//
28 марта 2022 г. в 17:16
Питер Паркер ни о чем из этого не просил. Он родился в прогнившем Нью Йорке, он рос вместе с уровнем преступности, ему полицейская сирена заменяла колыбельную. На его руках умерли родители. Пока обычные дети кидали песок, играя на площадках, он кидал песок в могильную яму. Ему пять, и он уже знает, что такое смерть.
Он почти не видел дядю и тетю. Они работали все то время, которое могли, но Нью Йорк жесток к своим детям. Питер учился всему сам, Питер был аккуратен и бережлив. Питер хотел исчезнуть из жизни дяди и тети, чтобы им не приходилось тратить на него деньги. Питеру шесть, и он уже знает, что такое нищета.
Питер пошел в хорошую школу, потому что он достаточно умен. Питер мечтал завести друзей, но никто с ним не разговаривал. Дети были богаты, высокомерны и жестоки. Дети отвергали его, он не приживался в их обществе, как бы сильно не хотел. В конце концов, и это желание Питер потерял. Он избегал этого общества, а оно выживало его. Питер хотел рассказать об этом дяде или тете, но. Питеру десять, и он уже знает, что такое одиночество.
В тринадцать на экскурсии в Озкорп его кусает паук. Питер зарабатывает арахнофобию, паучьи сверхспособности и неуд за рассказ о походе в Озкорп. Питер теперь слишком силен, слишком зорок, слишком чувствителен, Питер – слишком – не Питер. Он мечтает взглянуть в зеркало и увидеть в нем себя, но видит лишь мышцы и паутину, пользоваться которой он еще не научился и честно не хочет. Питеру тринадцать, и он уже начал терять себя.
Через полгода на его руках умирает дядя. Он мог – мог спасти его. У него был шанс, у него были силы. Питер, возможно, сам бы словил эту пулю, возможно, он сам бы умер – но это лучше, чем смерть дяди Бена. Он чувствует смерть человека, который был для него отцом, хоть и не самым лучшим, хоть и виделись они только по ночам, когда Питер еще не лег, а дядя Бен еще не ушел. Питер опять теряет тех, кто дорог, и это чувство пробирает насквозь, до костей, до крика, который никто не слышит. Горло раздирает сотрей острых коготков. Питер не уверен в том, что остался жив, а не умер в ту ночь вместе с дядей Беном. Ему теперь нужно жить, зная, что по его вине дядя оказался в том магазине, на мушке у грабителей, что это он не защитил дядю, хотя мог.
(Дядя Бен, конечно, по-другому смотрел бы на это, но… он сделал бы для него все. Даже это. В самом конце – это. Последняя воля его любимого племянника.)
Питер хочет исчезнуть. Исчезнуть из жизней всех, кто его знает. Так будет лучше для всех.
Питеру четырнадцать, он молодой и умный, он сам придумывает новые изобретения, не гениального уровня, конечно, но. У него вся жизнь впереди, ему необходимо быть ребенком, прочувствовать детство, быть беззаботным и уверенным в будущем. Ему необходимо не отчаиваться. Он же умный. Он знает, что пройдет и это.
Питер создает Человека-Паука.
Человек-Паук появляется на улицах города через пару месяцев после того, как они с Мэй переезжают. Квартира становится еще меньше, но тетя – слишком – яркая для этого мира, учит его не сдаваться. Она уверена, что новая квартира совершенно ничего не поменяет в их жизни. Она верит, что все будет как раньше.
Но как раньше уже не будет.
Питер Паркер смотрит в зеркало, и видит в нем дядю Бена. Питер смотрит на его любимое кресло и помнит, как дядя любил сидеть в нем во время редких выходных. Питер листает семейный альбом, и теперь сердце больно колет не только на фотографиях родителей. Питер смотрит, как Мэй неловко моет посуду, и предлагает ей помочь. Раньше раковина была территорией дяди Бена, но сейчас – не раньше.
Питер не надеется на гордость дяди Бена. Больше не может.
Человек-Паук предотвращает ограбления, спасает девушек и детей от насильников, лезет в разбитые окна горящих зданий и прыгает с одной машины на другую на огромной скорости. Человека-Паука считают героем, народным мстителем, тем, кто делает все ради людей. Питер и рад бы соответствовать этой философии, но.
Питер Паркер выходит на патрули, потому что ему больше некуда идти.
