***
В то лето у меня уже имелся небольшой опыт работы в одном издательстве. Я была совсем юной журналисткой и очень впечатлительной девушкой. Тогда ещё не было седины и проблем со спиной. У меня были светло-русые непослушные кудри, которые я любила собирать в высокий хвост. Я ещё не носила очки, но мои карамельные глаза уже видели неидеально. Поэтому во время написания статей я всегда надевала специальные очки для работы за компьютером. Жизнь в большом городе меня утомляла, и здоровье немного ухудшилось, да и общее настроение всегда было ниже, чем во время учёбы в университете. Тем более работа такая — не для слабонервных. Но каким-то чудом мне удалось убедить издательство, что атмосфера офиса только ухудшает мою работоспособность, и у меня появилась возможность печатать статьи дома. Это было настоящим подарком судьбы! Единственной проблемой оставалась самодисциплина, но вскоре мне удалось привыкнуть к домашнему режиму и при этом не «поджигать» дедлайны. А ещё через какое-то время я смогла переехать в домик в деревне, и моё состояние значительно улучшилось. Свежий деревенский воздух — то, что доктор прописал. Ещё плюсом было абсолютное уединение — никто не отвлекал за работой. Не было идиотов, которые сигналили своими тачками прямо под окнами. Или агрессивных подростков, решивших устроить вечеринку прямо тогда, когда ты уже собиралась пойти спать. Ближайшие соседи были в паре сотен метров от моего дома, который находился почти на окраине деревни возле леса. В самом близком от меня доме жила одна милая женщина лет сорока, которая всегда приносила мне что-нибудь из своих домашних заготовок. И, конечно, она причитала о том, что я очень много работаю, и следует чаще отрываться от компьютера заниматься чем-то ещё.— Просидишь ты так всю свою молодость за своим компьютером, — любила говорить она. — Хоть бы хобби себе какое нашла. А ещё лучше — мальчика. Да хоть вот у нас в деревне: зайди в клуб как-нибудь и познакомься! Они у нас тут все с золотыми руками, работящие. А главное добрые. — Обязательно, — всегда отвечала я с улыбкой и добавляла, — только мне немного некогда сейчас. Столько дел! Ага, была я в этом их клубе. Конечно, парни там все как на подбор — алкоголики и безграмотные чучела. Но в чём-то соседка была права — компании мне действительно не хватало. Однажды во время очередной лесной прогулки, я услышала шум со стороны реки. Это был один из самых грустных звуков, которые мне доводилось слышать. Скулёж умирающего щенка. Этот звук был один из таких, которые ты хотел бы никогда не слышать в своей жизни. Как плачь младенца. Или крик человека в агонии. Или скрежет доски, по которой неудачно провели мелом. Когда слышишь что-то подобное, хочется закрыть уши руками и убежать подальше, лишь бы никогда больше не сталкиваться с этим ужасом. Но я не убежала, а тут же бросилась на звук. Выйдя на берег, я увидела мешок, который зацепился за ветку нависшего дерева. Оно словно пыталось удержать бедняжку, хоть как-то помочь несчастному существу. Но рука старого дерева могла вот-вот сломаться, и в таком случае щенка точно ждала бы смерть. Если бы я тогда не проходила мимо, бедняжка непременно утонул бы. Река была совсем неглубокая. Сапоги тут же полетели в сторону. Я сняла только их, чтобы они не мешали идти. В воду прыгнула прямо в одежде. В голове сразу как знак «Стоп» вспыхнула мысль о том, что я могу чем-нибудь заболеть. Тогда было середина весны и на улице было ещё прохладно, не говоря уж о воде. Но разве это было важно? Я смогла подобраться к мешку именно в тот момент, когда ветка уже еле держала малыша. Я отвязала щенка и на руках понесла его к берегу. Сам мешок развязала только на берегу. Бедное животное насквозь промокло и дрожало. В реке вода была ледяная, так что это не удивительно. Я забрала его домой и назвала его Пиня. С тех пор он мой самый лучший друг. Я спасла его от смерти, а он спас меня от одиночества, разбавляемого причитаниями соседки. С тех пор в лес я ходила всегда с ним. Пиня также был отличным помощником — убирал еду с пола, которая иногда падала с моего стола. Иногда она падала оттуда специально. А иногда Пиня убирался и на столе тоже, хах. Это пушистое чудо даже спало со мной в кровати и любил будить по утрам (что скорее минус, чем плюс, потому