***
Амариэ никогда не была слаба. Свет трепещущей свечи - неверный, ненадежный. А тихое, ровное сияние духа - то, что проходит сквозь века и не гаснет. Но когда легкое бежевое покрывало чуть сползает с его плеча, Амариэ невольно жмурится, жаждет по-детски закрыть лицо руками. Его спина - как холст, исчерченный рукой жестокой, безжалостной, твердой. Шрамам несть числа - они как символ всех страданий, всех сражений и потерь. В груди замирает тягучая терпкая боль. Амариэ смаргивает слезы. Внезапная догадка молнией перечеркивает тихий небосвод ее хрупкого покоя. Неужели никто не видит этого, кроме нее одной?***
- Плачешь, - тихо произносит Финрод, когда пробуждается от слабой дрожи ее напряженного тела рядом. Амариэ умеет грустить беззвучно, но чуткость ее Солнца неумолима, если он жаждет сберечь ее покой. - Я просто... Прости, душа, прости, - ее лицо вспыхивает смущением, нет, жгучим стыдом за эгоизм и малодушие, за пожелание полного, неомраченного счастья. - Это все неправильно. Это ужасно, ужасно. Почему ты все еще изранен? Почему? Птичьим криком звенит ее жалобный голос в тишине спальни. Финрод медленно, печально улыбается и касается пряди ее серебристых волос, словно забирая часть этой горечи себе, безвозвратно и навеки. - Я не изранен. Это ты обо мне все еще тревожишься, сердце мое. Вот и видишь - то, что уже минуло. То, чего более бояться не нужно. Комнату заливает ровным золотистым светом, и Амариэ так облегченно выдыхает, словно великая тяжесть упала с ее плеч только сейчас - до конца. - Страх - удел тех, кто плодит его. Мы же с тобой - всегда крепки. Ее мудрость всегда его трогала, а сейчас она так верно, чутко подводит черту. Если есть в мире что-то вечное, то это свет. Свет побеждает. Благодаря тем, кто хранит его, даже когда кругом темно, даже если надежда становится слабой.