту фразу, как бы пытаясь найти в себе силы, осуществить это. Внезапно капля крови с левой ключицы упала на слово «полную». Октавиус слегка дёрнулся. Он попытался вытереть кровь, но только размазал ее. Все больше тревожась, он посмотрел на свою правую руку. Пальцы были в крови. Неужели без крови здесь не обойтись? Через пару месяцев проголосовав не так, как велел отец, Октавиус понял, что пора действовать. Он поговорил с младшим братом и убедился, что тот не выступит против него. С Кассиусом можно было и не говорить, тот никогда не поддерживал отца. А Маркус отца любил, несмотря на то, что отец измывался над ним все детство: «Тебе не может быть больно, потому что я тебе не разрешал чувствовать боль». Октавиус прекрасно это помнил, как и бледного Маркуса, который молчал и терпел. Иногда он терял сознание, иногда его выворачивало от боли, но он никогда не кричал и не плакал. Отец им гордился. На Рождество 95 года они все собрались в доме отца. Кассиус, к большому облегчению для всех, приехать не смог, но прислал поздравления в письме. Упомянул, что пытается примириться со своими демонами, но пока не готов встречаться лично. У Элеонор, несмотря на еще небольшой срок, уже появился живот и все без перерыва желали им, чтобы это был мальчик. Элеонор улыбалась и говорила, что главное, чтобы ребенок был здоров. Но Октавиус понимал, что для всех главное, чтобы это был мальчик. Мать подарила Элеонор гору новых платьев. Она старалась не показывать вид, что ей не нравится стиль Элеонор, но Октавиус прекрасно все понимал. Октавиус же в отместку подарил матери, Эсм и Элизе украшения от маорийских колдунов. Отец недовольно прошептал, что нельзя дарить украшения чужим женам. Октавиус пытался отшутиться, что они же не чужие ему, но украшения забирать не стал. Элеонор пытаясь заслужить одобрение Беатрис подарила ей настольное зеркало в раме невероятной красоты. Октавиус его выбрал сам. Мать была довольна. Маркус был как всегда не слишком эмоционален и в основном с отцом обсуждал квиддич, а Эсм была слегка рассеяна и из разговоров выпадала. Октавиус сначала списал это на ее беременность. Живот был уже большой. Он задумался, что небеременной он видел ее только на своей помолвке. Но потом, спросив, как в целом дела, выяснил, что ее Бургундский дед болен, она за него переживает. Эдвард снова ушел в загул. Адриан не может вернуться из своей экспедиции, а нужно решать какие-то вопросы и присутствовать на заседаниях Grande Réunion. А она это делать не может, потому что ей уже тяжело и этот ребенок гораздо беспокойнее Элизы. И она вообще не думала, что все это упадет на нее. Эсм глубоко задумавшись, качала дочку, а Октавиус смотрел на нее и думал, к чему из всего, что она перечислила, приложил руку отец. Когда они с Элеонор вернулись домой Октавиус записал в планере — «7 сентября 2001 года». Слегка зависнув, он не смог написать, задачу на этот день и просто поставил точку. В начале июня у Октавиуса родилось сразу два сына. Это была невероятная удача. Он почувствовал, что выдохнул и в своем планере отметил «выполнено» напротив записи — «два сына до осени 97 г.». Он назвал их как было принято — Октавиус и Кассиус, хотя он думал, не назвать ли их другими именами. Но решил, что традиции все-таки важны. Осенью 1999 года отец вдруг сказал, что они могут вернуться в Лондон, потому что он все решил и мракоборцы их точно не тронут. Октавиус спросил, нужно ли возвращаться ему, и отец сказал, что скорее всего да, он будет нужен ему в Лондоне. Так что надо решить вопрос с Новой Зеландией. Да и детям полезнее жить в Англии, а то, когда они пойдут в Хогвартс они будут не понимать, что к чему. Сыновья росли непохожими друг на друга. Октавиус-младший