что я часто засиживалась допоздна). Одного Пини и соседки, конечно, не хватало. Хоть я любила одиночество, но человек — существо социальное. Совсем без общения никак нельзя обойтись. И вот, я всё-таки решила сходить в клуб ещё раз. Конечно, парня я себе там не нашла, но зато познакомилась с одной замечательной девушкой — Стефани. У неё не только имя было красивое, но и ум. Как оказалось, она часто приходила сюда. Но не на танцы, а затем, чтобы посмотреть шоу, если вдруг случится драка, которые, как я слышала, были не редкостью. Кстати, чутьё её не подвело — подрались два чучела, если правильно помню, из-за бутылки виски. Какая мерзость! Со Стефи мы виделись, как правило, только по выходным. Она приезжала сюда навещать родителей и брата. К слову, все трое работали в местной синагоге. Сама она недавно закончила экономический и устроилась на работу в крупную компанию. Тут я ей даже немного завидовала: только выпустилась, а уже в крупной компании работает. Но была всё равно рада за неё. А ещё Стефи рассказывала мне, как она справлялась с одиночеством. В детстве у неё было увлечение — наблюдать за птицами. Маленькая Стефи даже вела специальный дневник наблюдений, в котором «коллекционировала» птиц, которые ей встречались. Меня, конечно, птицы так не впечатляли, но зато, именно благодаря этой истории, я открыла для себя прогулки по лесу. Мне нравилась ходить среди деревьев и слушать шелест листьев, шорох мелких зверьков. Пиня, конечно, защищал меня. От всяких жуков, которые точно угрожали бы моей жизни, если бы не щенок. А ещё от белок — коварнейшие существа! Была только одна проблема. Я очень сильно боялась муравьёв. Но это решалось ношением старых резиновых сапог, в которых, конечно, ноги сильно парились. Но что не сделаешь ради собственного успокоения! Всё было прекрасно, но как будто всё-таки чего-то не хватало…
***
— Вы так тепло отзываетесь о своей старой подруге. Неужели это та девушка, про которую Вы написали книгу? Я улыбнулась. — О нет, что вы. Стефани была прекрасна, но она не главная героиня нашего сегодняшнего вечера. — Тогда почему о ней пошла речь? — Я вам всё это рассказываю для того, чтобы вы понимали примерный контекст истории. Лишний материал, думаю, Вам пригодиться. Позвольте, я продолжу.***
Дело было в августе. С меня потребовали одну очень большую и трудную в написании статью непривычного для меня формата. Я работала только с перерывом на сон и еду. И то, в какой-то момент, даже сном пришлось пренебречь. В самый тяжелый из дней, я не спала почти сутки. В ту ночь кофе стал моим лучшим другом, и даже заглядывающие в окно звезды, казалось, сочувствовали мне. Я проработала почти до семи утра и оторвалась от текста, когда заметила, что за окном начало светлеть. Заварила себе чай для разнообразия, накинула поверх старой ночнушки кофту (я планировала лечь спать, сразу после того, как выполню ежедневный план, но что-то пошло не так) и вышла на крыльцо. Природа встретила меня прохладным порывом ветра. Я поёжилась. Сделала глоток. Вкусно. Это утро было по-настоящему прекрасным. Я никогда ещё не встречала рассветы здесь, так как всегда просыпалась поздно, и в этот момент сильно пожалела об этом. Судя по прогнозу, восход должен был начаться через несколько минут. На самом деле, очень хотелось его хоть раз встретить, но мне чертовски хотелось спать. Да и закаты всё равно были красивее, а их я встречала чуть ли не каждый день у себя на крыльце. Чай вскоре закончился, и я уже хотела зайти в дом, как вдруг увидела кое-что странное. На вершине небольшого холмика возле леса сидел человек. Я не могла разглядеть его (зрение уже начинало подводить, да и сидел он далековато). Мне в какой-то момент показалось, что у меня уже начались галлюцинации от недосыпа. Но нет, этот человек был более чем реальным. Здесь обычно в такое время никто не ходил, и это показалось мне очень странным, даже чем-то пугающим. А потом человек обернулся и, кажется, помахал мне рукой. Я боязливо помахала в ответ, а потом подумала, что будет крайне забавно, если мне это действительно только кажется. Или это не человек вовсе, а какое-нибудь животное. Или вообще что-то неживое. И моё неидеальное зрение просто обманывает меня. Я улыбнулась этой мысли и зашла в дом. Рассвет я в тот