В школе все так же неуютно и холодно, дети, хоть и меняются (Флэш – исключение), но остаются равнодушны к нему. Он хорош на уроках ровно настолько, чтобы не считаться аутсайдером, и ровно настолько, чтоб не считаться самым лучшим. Его оценки – самая средняя вещь из всех, которые существуют. Питер делает все, чтобы не выделяться. Питер делает все, чтобы быть таким же, как все.
Не то чтобы у него это хорошо получается, но.
Дома все так же тихо. Питер берет на себя большую часть домашних дел, стирает, моет полы, поливает скудную растительность. Питер каждый вечер готовит ужин на двоих и ест свою порцию в одиночестве. Питер моет посуду, стоя над старой железной раковиной. Каждый вечер. Каждый вечер единственная тарелка в их доме, единственная вилка и единственная ложка оказываются в его руках под водой. Труднее всего мыть острый, хоть и старый, нож. Питер наблюдает, как лезвие ножа скользит по его коже, недостаточно сильно, чтобы повредить, но достаточно, чтобы почувствовать боль. Питер боится в один день осквернить раковину своей же кровью. Осквернить не случайно, а. Поэтому он делает все, чтоб ежедневная кровь в раковине была максимально случайной.
Мэй приходит со смены тогда, когда Питер уже должен спать, а уходит еще до его подъема. Чаще всего они общаются телефонными звонками, сообщениями, стикерами на холодильниках.
Питер не уверен, что все еще помнит ее лицо.
Питер ищет смысл в книгах, в хобби, в науке – изобретает себе пару гаджетов для костюма, делает штуки-для-нормального-выпускания-паутины или вебшутеры, проходит школьную программу и замахивается на вузовскую, – но это все, конечно же, не то. Ничего из этого не может стать хорошей альтернативной смыслу жить, а прошлый он потерял.
Питер Паркер выходит на патрули в надежде, что не вернется.
В пятнадцать школьные классы переформировывают, большая часть его класса – новенькие или ученики, которые раньше учились в параллельных классах. У него появляется сосед по парте – классы переполнены, теперь у всех есть сосед, – и он кажется нормальным. Самым обычным. Человеком, которого тут держат программирование, мамины пироги и Звездные Войны. В конце концов, это совершенно нормально – жить. Жить ради мелочей. Жить и не задумываться о ином.
Питер тоже хотел бы так, но этому нельзя научиться.
Нед ни с кем не дружит. Питер тоже. В конце концов, они начинают общаться. Питер сам первым вряд ли пошел бы на контакт, но видя широкую улыбку и похожую тоску в глазах, говорит:
–Хей, знаешь, как по мне, третий эпизод все же лучший.
Радость в глазах человека напротив похожа на радость в глазах тех, кому помогает Человек-Паук. Питер подключается к диалогу, вставляя ничего не значащие общие фразы, но, кажется, это все, чего когда-либо желал Нед.
Питеру пятнадцать, и у него появляется друг.
Питеру шестнадцать, а его «послужной список» чуть меньше, чем у Мстителей. Питер не называет Человека-Паука работой, Питер привык быть честным хотя бы с собой. Человек-Паук – самый неудачный способ самоубийства за всю историю существования самоубийств. Питер успел столкнуться с Ящером, Зеленым Гоблином, Осьминогом, Песочным Человеком и Веномом. Питер познакомился с супергероями, не Мстителями, конечно, но. Сорвиголова сопровождал его на патрулях в Адской Кухне, когда его туда заносит, Дэдпул подкармливал мексиканской пищей, мистер Доктор Стивен Стрэндж помогал с Веномом, как ему, так и Эдди Броку, а потом Эдди Брок и Веном помогали Питеру. Питер не раз был на грани смерти, но почему-то до сих пор не перешел ее. Питер прыгал с высоток и летел до самого конца, до последнего шанса, – и всегда взлетал. Выстреливал паутиной, только чудом не касаясь асфальта. Он только чудом не разбивался. Он каждый раз надеялся, что в этот раз чуда не случится. Он думал, что сможет. Он думал, что готов.
Но к этому, в конце концов, нельзя подготовиться.
Питеру кажется, будто мертвые шепчут, что гордятся им.
Питеру почти семнадцать, когда на пороге дома он встречает Старка.