был стеснителен, молчалив и вместо общения предпочитал читать книги. А Кассиус-младший напротив, был не прочь поболтать с кем-то, постоянно что-то придумывал, какие-то новые механизмы, способы передвижения. Октавиус глядя на него сомневался, что он окажется на Слизерине. Но в целом дети были беспроблемные или Элеонор с ними справлялась. Она занималась только детьми. Октавиус понимал, что она его не любит, так как ему хотелось. Она любила детей, а его она до сих пор немного боялась, хотя и всецело уважала. Но Октавиус ее тоже не любил, хотя она ему по-прежнему нравилась. Это было хорошее партнерство двух взрослых ответственных людей. Все было правильно. Хотя Октавиус иногда завидовал Маркусу. Эсм Маркуса любила. Октавиус видел, как она смотрит на младшего брата. На него так никто никогда не смотрел, даже Элиссон. Иногда было интересно ощутить какого это, когда тебя любят или хотя бы полюбить кого-то самому. У Октавиуса это в отличие от младшего брата не получалось. Маркус всегда беспокоился и заботился об Эсми: «Мне нужно предупредить Эсм. Будет ли удобно Эсм. Эсм может не понравится». Это было странно. Маркус всегда учитывал ее в своих решениях. Октавиус никогда не думал в таком ключе об Элеонор. Он знал, что жена в любом случае согласится, а нравится ей это или нет, его не волновало. Однажды Октавиус случайно услышал, как Маркус говорит ей: «Эсси, не парься, все будет норм». Эсси. Высшее проявление нежности от его лишенного чувств брата.

***

Седьмого сентября 2001 года Октавиус проснулся в семь утра, как обычно. Выстроив в голове план на день, сверился с ежедневником. Затем он сходил в душ, позавтракал, надел костюм, поговорил с Элеонор, дал указания сыновьям. Он не чувствовал страха или волнения. Это был обычной день, такой же, как и все. Он взял из своего сейфа два маленьких пузырька из голубого стекла и отправился в Визенгамот. Обсудив вопросы контроля редких растений, поступающих из австралийско-новозеландского региона и утвердив план работы по подготовке нового регламента, он отправился домой к отцу. Тому нужно было обсудить с Октавиусом особенности законодательства французской Полинезии, причем именно дома, а не в офисе. Показав отцу основные выкладки и получив его одобрение, Октавиус написал три письма — письмо Козимо, письмо в комитет по работе с заморскими территориями в Париж и письмо в полинезийский отдел по контролю над ядовитыми растениями. Это было привычно, он с детства выступал у отца в роли секретаря. Сам Септимус писать письма не любил, у Касса был непонятный витиеватый почерк, а Марк всегда писал с ошибками. Октавиус был, как обычно идеален и удобен. По привычке взяв палочку отца, Октавиус капал сургучом на свитки, а Септимус проставлял оттиски перстня. Затем сложив три письма к десятку остальных, Септимус подошел к окну, расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке и, закрыв глаза, наклонил голову сначала вправо, а потом влево. Октавиус держа палочку отца в руках сказал: — Слушай, я хотел с тобой поговорить. — Да, валяй, — не оборачиваясь к сыну ответил Септимус. — Нет, я бы хотел, чтобы ты присел, — Октавиус вздохнул и уточнил. — Это важно. Септимус настороженно обернулся: — Ёб твою мать. Ты завел любовницу, и она залетела? А я тебе говорил, что надо жениться на красивой телке, чтобы мысли бегать налево не было. — Да, с моей матерью ты именно это и делал, — задумался Октавиус о первой части фразы отца. — Любовниц у меня нет, Элеонор меня полностью устраивает и не держи меня за ребенка. Что делать с нежелательными беременностями я знаю. Дело в другом. Сядь, пожалуйста. Септимус недовольно сел напротив сына, поставив локти на стол. Затем сказал: — Палочку мне