день не встретила. Зато, встретила его на следующий день. Мой режим сбился, поэтому работать я снова закончила поздно (или рано, это как посмотреть). Дальше всё по тому же сценарию: чай, кофта по ому же сценарию, рассвет через несколько минут, который моим уставшим глазам не суждено увидеть, и прохлада на улице. И тут я снова увидела этого человека. Он сидел на том же месте, что и вчера утром. Это не могло быть просто совпадением, ведь днём там уже никого не было. Я проверяла. Стало почему-то невероятно любопытно, и я решила пойти прямо туда. Обычно, меня не тянет на спонтанные знакомства со странными людьми при странных обстоятельствах. Чтобы я в ночнушке и резиновых сапогах решила подойти рано утром к какому-то странному незнакомцу неподалёку от своего дома? Да никогда! И тем не менее, я уже приближалась к холмику. По мере приближения, я смогла разглядеть в человеке девушку с угольно-чёрными кудрями чуть выше плеч. У неё на голове был венок и какого-то колючего растения. Когда я подошла ещё ближе, то увидела рядом с ней светло-коричневый рюкзак. Сама она сидела на каком-то пледе. Она обернулась, услышав мои шаги, и улыбнулась. — Привет. Я видела тебя вчера. — Да, привет, э… я тебя тоже видела.***
С тех пор рассветы я стала встречать каждый день. Мой организм первое время, конечно, мстил за это. Я всё время ходила сонная и даже немного недовольная. Но потом мы с моим телом поладили, и режим перенастроился — сон начинался рано вечером, а иногда и днём, а пробуждение — за час до рассвета. И всё ради того, чтобы приходить на холм перед домом и встречать солнце с моей новой знакомой. Что-то в этой девушке было такое, что зацепило меня и не хотело отпускать. Мы говорили обо всём и ни о чём. Я выяснила, что её зовут Рида, и она проводит на этом холме каждое утро, даже зимой. Странно, что я раньше её не видела здесь. — А я видела тебя, — сказала мне она. — Пару раз. Не знала, что в этом доме кто-то живёт. Хотела ещё раньше подойти и познакомиться, но почему-то боялась. Странно, да? И вот, ты сама ко мне вышла. Странно, да, пожалуй. Итак, мы каждый день встречались рано утром и пили чай. Я обожала этот напиток и, как выяснила позже, это было нашей общей с Ридой чертой. У меня дома была целая коллекция из разных сортов чая, который я покупала в городе, когда ездила сдавать свои работы. Женщина, которая работала в маленьком чайном домике в центре города, даже запомнила меня, ведь я там была частенько в одно и тоже время в определённые дни. Она даже спрашивала меня «что будешь сегодня» или «ну как тебе чай, который ты брала в прошлый раз». А я оставляла её отзывы о том или ином сорте, и эта милая дама даже предлагала мне новые варианты, в зависимости от того, что я отвечу. И вот, каждое утро я приносила на наши мини-пикники новый сорт в термосе и две чашки. А у тётушки из чайного домика появился ещё один клиент, от которого я передавала отзывы. Клиент, с которым она так никогда не встретиться в живую, но будет знать всё о её чайном вкусе. В свою очередь Рида приносила какое-нибудь угощение. Она была такой сладкоежкой! У Риды всегда с собой были какие-нибудь печенья, рулетики, булочки или пирожки. Но больше всего она любила шоколад. Могла есть его килограммами (я сказала ей, что так она погубит своё здоровье, но услышала в ответ только задумчивое хмыканье, будто ей совершенно не было до этого дела). Но чай Рида всегда пила без сахара. Считала, что он только портит вкус этого «напитка богов». Зато сам сахар могла есть ложками. Ужас! Говоря о чае, когда я спрашивала Риду о вкусе, она всегда подбирала к нему какую-нибудь необычную, но на удивление точную, ассоциацию. Например, про один из сортов она назвала «солнечным зайчиком», другой «танец ромашек» (в том чае даже не было этих самых ромашек). Когда я спрашивала её как ей в голову приходят такие сравнения, она отвечала, что сама не знает и просто так чувствует. Практически каждый раз одно и то же. Я уже могла не спрашивать, она всегда отвечала одинаково. Собственно, я и перестала задавать лишних вопросов и просто принимала ее странности как само собой разумеющееся. Иногда она молчала, будто правда задумываясь и анализируя свои чувства и всё-таки поясняла, что, например, тот сорт на вкус как «утро понедельника», потому