Тот стоит у двери в его квартиру, стучится, но никто ему не откроет, Питер же по одну с ним сторону, а Мэй не будет еще часов восемь как минимум. Питер тяжело вздыхает, брянчит ключами, аккуратно теснит мистера Старка в сторону и открывает дверь. Та скрипит и стонет, но отворяется. Питер проходит внутрь, будто все как обычно, как раньше, снимает верхнюю одежду, кидает рюкзак в угол, и только после этого оборачивается в сторону застывшего в дверях мистера Старка. Кивком указывает в сторону прохода на кухню. Тот, что удивительно, спокойно повинуется. Старк сидит на диване, пристально следит за движениями Питера, который наливает себе воды.
– Зачем вы тут, мистер Старк?
– Ты ведь Человек-Паук, – звучит вопросительно, вероятно, он не ожидал увидеть школьника, – Мне необходима твоя помощь. Как супергероя.
Но Питер – не супергерой. Человек-Паук – не супергерой. Питер не готов лезть на помощь, если ответственность за его жизнь будет висеть на другом человеке. Раньше он был сам по себе: пока Мэй не знает о Человеке-Пауке, ответственность лишь на нем. А тут Старк приглашает подростка на войну – значит, он будет ответственнен в случае чего.
Это не то, чего хотел бы Питер.
Старк лишь тяжело вздыхает, он, вероятно, был готов к такому ответу, когда увидел Питера вживую. Но он все равно оставляет ему костюм собственного производства – который Питер не будет носить, ведь в нем труднее умереть, – и визитку с его номером. На всякий случай. Вдруг ему потребуется помощь.
Питеру давно требуется помощь. Но это не то, что он готов признать вслух.
В тот вечер Питер звонит Мэй и долго-долго с ней говорит. У нее есть время для этого. И это даже лучше визитки самого Тони Старка в его кармане.
Питер никогда первым не пишет Старку, но он почему-то продолжает первым писать ему. Случайные беседы из формальностей переходят на то, что понятно им обоим – на науку. Чаще всего, конечно, физику и механику, потому что это любимые науки мистера Старка, а Питер собственных фаворитов не имеет. Питер ждет каждое новое сообщение от него так же, как ждет сообщения тети Мэй, и иногда это пугает, но. Питер привыкает.
Пару раз Питер залетает в башню Старка. Не все эти разы начинаются одинаково, но заканчиваются исключительно в мастерской Старка. Ради Питера Тони даже притаскивает диван в свое обиталище. Иногда они заказывают пиццу, иногда – китайскую лапшу, совсем редко – иной фастфуд. Питер знакомит Старка с сэндвичами Дельмара, Тони Питера – с итальянской кухней. Они часто говорят.
Они никогда не обсуждают супергеройскую деятельность, и это то, за что Питер благодарен больше всего.
В школе он постепенно сближается с ЭмДжей. Она гораздо умнее всех в этом классе, вместе взятых, но, как и Питер, предпочитает этого не показывать. А еще она не смотрит, а видит. Он знает, что у нее полно вопросов, которые в иной ситуации она обязательно бы задала, вопросы, которые она не постеснялась бы вывалить в лицо обычному человеку. Но он не обычный, что уже является поводом придержать вопросы при себе. Питер замечает и подкинутый в его рюкзак гель от синяков, и прилетающие в его спину подсказки шепотом, и незаметное перекладывание еды из ее тарелки в его. Питер замечает, как она верит в него, как говорит не сдаваться, но Питер не говорит об это вслух. Питер знает, что она знает об этом. В конце концов, она тоже не обычный человек, а ЭмДжей.
Питеру семнадцать, и теперь есть люди, которые боятся его потерять.
А потом случается Мистерио.
Питер никогда не сражался с Мстителями, но знал, какие суперзлодеи по уровню – его, а какие – Мстителей. И вот он скорее относится к уровню Мстителей, и в этой ситуации стоит позвонить Старку и не лезть, если не хочешь… умереть.
Питер никому не звонит.
Питер решает, что сейчас – самое подходящее время. Самое подходящее всемя для того, чтобы реализовать идею создания Человека-Паука. Но он побеждает. Мистерио оказывается ранен совершенно глупо, случайно, своими же дронами. Питер истерично смеется и не понимает. Не принимает.
Раскрытие личности ощущается почти как самоубийство.
Мэй, кажется, очень плохо, Неду тоже, но от восторга, а ЭмДжей на пару секунд зависает, но потом отвечает, что это было логично. Мистер Старк впервые звонит. Не пишет сообщение, а звонит. Всё вокруг так сильно меняется, все смотрят, пялятся, кто-то желает смерти, кто-то – счастья. Информационное поле Питера забито, о личном пространстве приходится забыть, везде теперь небезопасно, хоть у себя дома, хоть в бункере Старка. И, пока Питер не видит восторженный взгляд Флэша, Флэша, который вообще-то придурок и задира, Питер не осознает, что теперь ничто никогда не будет как раньше.
