Слова, за которые я тебя помню

Изрезав свои руки бритвенным лезвием, Казутора не ждал чьего-либо удивления. В конце концов, у него была гигантская история ментальных болезней, диагностированных во время тюремного срока, и это стало его первой попыткой самоубийства. Он думал о том, чтобы убить себя ещё в тюрьме, но возможностей не представлялось – охрана наблюдала круглые сутки и, к тому же, для этого у него не имелось никаких средств. И так как добраться до веществ в тюремных стенах было проще всего, однажды Казутора попытался получить передозировку, но всё, что он заработал – расстроенный желудок да больничная койка. Это был его последний год в тюрьме. Он не знал, был ли попросту слишком труслив, чтобы покончить с собой, или тревожное предвкушение свободы заставило взять себя в руки и идти дальше. Ему не нравилось сидеть под замком, но и свобода пугала. Он не знал толком, чего боялся: большинство основателей Тосвы навещали его время от времени. Даже Майки. Им больше не было по двенадцать, общались они как взрослые. Не ожидая от них близости после долгих лет разлуки, ему было приятно видеть, что все из его друзей нашли своё место в жизни. Они помогали ему после освобождения, отдавая старую одежду и прочую мелочь – книги, например. Дракен даже предложил ему переехать к ним с Инуи, но Казутора выбрал жить с Чифую. Он выбрал бы Чифую в любом случае. Он не помнит, как это случилось, но семь лет назад, вспоминая, Чифую сделал запрос на посещение. Он был напуган тогда, не зная парня хорошо, не зная, чего от него можно ждать. Последний раз, когда они виделись, пришелся на Кровавый Хэллоуин. Оказалось, что и Чифую не был уверен, хочет ли встретиться с Казуторой. Первые десять минут их свидания были самыми напряженными десятью минутами в его жизни. Он хотел, чтобы Чифую рассказал ему о своём видении ситуации, не зная, грустит ли тот, злится или испытывает к нему отвращение. Он понял, что Чифую хочет встречи для того, чтобы справиться с собственной утратой. И Чифую молчал. Когда Казутора больше не мог выносить тишины и начал просить прощения, бормоча о Баджи, ситуация вышла из-под контроля. А Чифую. Что ж, он усмехнулся, что было последним, чего Казутора мог ждать. «Я рад тебя видеть, Казутора-кун.» Слова, которых он никогда не забудет. Ещё никто не был рад ему. Кто-то и смотреть на него мог с трудом; другие были равнодушны, потому что он больше не был важной частью в их жизни. Он не винил их, у них были свои проблемы. Но ещё никто не был рад встрече с ним. В тот момент, когда Чифую произнес эти слова, Казутора знал: этим человеком он обязан дорожить. После этого последовал непринужденный диалог, в котором они в основном пытались наверстать упущенное. Чифую стал регулярно видеться с ним на ежемесячных свиданиях. Всё начиналось с легкой болтовни и быстро превращалось в глубокомысленные разговоры. Не без слёз, однажды они даже говорили о Баджи, разойдясь с тяжелой душой. Казутора боялся, что Чифую перестанет приходить к нему после этого. Вскоре, он получил письмо от Чифую, и оно начиналось точно с того момента, где окончилась их последняя беседа. Как оказалось, Чифую просто нуждался в том, чтобы разобраться со своими эмоциями, и он всё ещё был не против их дружбы. После этого, они стали отправлять друг другу письма. После провальной попытки самоубийства из больницы вызвонили Чифую, потому что своим аварийным контактом Казутора вписал именно его. Раньше им был Дракен – Казутора обрезал все связи со своими родителями, – но Чифую, по мнению Казуторы, был выбором более удачным. Когда Казутора очнулся в госпитале, ему хотелось заплакать. Передозировка была рассчитана на то, чтобы больше не проснуться. Но когда он повернул голову вбок и увидел плачущего, замученного Чифую, то почувствовал себя ещё хуже. Он попытался сжать чужую руку, заметив, что Чифую держит его правую кисть. Чифую мгновенно поднял глаза и только сильнее залился слезами. А потом сказал ещё одну вещь, которую Казутора никогда не забудет: «Не оставляй меня одного». С этими словами, Чифую потянулся к лежащему парню и крепко прижал к себе. Казутора все ещё не пришел в себя, голова кружилась, но те слова и объятия запомнились ему и по сей день. Он пытался быть счастлив, правда, пытался. И в каком-то смысле он был, но и не был во многих других. После своей поправки, он переехал к Чифую – милому, такому доброму Чифую, давшему ему не только крышу над головой и работу, но и место в своём сердце. С виду казалось, что Казутора был в порядке: он возобновил общение со старыми друзьями, у него появилось хобби, и он делал успехи во время терапии. Но некоторые вещи ломаются безвозвратно. И даже отбыв наказание, он не чувствовал, что заслуживает чего-то хорошего. Нарадовавшись, ранить себя стала нормой. Он наказывал себя сам. Это делало жизнь сносной. Одним днём, а то есть сегодня, он схватил бритвенное лезвие с другими намерениями. Будто в трансе, он стал вырезать горизонтальные линии на руке. Он мог бы остаться доволен одним видом крови, стекающей вниз и льющейся в раковину, но не сегодня. Начал с внутренней стороны локтя, он крепко обхватил лезвие, давя на кожу. Зубчатый прямоугольник медленно проталкивался вниз по предплечью. Было больно, по-настоящему больно, но вместе с тем он чувствовал высвобождение. Мысли Казутора ясно, он мог бы понять, что раны слишком глубоки, и кровь остановить он не сможет. Но сознание затуманилось, и он продолжал с новой, таинственной силой. Он не мог остановиться и понимал это, но страха не было. Будто Казутора знал, что всё закончится именно так. Он сделал ещё две полоски для уверенности и был готов. Он пытался стоять у раковины так долго, как мог, смотря на кровь, рвущуюся из ран - это завораживало. Спустя время, голова начала пустеть и кружиться, и он рухнул на пол. Казутора чувствовал себя ужасно: он навёл беспорядок в ванной Чифую, доставив ему неудобства. Так или иначе, Казутора знал, что выбраться из ванной не сможет – умрёт прямо тут. Едва ли он понял, как Чифую вошёл и как вообще догадался о чём-то неладном. Тот в панике пытался что-то достать из шкафчика, сталкивая предметы на пол, и параллельно с кем-то говорил, зажав телефон меж головой и ухом – ну точно 911. В любом случае, Казутора был уже где-то далеко, и контактировать с Чифую не мог. Он лежал на полу и наблюдал. Чифую осторожно приподнял тело Казуторы, устроив его голову на своих коленях. Мужчина на том конце провода наказал ему остановить кровь, прижав рану. Скорая была в пути, но внутри они знали, что ничем она не поможет. Поза была очень неудобной, похожей на ту, в которой скончался Баджи. Казутора чувствовал себя отвратительно, думая о том, как схоже потерял Чифую двух своих друзей — безнадежно дожидаясь врачебной бригады. Он не был уверен, чьи слёзы покрыли его лицо, но, если честно, плевать. Ему было холодно, тело налилось тяжестью; в голове всё светлело, покрываясь белыми пятнами. Казутора знал, что осталось недолго. Он открыл глаза и посмотрел на Чифую – теплого, доброго Чифую, который однозначно достоин лучшего. Тот плакал, и все ещё находил в себе силы смотреть на Казутору с любовью в глазах. До Казуторы донесся дрожащий голос: «Ты настрадался. Теперь отдыхай. Я держу тебя». Казутора улыбнулся. Не будь это последними словами в его жизни, он был уверен, что запомнил бы их.