отдай. — Нет, — Октавиус вертел палочку в руках. — Сначала поговорим. — Октавиус блять, не зли меня, — Септимус не переносил, когда ему перечили. — Палочку, быстро. — Нет! Септимус хотел встать, но Октавиус взмахнув палочкой отца наложил заклятие на предплечья отца, и они оказались, как бы прикованы толстыми веревками к столу. Септимус попробовал дернуться, но заклятие держало его крепко. Он в бешенстве посмотрел на спокойного сына. Октавиус еще раз повторил: — Пожалуйста, сядь. Нам надо поговорить. — Ты блять охеревший выродок, — Септимус не мог поверить, что с ним это происходит. — Ты что творишь? Октавиус, я блять не знаю, что я с тобой за такой залет сделаю. — Ну я, когда обдумывал наш разговор представлял по меньшей мере около пяти вариантов, что ты со мной сделаешь, — спокойно заметил Октавиус. — То есть, ты заранее готовился, да, гаденыш? — Септимус пытался освободить руки, но веревки не поддавались. — Да, конечно, — Октавиус удивленно посмотрел на отца. — Я ведь никогда не был спонтанным. Я же не Касс. — Это да, — Септимус прикрыл глаза, а затем, улыбнувшись издевательски спросил. — Ладно, и о чем ты хочешь поговорить, любимый мой сынок? — Я никогда твоим любимым сыном не был, не кривляйся. Тебе не идет, — одернул его Октавиус. Спустя столько лет его все еще задевал этот факт. — Твой любимый сын Маркус. Хотя, мне кажется, ты извращаешь понятие любви, но тем не менее. Я не в обиде. Не подумай. Это не месть, ни в коем случае. Наоборот. я тобой восхищаюсь. Ты всегда был моим героем. Я все детство мечтал быть похожим на тебя. Мне нравится, то чем ты занимаешься. И я хотел бы заниматься тем же, вместе с тобой. — А ты блять, этим не занимаешься? — заорал Септимус. — Отпусти меня! — Нет, — Октавиус отрицательно покачал головой. — Я исполняю твои приказания. Но я хочу сам решать, что мне делать. — Сам ты только нахуй пойдешь, — Септимус казалось пытается испепелить Октавиуса взглядом. — Я хочу полную автономию моих решений в Визенгамоте, — не обращая внимания на отца начал Октавиус. — Я буду советоваться с тобой, это бесспорно, но решения я буду принимать сам. — На хуй… Октавиус взмахнул палочкой и наложил на отца «Силенцио» и продолжил: — Я хочу передачу мне всех дел в Англии. Я буду сам все решать. Также хочу войти в ваше с дядей дело насчет распространения ядов. Хочу кресло в Визенгамоте и хочу семейный перстень. Итак — он взмахнул палочкой и Септимус привычно выпалил: — А хер ты мне пососать не хочешь? — Нет. Обычно этим мать занимается, — спокойно ответил Октавиус. Септимус на секунду завис, пытаясь подобрать слова, потом все еще пытаясь осознать фразу сына ошарашенно спросил: — Ты блять что несешь? Ты знаешь кто ты? Это я тебя создал! Это мне ты всем обязан! — Само собой. Я все это знаю, — Октавиус надменно улыбнулся. — И да, это именно ты меня создал. — А с чего ты блять такой охуевший решил, что я тебе все это просто так отдам? Может тебе еще снитч золотой в кармашек положить? Сними блять заклятие! — Заорал Септимус и закашлялся. — Забавно, правда, что ты никогда не делал татуировки на предплечьях, — Октавиус игнорировал угрозы и оскорбления. — Ведь наложи я подобное заклятие на любую другую часть твоего тела, веревки истончились бы и порвались. Татуировки у тебя безупречны, но вот пустые предплечья — это такой маленький просчет. — В кого ты блять такой умный? — злобно выплюнул Септимус. — В тебя безусловно, — Октавиус внимательно смотрел на отца. — Слушай, я не остальные и в эти сказки, что ты тупой игрок в квиддич я ни на секунду не верил. — Ну, я блять польщен, — Септимус кашлянул еще раз. — Ты не получишь от меня нихера. После такого я заберу даже то, что позволял тебе делать. — Да, в принципе я этого и