Питер старается держаться, плыть по течению, ради близких предже всего. Питер держится. Но, в конечном итоге, он всего лишь человек.
Питер смотрит в зеркало и осознает, что одно дело – давно не видеть в нем себя, а другое – не видеть в нем себя совсем. Теперь картинка за стеклом показывает тысячу осколков, которые Питером-то никогда и не были. Сухая оболочка, состоящая частично из матери, частично – из отца, еще чуть-чуть от других родственников. Поверх нее пятна, которыми его наградили окружающие. Бен, Мэй, ЭмДжей, Нед, Старк, тот дурацкий паук из Озкорп, даже Флэш наследил. Питер больше не чувствует себя Питером и не понимает, почему его им все еще считают.
Питер смотрит, как Неду и ЭмДжей приходят отказы из МИТ-а, потому что они друзья Человека-Паука. Питер смотрит, как тяжело поднимается грудь спящей Мэй в больнице. Питер следит за уставшим выражением лица мистера Старка на очередной пресс-конференции, где ему задают вопросы про Человека-Паука.
Питер моет посуду, потому что кухня – единственное помещение, где нет окон, и занятся на ней больше нечем. Тарелка, ложка, вилка, сковородка. Нож. Лезвие заманчиво сверкает намыленными боками. Оно острое, гладкое, а с его-то силой при отпущенном контроле, – еще и опасное. Кожа за годы существования Человека-Паука даже не загрубела, все такая же нежная и тонкая, что нож легко скользит, разрывая ее. Питер стоит на кухне, перед раковиной, смотрит на лопающиеся пузырьки пены, на гудящий поток воды из крана, и совсем-совсем не смотрит на правую руку, сжимающую не рукоять, но лезвие ножа. Крови не очень-то и много – бывало больше, – зато боли из-за едкого моющего средства, попавшего в рану, – предостаточно. Он не умрет, не исчезнет из-за небольшой раны. Но очень хотелось бы. Исчезнуть. Не быть проблемой для Мэй, для друзей, для Старка, в конце концов. Дать им счастливую жизнь без него. Но сейчас его максимум – рана. Надо обработать, залечить и ждать чуда. Чуда…
Стрэндж.
Он может придумать что-то, чтоб они были счастливы. Чтоб не знали его. Чтоб вообще никто его не знал – это же решит все проблемы.
Стрэндж не отказывает. Только смотрит как-то надрывно, и разрешает звать себя Стивеном – что на фоне его-то эго звучит как похоронный марш. Питер понимает. Питер этого и добивается.
Но что-то опять идет не так, Стрэнджа отвлекают, магия выходит из-под контроля – и случается мультивселенная. Питер встречает Носорога, другого-Зеленого-Гоблина, другого-Октавиуса, Электро, много кого – и если в процессе он умрет, то ответственнен будет Стивен, что неправильно, поэтому он очень-очень старается выжить.
А потом другой-Зеленый-Гоблин убивает Мэй.
Это вечер, плавно переходящий в ночь, закат и дня, и жизни его тетушки. Она плачет, но все равно остается – слишком – солнечной для этого мира, слишком живой, она даже при смерти ярче, чем солнце. Настолько яркая, что другим о таком остается только мечтать. Питер чувствует так много любви, что ее последний вздох оказывается для него сокрушительным.
Мэй такая красивая, легкая в лучах закатного солнца. Не сдающаяся, не отчаявшаяся, пытающаяся поддержать в первую очередь Питера. Он мысленно обещает, что запомнит ее такой, как сейчас. Запомнит ее, как Мэй, как лучшее, что у него было в жизни, как образец смелости, как повод не сдаваться.
Питер не проиграл. Просто игра окончена.
У Стрэнджа есть решение всего этого. Но необходимо всех злодеев собрать в одном месте. Питер думает, что это с очень большой вероятностью будет для него последний бой, и выбирет место смерти с умом. Статуя Свободы кажется самым подходящим местом для того, чтобы освободиться от жизни.
Надо действовать как можно быстрее, пока до злодеев не добрались Мстители. Поэтому план особо не продумывают. Они просто идут на верхушку статуи. Он, Стрэндж и увязавшиеся следом Мишель и Нед.