что тяжело пьётся и клонит в сон. Я рассказывала о таких необычных ассоциациях даме из домика, и они ей так понравились, что она даже повесила у себя небольшой плакат, где напротив названия каждого сорта были написаны цитаты Риды: «Чай, как «Воскресный полдень» — потому что хочется растянуть на подольше отдых с ароматом лёгкости». Но больше всего меня поразило, когда однажды она сказала, что принесённый мною в тот день чай был на вкус как я. — Как я? Почему? — Не знаю. Но если бы ты была чаем, то именно этим. Я просто так чувствую. — И как тебе? — Вкус просто потрясающий. К слову, это был мой любимый чай. А ещё, она поделилась со мной собственными рецептами травяных чаёв, из растений, которые росли в округах нашей деревни. Чаи получались очень странными, но, на удивление, вкусными. Так я узнала, что в своём рюкзаке Рида носит сухие цветы. И что у неё дома есть несколько «сухих» букетов. Когда я рассказала об этой девушке Стефани, та очень удивилась. — Я знаю её. Про неё у нас ходит много слухов. — Каких? — Ну… всяких. Разных. Она ни с кем не общается и не выходит из дома днём. Только если идёт в синагогу или что-то купить в магазине. — Она ходит в синагогу? — Да. Не часто, но ходит. Я разговаривала с ней пару раз, и каждый раз внутри оставалось такое чувство, будто я иностранца встретила. Она какая-то… — Странная. Неземная. — Да! Именно так. Неземная. А ещё постоянно сонная. Говорят, это потому, что она проституткой работает по ночам в соседнем посёлке. Но мне что-то с трудом в это вериться. Не похожа она на типичную шлюху. Но как знать. А вот Генриетта — та ещё сучка. У нас её зовут «паскуда-Хенни». Вот уж кто-то, а если бы она зарабатывала на сексе, я бы вообще не удивилась. Я, конечно, не осуждаю женщин, у которых нет выбора и которые попали в тяжёлое положение. Но чёрт, этой леди я желаю только подхватить сифилис. Я рассмеялась. Про Хенни была наслышана, и даже видела её в клубе в окружении чучел. Ни в коем случае не осуждаю дружбу с парнями, но по ней было видно, что она явно не «дружить» приходит в их компанию. Нет, такие проститутками не становятся. Проститутки — женщины на удивление милые, пусть и своеобразные. Ну, это те, которые выбрали такую работу по желанию, а не по нужде, хоть таких и мало. Рида точно не была такой, хоть я и не спрашивала. Я просто знала это. К тому же, я знаю причину её сонливости, ибо у меня точно такая же. Интересно, про меня тоже такие же слухи ходили? Но я отвлеклась. Рида была той, кто вдохновил меня на мою первую и единственную книгу. В какой-то момент она стала мне не просто знакомой, с которой мы вместе пьём чай по утрам и разговариваем о том, что было бы, если бы люди научились пчелиному языку танцев или создали бы свой собственный танцевальный язык (она говорила, что придумывать ничего не надо, ведь люди и без того вкладывают в танец большой смысл, понятный не для всех… прямо как в абстрактное искусство). Это случилось тогда, когда я узнала, что венок на её кудрявой голове был и тёрна. Я не знала, что у нас где-то растёт тёрн, да как-то и не интересовалась этим, и Рида пообещала отвести меня на поляну в лесу, где его растёт очень много. До неё я недооценивала эту ягоду — невкусная, да ещё и кусты колючие и неприветливые. Кажется, я даже её обидела, когда озвучила свои мысли вслух. Но вместо того, чтобы возразить, она достала из рюкзака несколько сухих листьев и сказала, чтобы я заварила их в кипятке на час, а потом использовала как заварку для чая. И что можно добавить мёд. С этого момента, она четко решила переубедить меня. На следующий день, когда рассвет закончился, она попросила меня не уходить. Мы встали, и она сложила плед к себе в рюкзак, а потом сказала: — Пойдём, я покажу тебе ту поляну. И я пошла. Странно, что я не подумала о том, что это не очень хорошая идея. Что я её не очень хорошо знаю, и она могла сделать со мной что угодно, и никто не помог бы, потом что мы собирались в лес. Но я об этом не думала. Кажется, я была уже согласна на всё, что она бы мне не предложила. Идя по лесу, мы продолжали болтать о всякой бессмыслице. Я узнала, что она курит, чему очень удивилась. А потом вспомнила, что она чем-то напоминает типичную наивную девочку хиппи, а те в свою очередь из травок не только чай делают. — Не