ожидал, — Октавиус покачал головой. — Ты блять этого ожидал? Так какого хуя ты творишь? — продолжил возмущаться Септимус. — А я еще думал, слава Мерлину у меня хоть один нормальный сын есть. Нет же блять, и тот долбоеб. — Ну, прекрати, — поморщился Октавиус. — Я совсем не долбоеб, это раз, ты очень любишь и ценишь Марка — это два. Ну и Касс в последнее время мирный. — Ты охеревший черт! — Септимус уже орал. — Я тебе приказываю снять заклятие. — Я вынужден отказаться, — Октавиус отрицательно покачал головой. — Знаешь, по-моему, ты не понимаешь, что происходит, — Септимус пытался пробить ментальную защиту, но он же сам обучил сына окклюменции. Так что защита была превосходна. — Ты думаешь мы тут будем сидеть вечно, пока я тебе не отдам то, что ты хочешь? Хуй там. — О, нет, — Октавиус посмотрел отцу в глаза. — Я думаю, что мы закончим через десять минут. — Через десять минут? Серьезно блять? Через десять минут ты пойдешь нахуй, и хер тебе, а не Визенгамот и вообще… — Септимус закашлялся и склонился над столом. Отдышавшись он поднял голову и словно замер. На дубовом столе перед ним растекалась лужица крови. Вздохнув пару раз, он вытер губы о рубашку в районе плеча. На белой ткани остались красные пятна. Октавиус спокойно, не меняясь в лице наблюдал за отцом, потом слегка вздохнув пояснил: — Исландский сланец — очень редкий камень, поэтому его сложно опознать. Вот и мать не смогла, она его в жизни никогда не видела. Он не заметен, почти не отличим от обычного, того же цвета, не блестит. Сланец, как сланец. Но если положить его в комнату, то своими испарениями он отравит жильцов этой комнаты за несколько лет. В зависимости от размера камня. В моем случае сланец был небольшой, поэтому я рассчитывал лет на пять. Если тебе хочется конкретики, то на две тысячи восемьдесят три дня. Еще у сланца есть неоспоримые преимущества. Во-первых, жильцы комнаты до последнего не понимают, что с ними что-то не то. Только за пятнадцать минут до смерти, они начинают кашлять кровью, а затем умирают. А во-вторых, яд сланца невозможно купировать безоарами. Помнишь? Безоар — универсальный антидот для большинства ядов. Многих волшебников подводила эта формулировка. Большинство. Большинство — это не все. Так вот, повторю свое умозаключение — я думаю мы закончим наш разговор через десять минут. Через десять минут я или получу от тебя, то что я перечислил, либо унаследую это, как и многое другое. Я кстати вот это другое наследовать не хочу. Мне это не надо. — Ты охеревший мудозвон! — шокировано смотрел на него Септимус. — Я твой отец! Ты врубаешься?! Ты решил убить отца? — Ну, ты же своего убил. Будет новая семейная традиция, — Октавиус попытался пошутить. — Что за херню ты мелешь? — сквозь зубы почти прошипел Септимус. — Слушай, — Октавиус поднял ладонь, — ты сейчас начнешь отмазываться, что не убивал, я начну предъявлять доказательства, что убил именно ты. В итоге ты согласишься, но мы потратим время. Времени у тебя сейчас мало, поэтому давай сразу перейдем к части, где ты признаешься. И то, что ты еще и дядю убил, я тоже в курсе. — Это была совершенно другая ситуация, — Септимус не мог поверить, что ему приходится оправдываться. — Я в курсе и полностью солидарен с тобой. У тебя-то была безвыходная ситуация, а у меня нет. Я не хочу тебя убивать, но мне и необходимости в этом нет. У меня ведь есть противоядие, — Октавиус выдержал паузу. — Но я не могу тебе его дать, пока ты не дашь мне гарантии, что я буду в безопасности. — Какие гарантии? — Септимусу никто никогда не ставил прежде условий. — Дай мне обет, что ты не тронешь меня. Меня, мою жену и сыновей, — загибал пальцы Октавиус. — Сам не тронешь и других просить мне навредить не