И все идет хорошо до того, как Мишель падает. Питер совершенно не успевает, Стрэндж занят другим, Плащ Левитации тоже участвует в бою. И Питер совершенно один летит вслед за ЭмДжей. Чувство свободного падения так знакомо. Испуганное лицо ЭмДжей перед его глазами – нет.
Питер верит, что и сейчас чудо сработает. Всегда работало. Питер всегда взлетал, так почему Мишель не может?
Его вера не спасает никого. Чуду не нужна вера или ее отсуствие. Чудо просто – или есть, или нет. В этот раз – метры до асфальта становятся для ЭмДжей обратным фатальным счетом.
Где-то наверху – битва. Где-то наверху Стрэндж, и Нед, а где-то далеко, но неподалеку мистер Старк, и другие его знакомые, Сорвиголова например, или Дэдпул. Но здесь, внизу, только холодный асфальт, стынущая кровь и ЭмДжей, лежащая куклой со сломанным позвоночником. Тут нет битвы, тут она уже заранее проиграна. Тетя Мэй – Мишель была так похожа на нее, –верила в то, что все будет хорошо. Они обе учили его не сдаваться. И Питер нет, еще не сдался
но уже перестал бороться.
В голове какофония из мыслей-звуков-чувств, а на деле накрывает маслянистой, удушающей тишиной.
Человек-Паук – бывший самый неудачный способ убить себя. Нынче – самый отчаянный способ научиться жить.
Питер бросается в бой, Питер помогает Стренджу, Питер отчаянно борется – с суперзлодеями, с ветром, с собой. Питер осознает, что случилось непоправимое, но.
Но так надеется найти способ все исправить.
Стивен снова смотрит в глаза. Победа так отчаянно близко. Осталось лишь согласиться на заклинание. Стивен обещает, что в этот раз все пойдет по плану, но точно ли Питер согласен?
Питеру семнадцать, и он надеялся, что этот вопрос будут задавать немного в иной ситуации, но.
Не всем надеждам суждено сбыться.
Вспышка – и это все? Вокруг никого не остается. Статуя Свободы безлюдна, как и всегда. Светает. Солнце оглаживает косыми подошвами лучей город, улицы, высотки, людей. Питер смеется – ни следа от битвы, которой не было. Это же как в чертовой Леди Баг – ничего не напоминает о сражении, вокруг только спокойствие и умиротворенность.
Питер остается в живых, но эта битва и в правду оказывается для него последней.Последней для Питера Паркера.
Мир больше не знает, кто такой Питер Паркер.
Эта ночь тоже стала воспоминанием.
Воспоминанием, которое есть только у него.
Питер идет по улице, и на него никто не смотрит. Никто не задерживает на нем свой взгляд. С плакатов на него смотрят чужие лица – и не одного его лица. Газеты не плюют его именем с лицевого оборота.
Сейчас лето. Полмесяца до его восемнадцатого Дня Рождения.
Питер не помнит, когда все это началось. Но навсегда запомнит, когда закончилось.
***
Питер нелегально снимает комнату в самом дешевом районе. Нелегально работает уборщиком-грузчиком-помощником. Сам шьет себе костюм. Приглядывает за Недом, поступившим в МИТ, на расстоянии.
Питер живет без тревог и без сюрпризов. В полном спокойствии серых будней. Питер будто отрекается от прошлой жизни.
Питер не заслуживает этого, но. Порой правда недостаточно хороша.
Питер просыпается из-за солнца, светящего прямо в глаза. Питер уверен, что лег спать меньше двух часов назад, но у него нет часов, чтобы это проверить. Он не может спать много.
Иначе его догонят кошмары.
Питер машинально одевается. Машинально идет на очередную работу. Машинально делает все, что от него просят, до темноты. Точно так же возвращается домой. Патрулирует и валится спать.
И с начала.
Так пролетали дни. Возможно, недели. Питер не совсем уверен. Он проваливается все глубже и глубже внутрь себя, иногда обнаруживая, что сейчас на работе, или дома, или на патруле. Питер мало что осознает – ест ли он, спит ли? Платят ли ему зарплату и насколько верно и регулярно? Спасает ли он кого-то на патрулях или Человек-Паук изжил себя после потери изначальной цели? Имеет ли всё это смысл без них?
На лестничной площадке темно – лампочка если и была в этом месте, то ее давно открутили. Перила разломали и растащили. Питер не понимает, почему в этом случае не разломали лестницы. Видимо, их труднее продать.