думаю, что я хиппи. — А кто тогда? — Никогда не задумывалась. Если была субкультура, которая покланяется чаю и солнцу, то это была бы я. — По описанию всё ещё похоже на хиппи. — Да. А ещё хиппи любят беспорядочный секс и что-нибудь потяжелее сигарет. Так что нет, не хочу себя с ним ассоциировать. — А что ты об этом думаешь? — Думаю, что беспорядочный секс — это нелюбовь к себе самому и напрасная трата энергии на людей. Энергию надо тратить на тех, кто это оценит, а трахаться только по любви. Слово «трахаться» никак не соответствовало её образу солнечной девочки, которую я видела в ней. Этот резонанс немного сбил меня с мысли. Каждый раз я поражалась Ридой всё больше и больше. — Про наркотики спрашивать не буду. — Это буквально прямая дорога к смерти. — Ты не забыла, что ты куришь? — У меня дорога не прямая, а извилистая. Ничего не знаю, — она показала мне язык. — А ещё мне их музыка не очень нравиться. Я больше панк-рок люблю. Каждый раз поражалась Ридой всё больше и больше. Кажется, я повторяюсь. На той поляне было очень красиво. Рида рассказывала мне, что ягоды сейчас действительно лучше не есть, они не очень вкусные. Сюда надо приходить зимой, когда морозы размягчат ягоду и она станет кисло-сладкой и более нежной. А вот листья можно собирать уже сейчас, чем она и занималась в процессе своего рассказа. Но лучше, конечно, это делать сразу после цветения, когда они ещё молодые. — А цветы у тёрна просто волшебные, — говорила она. — Из них, кстати, тоже можно чай варить. И вообще, у тёрна любая часть полезна: и корень, и цветки, и листья, и ягоды. Особенно ягоды. А ещё, — она подошла ближе, — между прочим терновый чай полезен для людей с сидячей работой, моя дорогая. Конечно, она таким образом хотела показать, что тёрн будет полезен мне в особенности. — Да-да, я поняла. Какая я плохая, что не обращала на это внимание, просто ужас. Она рассмеялась. А я поняла, что влюбилась в эту чудную девушку.***
Я замолчала. Чувствовала, что девушка захочет задать мне какой-нибудь вопрос, но она тоже продолжала молчать, глядя на меня. — Вы влюбились в девушку, которую знали от силы пару месяцев? — Да, — ответила я спокойно, будто говорю о погоде за окном. Хотя, я правда не видела в этом ничего такого. Почему-то, когда речь идёт о рассказах о любви с первого взгляда, никто не возмущается. — Но мы виделись каждый день и говорили по несколько часов подряд. Возможно для людей, которые видятся раз в пару дней и мало общаются лично, «пара месяцев» может показаться слишком маленьким сроком для каких-нибудь высоких чувств. Но поверьте, мои чувства были намного чище, чем половина историй из любовных романов. И, когда я говорю про чистоту, я имею в виду не что-то пошлое. Я больше про искренность. Многие люди в первую очередь влюбляются в то, как человек выглядит. Не только в его внешность, но и манеру поведения, как он говорит, как подаёт себя публике. А когда начинают узнавать его лучше, игнорируют его внутренний мир, даже если человек буквально наизнанку перед тобой выворачивает. Люди продолжают видеть то, что «видно», сами не осознавая этого. Вот спросите кого-нибудь, за что он любит свою жену? А он ответит: «Она красивая и умная». Все так отвечают сначала, а потом уже говорят по ситуации, что она там дерзкая, хозяйственная, горячая или смелая. Но в первую очередь что нам сказали? Правильно, «красивая». Вот и подумайте. — А как вы бы описали Риду? За что вы полюбили её? Я посмотрела ей в глаза и выдержала недолгое молчание. Она продолжала смотреть в упор. Молодец. Хороший вопрос. — Хочешь меня подловить? — Я. кхм, — она потянулась к диктофону и сделала нечто неожиданное. Остановила запись. — Я не совсем с вами согласна. Эта девушка говорила так, слово за эти слова её могут убить. Хороший журналист не впишет своё искренне мнение в статью, оно там как мусор. Никому не интересно, что ты там думаешь о том и о сём. Всем интересно, что думают актёры, учёные, политики, к чьим словам прислушиваться и считают их невероятно значимым для формирования собственной картины мира. Но всем безразлично, как на то или иное смотрит обычный репортёр. На фоне всех этих людей, его мнение не стоит ни цента. А буквы на страницах журналов платные. Только если этот репортёр не какой-нибудь критик по