будешь. Передашь мне все, что я хочу и я дам тебе противоядие. А потом и палочку верну. — А, что, если я скажу «нет»? — с издевкой спросил Септимус. — Как ты будешь с этим жить? — Мне будет очень тяжело, — вздохнув, ответил Октавиус. — Но со временем я справлюсь. — Пошел-ка ты нахуй, мудозвон ты сраный, — откашлявшись злобно начал Септимус. — Ты же до этого не убивал никого? Это не так просто, как кажется. Я тебя знаю, ты не сможешь. Марк бы смог, Касс смог, к сожалению. А ты нет. Так что быстро развязал меня и дал мне противоядие. Ты думаешь я тебя боюсь? Я никого никогда не боялся. И такой мелкий гаденыш как ты меня точно не сломает. Усек? — Я знаю. Я реально тобой всегда восхищался, — Октавиус прижал руку к груди. — Но ты видимо не совсем понимаешь, как действует сланец. — О, ну, давай. Просвети меня! — Септимус издевался над ним. — Будешь рассказывать, что происходит со мной прямо сейчас? — Ой, нет, я так хорошо не знаю. Это Козимо может рассказать, может быть Касс… — Октавиус посмотрев в потолок задумался. — Просто этот яд не очень избирателен. Он отравляет жильцов комнаты. Всех жильцов. Прям всех, — выделил он. — Зеркало, которое мы подарили вам пять лет назад на Рождество у вас в спальне ведь стоит? Мать таскает его из одного дома в другой, но ставит его всегда в спальне. Она рассказывала. Септимус словно окаменел, осознавая, о чем говорит его сын. Потом прошептал: — Не вздумай даже тронуть ее! Даже пальцем к ней прикоснуться не вздумай! — Я ее и не трогал, — Октавиус посмотрел на отца с упреком. — Это все зеркало. — Ты не можешь так сделать! — Септимус начал орать от беспокойства. — Ты не можешь так поступить! Она твоя мать! Иди и дай ей противоядие. — Я сделаю это после того, как ты дашь мне обет, — спокойно ответил Октавиус. — Ты убиваешь свою мать, ты врубаешься? — первый раз в жизни Септимусу было страшно. — Нет, это ты убиваешь мою мать! — выразительно посмотрел на отца Октавиус. Главным просчетом отца были не чистые предплечья. Единственным слабым местом Септимуса была Беатриче. Мало, кто про это знал, но Октавиус знал. Мать он даже немного любил. Она была забавная и красивая. И он очень надеялся, что яд на нее подействовал чуть меньше, чем на отца. Вроде в старинных книгах говорилось, что на женщин он действует слабее. Хотя это был перевод с древнеисландского, могли и напутать. Лучше было бы проконсультироваться с Кассом или с Козимо. Но, что знают двое, знают все. По расчетам Октавиуса мать должна была выжить без противоядия. По крайней мере прожить на пару часов дольше отца. Но говорить он этого не стал. Септимус был в ужасе от этой перспективы и снова приказал: — Дай ей противоядие! — Дай мне обет! — Октавиус улыбнулся. Теперь правила устанавливал он. — Хер с тобой, я дам обет! — в отчаянии согласился Септимус. — Дай ей противоядие. Давай! — Нет, сначала обет! — упрямо повторил Октавиус. — Ты блять врубаешься, что для обета нужен третий волшебник? А нас тут двое. Дай ей противоядие сейчас, — почти умолял Септимус, — а потом я дам тебе этот сраный обет. Только дай ей противоядие. — Слушай, у нас еще есть пять минут, ты зря нервничаешь, — Октавиус посмотрел на часы на стене. — Сейчас сюда придет Козимо, и он все сделает. Я давно планировал наш сегодняшний разговор, все рассчитал даже не поминутно, а посекундно. А вот и Козимо. Камин полыхнул зеленым и оттуда вышел Козимо. — Дядя, добрый день! — Октавиус слегка привстал. -У нас тут небольшая проблема и нам нужен ассистент. Ты можешь нам помочь? — Октавиус и ты тут! — Козимо пожал ему руку. — Рад встрече. Септимус почему на тебе лица нет? Что случилось? Ты почему привязан? Чья это кровь? — Козимо все больше не понимал, что происходит. — Заткнись, Козимо