На его лестничной площадке стоит неизвестная темная фигура. В таких местах лучше не встречаться с незнакомцами, но Питер надеется на удачу. Нормальный человек бы развернулся и ушел, или прошел бы этот этаж и поднялся выше, или обдумал хоть какой-то план обороны на всякий случай, но.
Питер идет вперед в ожидании действий со стороны неизвестного, потому что это выбивается из повседневных будней. Это неожиданность, это адреналин, Питер идет вперед спокойно, будто нарываясь, будто готов принять удар грудью…
Но удара нет.
Человек все так же спокоен, все так же стоит в тени. Питер постает ключ из кармана, открывает дверь. После этого фигура оживает, двигается к нему, наконец-то…
– Хей, парень, не знаешь, когда вернется твой сосед из квартиры напротив? – спрашивает его Тони Старк.
– Он не вернется.
Старк, теперь уже стоящий достаточно близко, чтоб разглядеть его лицо, вопросительно поднимает бровь.
– Переехал?
Питер следит за его движениями, мелкими подрагиваниями века, слабой ухмылкой, оборонительной позой, кругами под глазами. Питер запомнил его таким, каким он был в первую их встречу. Более открытым, более живым, более молодым. Но при этом – все таким же.
– Повесился. Позавчера.
Старк хмурится. Вроде как, пытается что-то вспомнить. Питер не знает, почему и что, но он не врет – случайно улсышал, как соседки этажем ниже это обсуждали. А новый никто еще сюда не въехал, Питер знает, по запахам чувствует.
Диалог зашел в тупик, да и о чем разговаривать Старку с незнакомцем, поэтому Питер поворачивается обратно к двери и быстро ее отпирает. Старк в тот же момент разворачивается и начинает спускаться.
Уже в квартире Питер слышит, как на улице Старк говорит: «Пятница, ты ошиблась с номером квартиры. Может, и дома. Паучок здесь не живет. Продолжай поиски».
Питер не понимает, он рад или разочарован.
Питер идет к окну, желая еще раз (в последний раз) увидеть Старка, но не успевает опустить глаза вниз. В небе – снег. Сейчас… какой сейчас месяц?
Питер берет последнюю газету, которую притащил из почтового ящика. Тринадцатое февраля. Но Питер помнит ту ночь, Стренджа, точку невозврата… прошла же всего пара недель. Сейчас должно быть лето, разве нет?
Нет.
Сейчас должен быть июль. Сейчас он должен кататься на велосипедах с Мэй, чувствовать лицом обжигающе-горячий ветер и слушать этот город, но.
Но такого лета уже не будет.
Питер смотрит на оседающие на крыши хлопья и впервые понимает, что его нигде не ждут.
***
Питер часто переезжает. Слишком долгое проживание в одном и том же месте нелегально привлечет внимание полиции, а сейчас им просто дела нет до какого-то мальчишки. Чаще всего у него есть соседи, но пока он их не трогает – они его тоже. Питер мотается по разным районам Нью Йорка, видит сотни домов, улиц, людей, умеет ориентироваться почти в каждом бедном районе. Друзей он особо не заводит – некого, да и он не хочет. Настоящее имя он использует крайне редко. В детстве он думал, что люди меняют имена, чтобы скрыть за фальшивыми именами свою личность. Теперь он знает, что имена меняют те, у кого эта личность просто отсутствует.
Питер устает, очень сильно устает. Он раньше не осознавал, сколько сил ему придавали люди, находившиеся рядом. Питер видит отражение тети Мэй в стеклянных люстрах, чувствует запах духов Мишель в толпе на улице, слышит смех Неда за спиной. Питер держится за воспоминания о них. Питер остается сильным, чтобы сильными не приходилось быть другим.
Очередной патруль заводит его в знакомый переулок Квинса. Родные стены напоминают о том, с чего он начинал. В конце концов, Питер встряхивает головой, бьет костяшками по лбу, пытаясь отогнать ненужные мысли, и решает следующую квартиру искать тут. Настала пора возвращаться домой.
Квартирка, кажется, еще меньше, чем все его предыдущие, здесь еле комфортно было бы жить одному человеку, но в одиночку он ее не потянет. Так он знакомится с Харли.
Харли нарушает обычное негласное соглашение взаимного игнорирования, к которому привык Питер. Харли, насколько знает Питер, работает в автомастерской, у него тоже нет документов и у него это тоже не первая нелегальная квартира. Поэтому его оптимизм и назойливость Паркеру в новинку, но, кажется, к этому можно привыкнуть.
Они пересекаются много и часто, рабочая смена Харли как раз совпадает по времени со сменами и патрулем Питера. Питер почти не видит квартиру пустой. Харли болтает без умолку, Питер поддерживает диалог. У них удивительно много общих тем – супергерои, наука, Тони Старк как высшая степень соединения предыдущих двух, и просто жизнь. Иногда в разговорах проскальзывает прошлое, и по эмоциям Харли видно, что оно не было плохим или темным.
Питер не понимает, почему Харли один и без документов. Питер не понимает, какие причины могли привести к такому исходу, учитывая то, что они не были болезненными или криминальными, но потом вспоминает себя, и. И, возможно, бывают разные случаи. Не всегда понятные и не всегда логичные, но.
Харли чем-то неуловимо на него похож.
Питер чувствует себя рядом с ним вывернутым наизнанку, а его ощущает где-то у себя под кожей.
С Харли легко вести совместный быт. Вынос мусора, закупка продуктов и приготовление еды всегда на Питере, чистота и уют в квартире – на Харли. Питер первое время подрывался мыть посуду, но в итоге победил Харли и его недовольный взгляд. Теперь раковина – полностью под юрисдикцией Харли. Это очень непривычно для Питера, ведь это всегда была его территория, его ответственность, его раковина, но он решает, что кому, если не Харли, можно ее доверить. Харли сам не знает, насколько он особенный.
Однажды Питер застает Харли плачущим. Он сидит на кровати, уперевшись руками в бедра и закрыв ладонями лицо, и рыдает. Взахлеб, яро, мокро, громко, с ужасными всхлипами и шмыгами. Питер не брезгует. Питер тихонько подходит и садится рядом, обозначая свое присутствие бедром, прижатым к чужому бедру. Питер, кажется, впервые видит настолько яркое проявление эмоций с.. со смерти Мэй.
Харли успокаивается постепенно. Жестким рукавом стирает слезы с лица, шмыгает носом, трет и так покрасневшие вспухщие глаза. Кажется совсем маленьким, никчемным, разбитым. Питер не уверен, но возможно он впервые видит Харли.
– Какой была твоя мама?
Его голос совсем осипший от рыданий, взгляда он не поднимает, но ощущения от вопроса – будто глаза в глаза. Питер не помнит ее совсем, слова одни да чужие осколки воспоминаний. Кто и что о ней говорил, кто как отзывался, кто в каких ситуациях и историях ее помнил. Но этот собирательный образ не был его мамой.
– Мама… у нее были теплые глаза и мягкие руки. От ее волос пахло светом и немного лекарствами. Мама… Мама учила меня никогда не сдаваться.
– Моя была смелой, – Харли приглушенно смеется, – смелой до самого конца. Она спасла меня ценой своей жизни. А потом я не справился и не смог спасти сестру. Меня считают умершим. У меня даже могила есть.
Питеру кажется это безумно смешным и до тошноты печальным. Харли, вероятно, тоже этого не заслуживал. Но это то, где он сейчас. Это правда, а она порой недостаточно хороша.
Питер обнимает Харли и не отпускает до тех пор, пока тот не уснет, а потом всю ночь лежит с ним в обнимку. Питер не спит, уставившись в размытый горизонт за окном. Питер слышит, как капает с потолка.
Питер так не уверен в рассвете.
***
У Питера несколько поддельных паспортов, в каждом из которых – разные имена. Питер иногда боится, что забудет свое первое имя, как это сделали все остальные. Питер, когда задумывается, пишет его на первых попавшихся поверхностях. На чеках, на листовках, на запотевшем окне.
Однажды это замечает Харли.
– Кто такой Питер Паркер?
Повисает тишина, и не то чтобы она неуютная. Они привыкли, что иногда некоторые вопросы слишком личные, чтобы на них отвечать сразу или вообще отвечать. Питер не пользовался этим именем с тех самых пор и никому о нем не говорил. Питера Паркера фактически не существует нигде. Это имя ничего не сообщит Харли. Даже если ему вдруг самому захочется узнать правду, то он никогда, никакими силами и ресурсами этого не добъется.
Питер может соврать. Ему это ничего не стоит.
– Это мое имя. В смысле, первое. Настоящее.