и быстро делай то, что надо, — резко ответил Септимус. — Ты помнишь, как приносить обеты? — Да, — Козимо нерешительно кивнул головой. — Доставай палочку и быстрее, — приказал Септимус. Козимо задумавшись, достал палочку, а Октавиус сняв веревки с правой руки Септимуса протянул ему свою руку и обхватил предплечье отца. Септимус также обхватил предплечье Октавиуса. — Клянешься ли ты, что передаешь мне кресло в Визенгамоте и право принимать решения в Визенгамоте? — начал Октавиус. — Не будешь вмешиваться в мои решения и не будешь без моего одобрения заключать союзы с другими членами Визенгамота? — Клянусь, — выдохнул Септимус. Козимо непонимающе посмотрел на Октавиуса и Септимуса, затем дотронулся палочкой до их перекрещённых рук. Золотистые верёвки обвились вокруг их запястий. — Клянешься, что сделаешь меня равным партнером в твоих делах, — продолжал Октавиус, — что не будешь мне указывать и приказывать, что позволишь мне вести дела в Англии самостоятельно? — Клянусь, — Септимус прищурившись, смотрел на старшего сына. Золотистые верёвки еще раз обвили их запястья. — Клянешься, что не причинишь магического и немагического вреда мне, моей жене и моим детям рожденным и еще не рождённым? Клянешься, что не будешь просить кого-то причинить такой вред и каким-либо образом способствовать этому? — закончил Октавиус. — Клянусь, — подытожил Септимус. Золотистые веревки в третий раз обвили вокруг их запястий, вспыхнули и исчезли Октавиус улыбнулся и взмахнув палочкой отца, снял с него заклятие и веревки исчезли. Пока Септимус разминал запястья, напомнил: — Перстень. Септимус медленно вытащил перстень из кармана брюк, положил на стол. Октавиус взмахнул палочкой отца, и перстень оказался у него в руке. Затем он аккуратно положил палочку отца на стол. Вынул из внутреннего кармана пиджака два голубых флакончика и положил рядом с палочкой. — Как их пить? — нервно спросил Септимус. — Можно просто выпить, можно во что-то добавить, — решив уточнить у специалиста, Октавиус повернулся к Козимо. — Так ведь дядя? — От сланца? Ну да. А вам зачем? — в растерянности ответил Козимо. — Необязательно противоядие сразу пить целиком. Даже капли будет достаточно, чтобы затормозить отравление. — Донна! — заорал Септимус — Тащи клубничный лимонад. Эльфийка спустя десять секунд оказалась перед Септимусом держа в руках бокал с красной жидкостью. Септимус быстро открыл флакон, вылил в лимонад и сказал: — Бегом к хозяйке и скажи, что я приказал ей это выпить. Поняла меня. Немедленно! Донна кивнула и исчезла. Затем Септимус взял второй флакончик и быстро выпил содержимое. Затем наклонил голову и обхватил ее руками. Октавиус встал из-за стола и сказал: — Дядя, мне жаль, что мы так мало пообщались, но мне уже пора. У меня через полчаса важное заседание, так что я вынужден вас оставить. Кстати, спасибо за противоядие. Козимо по-прежнему стоял в замешательстве, но кивнул головой. Октавиус повернулся к неподвижному Септимусу и сказал: — Отец, я так рад, что мы поговорили. Для меня это было важно. Я зайду в четверг к тебе в офис, к девяти, как обычно, — он поклонился и подойдя к камину, взял из шкатулки летучий порох. Спустя пару секунд он исчез в зеленом пламени. Козимо в растерянности присел на стул и волнуясь спросил: — А, что тут собственно происходит? — Дети у меня выросли, вот, что происходит! — Септимус встал со стула, взял палочку, подошел к шкафу в углу комнаты и стал копаться в среднем ящике. — Вот вырастил чертей, теперь наслаждаюсь. Явно что-то найдя. Септимус подошел к Козимо, взмахнул палочкой, и плотные веревки вдавили Козимо в стул. — Септимус ты чего? — Козимо был в замешательстве. — Ты не дергайся. А я тебе говорил, что татуировки — это хорошая защита. Меня вот так, благодаря им не привязать. — Септимус нагнулся и ощупывая Козимо по бокам, наконец нашел палочку и вытащил ее. — Друг ты чего? — липкий страх расползался внутри у Козимо. — Друг? Надо же… — Септимус положил палочку на стол, затем перехватил предмет, взятый из шкафа. Козимо с ужасом понял, что это длинный тонкий нож и быстро зашептал: — Что ты хочешь сделать? Это зачем тебе? — Значит смотри, друг мой, — выделив «друг мой» радостно ответил Септимус. — Помнишь, я всегда говорил, что мне заклятия моего отца херово даются. Я тут не врал. Потому что я совсем плох в этом. Но зато, как правильно маглов резать, меня папа научил. — Ты же никогда их не резал, — Козимо в отчаянии смотрел на Септимуса. — Ты сам говорил! — А, ну так тут я врал, — отмахнулся Септимус. — Я магию темную не применял. Я очень редко ее применяю, так что формально я не темный маг. Но именно технический процесс, как правильно маглов резать я знаю в совершенстве. А маглы и волшебники по строению абсолютно одинаковы. Смотри, — он воткнул нож в левое бедро Козимо, рядом с пахом, — это бедренная артерия. Я сейчас вытащу нож и из твоей ноги херанет фонтан крови. У тебя будет на все про все пять минут. Если ты хочешь жить, тебе надо мне очень подробно рассказать, когда ты задумал предать меня, как ты сговорился с этим мелким козлом и какой у вас дальнейший план. Я ясно излагаю? — Септимус я не… — от страха запинался Козимо — Я не …это не я. Ты что? — Я ЯСНО ИЗЛАГАЮ?! — заорал Септимус. — Да, да, конечно, — ответил Козимо не осознавая к чему это приведет. — Ну, начинай, — Септимус, по-прежнему склонившись над Козимо выдернул нож из ноги и струя крови взметнулась вверх, окрашивая в красный цвета лицо и рубашку Септимуса. — Санта Лючиа, что ты сделал?! Что ты сделал! Зачем? — закричал Козимо до сих пор не веря в произошедшее. — Это что ты сделал? Дал ему яд и все это подстроил?! Сговорились заранее?! — Септимус почти выплюнул это в лицо Козимо. — Я не давал ему яд, что ты! Я не давал! Противоядия я иногда даю, но не яды. Это он пару лет назад взял. Но у него же командировки, я думал ему для личного пользования, — в отчаянии смотрел на друга Козимо. — Я думал ты мой друг, а ты мне нож в спину воткнул! — Орал Септимус ему на ухо. — Это твои антидоты были у Октавиуса, значит ты был в курсе! — Септимус, я прошу тебя! Я не при чем! Я клянусь, — сбивчиво шептал Козимо, в ужасе смотря на кровь, выливающуюся из его ноги. — Он попросил у меня антидоты, и я дал ему. Я не знал. Но яд я ему не давал! Я клянусь! — Я чуть не умер! — орал Септимус уже выпрямившись. На стенах пошли трещины, с потолка начали сыпаться камни. Козимо зажмурился — Беатриче чуть не…- не закончил фразу Септимус. Мебель в комнате начала тлеть, шторы вспыхнули. Стены начали крениться, картины падали на пол и разлетались. Стекла в окнах взорвались и комнату усеяли мелкие осколки. Трещины расползались все шире. — Это не я! Я клянусь, я клянусь! — кричал Козимо, слезы текли у него по щекам. Уши стало закладывать. С грохотом рядом с ним упал кусок потолка. — Мою Беатриче чуть не убили. МОЮ БЕАТРИЧЕ! — орал Септимус. Его злость словно переместила наружу, круша все вокруг себя. — Ты мне поклянешься, тварь ты такая, что никогда не пойдешь против меня! Никогда! — Я клянусь. Септимус. Я клянусь. Я жизнью своей и своих детей клянусь! — кричал Козимо. — Это не я. Я бы никогда так не сделал. Это не я. Дай палочку — Септимус всунул в его правую ладонь палочку. С трудом схватив ее, Козимо дотронулся ей до палочки Септимуса и прохрипел — Я никогда тебя не предам, клянусь. Я никогда не предам тебя. Яркий огонек мигнул и распался на два маленьких шарика. Один из них долетел до