Харли, кажется, удивлен. Возможно, взбудоражен. Это очень личная информация, это новые границы. Откровенность. Паркер теперь перед ним открыт и девственно гол. В их нелегальных кругах это, кажется, ближе, чем секс. Откровенней, чем секс. Интимней, чем секс.
– Приятно познакомится, Питер Паркер. Я – Харли Кинер.
Они оба соврали лишь о фамилиях. Это вселяет некую надежду.
«Я надеюсь, что всё у нас с тобой будет хорошо, Харли Кинер,» –думает Питер Паркер и улыбается.
***
Харли узнает о том, что Питер – Человек-Паук, очень обыденно. Он просто молчит пару секунд, уйдя в себя, а потом кивает, будто все было очевидно. Харли говорит: «Ты все еще остаешься Питером Паркером».
Питер хочет кричать, что нет, давно уже нет. Но Харли никогда и не знал другого Питера, поэтому для него это так. Но то, как легко Харли воспринял эту информацию… Питеру эта реакция напоминает реакцию Мишель. Воспоминания о ней уже не так тревожат душу.
И это позволяет Питеру дышать чуть свободнее.
Летом они подкапливают денег и покупают себе велосипеды. Они много катаются в городе и за его чертой. В основном вечером, сразу после патрулей Питера.
Одним утром Питер просыпается с осознанием, что сегодня та самая дата. Питер старается весь день вести себя, как обычно, но это немного трудно. Питер старается дышать, но сегодня как будто время затягивается петлей у него на шее. Харли видит и, хоть и не понимает, но сочувствует. Поэтому предлагает Питеру выбирать маршрут сегодняшней прогулки на велосипедах. Питер благодарно улыбается в ответ.
Так они оказываются на кладбище. По иронии судьбы могилы Мэй и Мишель находятся совсем рядом, в десятке метров друг от друга. Питер падает на колени у могилы Мэй. Харли догадывается, что это близкая родственница, по фамилии. Питер долго безмолвно глядит на фотографию Мэй.
Питер рад, что впервые смог вернутся к ней, но это время для прощаний.
К счастью.
У могилы Мишель он сидит примерно столько же. Мишель на фотографии такая обыденная, спокойная, уверенная. Они даже выбрали ту фотографию, где она выглядит не как приличная девочка, а как ЭмДжей. С ее растрепанными кудрями, темными кругами под глазами и горделиво поднятым подбородком. Питер посмотрел на этот подбородок и чуть не заплакал.
Питер был благодарен ей. За все. И потому – отпускал.
Воспоминания во многом определяют то, кем мы являемся, но память не должна цениться больше, чем настоящее.
На территории кладбища никто из них не проронил ни слова. Первым молчание прервал Харли, уже за старой калиткой кладбища:
– Почему ты стал Человеком-Пауком?
Харли – простой, он бы принял и ответ «ответственность за жизни слабых». Но это было не так, а врать сейчас, в такой момент, в такое всемя, в таком месте, – кощунство. Питер пытался понять, какой из ответов правдивее, но правда в том, что никакой из, а только все вместе.
– Сначала я выходил на патрули в надежде, что не вернусь с них. Потом – потому что меня учили не сдаваться, а Человек-Паук не сдается. А до этого момента – потому, что я не заслужил всего того, что пережил. Но правда в том, что мало кто пережил именно то, что заслужил, а Человек-Паук помогает исправлять эту несправедливость. Я просто пытался убедить себя в том, что все будет хорошо, но так и не поверил.
– А сейчас?
– А сейчас Человек-Паук уходит в отставку.
Питер улыбается – так искренне, так нежно, как не улыбался с младенчаства, – и смееется, смеется до слез, то тех самых – невыплаканных – слез.
И Питер – Питер не проиграл. Просто игра окончена.
Сейчас должен быть июль. Сейчас он должен кататься на велосипедах с Мэй, чувствовать лицом обжигающе-горячий ветер и слушать этот город, но.
Но такого лета уже не будет.
И это хорошо!
Ведь теперь у него есть возможность прожить иное, но всё еще хорошее лето. Накататься на велосипедах с Харли, прочувствовать губами обоженную горячим ветром кожу Харли и вместе с ним услышать этот никогда не замолкающий город.
Питер смеется, и Харли смеется вместе с ним. Питер смотрит ему в глаза и впервые за много-много лет видит отражение себя.
Питеру двадцать пять, и он чувствует себя готовым все зачеркнуть и все начать сначала.
Как будто это
первое
лето.