груди Козимо и растворился в ней, второй также растворился в груди Септимуса. Козимо зажмурился, вокруг был ад, голова начала кружиться. Кровь текла из раны, пропитывая одежду. Септимус слегка успокоившись воткнул свою палочку в рану на ноге и зашептал страшные заклятия. Козимо заплакал. Он не хотел видеть, как работает темная магия, его начало тошнить от ужаса. Кровь унялась. Септимус взмахнул палочкой и веревки пропали. Козимо сполз со стула на пол и сжавшись в комок закрыл голову руками. Жуткий гул стоял вокруг, все рассыпалось и вспыхивало, все разрушалось. Весь мир трещал по швам. Через какое-то время грохот прекратился. Козимо открыл глаза. Посреди комнаты стоял закрывший глаза Септимус. Вокруг были руины. Половина потолка обрушилась, стены осыпались, повсюду тлели угли. Внезапно Септимус открыл глаза и покосившись на Козимо спросил: — Ты знаешь, как выглядит исландский сланец? — Да конечно, — Козимо трясло. — Значит, пойдешь сейчас в нашу спальню, найдешь его и уничтожишь, — голос Септимуса снова был спокоен, как и раньше. — А потом отправишься в Лондон и прочешешь каждый дюйм моего лондонского дома и все подозрительное мне покажешь. Понял? — Да, конечно — срывающимся голосом ответил Козимо. Он был в полном ужасе от происходящего. — Тебе хватит времени до вечера? — Септимус нахмурился. — Да, конечно, — снова повторил Козимо и медленно присел. — Ну, и здорово, — Септимус улыбнулся. — Я, что-то психанул. Замнем, ладно? Козимо встал и посмотрел на свою мантию. Она была вся пропитана кровью, пылью. Он даже не стал ее отряхивать и медленно побрел к лестнице. Его ощутимо шатало. — Держи, — Септимус отлеветировал ему большой флакон с крововосстанавливающим зельем. Козимо поймал его и начал жадно пить, даже не думая откуда Септимус его взял. Становилось лучше, но он все равно не мог отдышаться. — Слушай, вот смотри, засранец все ведь правильно сделал. Прям идеально все рассчитал. Я же должен радоваться, что такого мудака способного воспитал. Что я не радуюсь то? — Септимус в замешательстве покачал головой. — Слушай. Давай я сначала сланец найду, — Козимо пока был не готов обсуждать произошедшее. — А потом мы все отдохнем и решим почему ты не рад. — Ну, лады. Донна! — перед Септимусом появилась эльфийка. — Хозяйка все выпила? — эльфийка кивнула, а Септимус удовлетворенно продолжил. — Хорошо. Иди к Нотту и скажи, что мне срочно надо с ним встретиться у него и наедине. В любое время, но сегодня и очень срочно. Пока не получишь ответ, не возвращайся. Поняла? — Донна кивнула и исчезла. Козимо скрылся наверху. Септимус остался один. Он пытался составить план, что ему делать дальше, как вдруг сзади послышались шаги. Он повернулся. В дверном проеме стояла Беатриче. — Беатриче, пиздуй отсюда в сад, — устало сказал Септимус. — Тут грязно. — Лимонад прям вкусный. Люблю клубничный, — она стояла с пустым бокалом. — Хотела лично тебя отблагодарить, но я не вовремя да? — Да, не вовремя. Видишь какой беспорядок повсюду. Не заходи сюда, платье испачкаешь, — Септимус показал рукой на разрушенную комнату. — Сегодня отправляемся в Лондон. Донна вернется, я отправлю ее паковать вещи. А ты иди в сад и в дом не заходи. — Ну, ладно, — Беатриче с сожалением смотрела на разрушения и на покрытую кровью рубашку мужа. — Мне не нравится то, что ты сделал с комнатой, но позже поговорим. И рубашку выкини. Пятна крови до конца не свести. Я тогда пошла и буду тебя ждать в саду. Септимус с облегчением прикрыл глаза. Она была жива и не поняла, что произошло. — Я тебя все равно люблю, что бы ты не натворил, — послышался голос Беатриче. Септимус улыбнувшись сел на пол, достал палочку и закрыв глаза задумался. Надо было найти баланс, как и прежде.