совместительству. Но, кажется, я своим небольшим откровением что-то задела в душе девушки. Поэтому она решила поговорить не как журналист со знаменитостью, а как человек с человеком. А на записи это не нужно. — Почему вы называете чужую любовь грязной? Внешность — это важный, чуть ли не главный критерий в таком вопросе. Вы сами сказали, что Рида вас привлекла вас чем-то. Ещё до того, как вы начали с ней общаться. Что это, если не внешность? — Да, ты права, — я сделала глоток чая, а заодно проследила за реакцией журналистки на моё неожиданное согласие. В её глазах читалось удовлетворение собой и непонимание, чем она заслужила такое неожиданное подтверждение своих слов. — Понимаешь, дело в том, что, когда человек начинает смотреть кому-то в душу, он должен понемногу откидывать от себя влюблённость во внешние характеристики и заменять её на любовь к настоящей природе своего избранника. Если этого не происходит, то это ещё не любовь, а так… общение с приятным, как тебе кажется, человеком. Я не говорю, что если тебе нравится то, как выглядит человек, это плохо. Нет, это же естественно. Но чувства не должны состоять только из этого. Вот это «грязная» любовь. Это, как если бы ты помнил о том, что у него модная стрижка, но забыла бы о том, как у него горят глаза, когда он смотрит на то, что сделал своими руками с чистой душой и когда безумно доволен собой. Девушка о чём-то задумалась. Я никогда не считала своё мнение истинным. Оно истинно лично для меня, на этом всё. Я так вижу свою жизнь и мир вокруг. Не знаю, согласилась ли она со мной и подумала про себя о том, что у меня какой-то маразм. Но главное, что я заставила её задуматься, а этого дорогого стоит. И не только для меня. — Давайте продолжим. Вы спросили у меня, за что я полюбила Риду. Она немного дернулась, будто её разбудили от коротко сна и нажала на кнопку на диктофоне. — Я люблю её за песни о ветре собственного сочинения, которые она пела мне иногда. За её искреннюю улыбку, какой она окрашивала мои серые будни и за искорки в её глазах в моменты, когда она была счастлива со мной. Я почувствовал, как мои глаза начинает щипать и отпила немного чая, скрывая за кружкой свою слабину. Тепло. Хорошо. — Что было дальше? — спросила она, как спрашивают у своего дедушки внуки, которым он рассказывает о интересных случаях из его жизни. Вроде того, как он со своим другом взрывали петарды в бутылках и чуть не оторвали себе пальцы. — А потом наступила осень.***
К сентябрю появилось много работы, и я, откровенно говоря, совсем не высыпалась. Несмотря это, та осень запомнилась мне как самое лучшее время в моей жизни. Однажды ночью мы с Ридой пошли в лес. Тот самый, где находилась поляна терновника, который скоро должен был уже созреть. За день до этого Рида попросила прийти на нашу утреннюю прогулку пораньше. Где-то часа в три ночи. Теперь эту встречу уже сложно было назвать утренней. Скорее ночной. Мы вышли на одну из лесных полян. Не на ту, что с терновником — на другую. Она была такой необыкновенной, как и весь лес вокруг (и девушка, и поляна). Деревья подсвечивал сверху лунный свет, от чего они казались покрытые серебром. Небо отливало чернильно-синим, будто кто-то капнул гигантскую кляксу. Рида расстелила плед на траву. — Ты хотела спросить, почему мы сегодня вышли так рано? — Нет, мне кажется, я уже понимаю. Сегодня была ясная и светлая ночь. Будто бы сумерки и не уходили, а просто сменили палитру освещения. Когда мы с подругой легли на плед, взору открылся прекрасный вид на океан звёзд. Лежа смотреть на них было намного удобнее, чем запрокидывать голову (пока мы дошли, у меня шея затекла, пока я пыталась насладиться прекрасным ночным небом). Невероятный вид! Будто какой-то злой гангстер решил расстрелять небо, и теперь из дырочек на нём пробиваются маленькие лучики солнца. А луну, видимо, он сделал с помощью пушки. Я улыбнулась и прикрыла глаза. — Что думаешь? — Что здесь невероятно красиво. — Знала, что тебе понравится. Рида достала из своего рюкзака термос. — Я принесла горячий шоколад. Я на мгновенье замерла от неожиданности. Горячий шоколад? Не чай? Кажется, она заметила моё замешательство и сказала: — Я просто подумала, почему бы и нет. Я обожаю горячий шоколад. Тем более сейчас ночь, а не утро. Чай надо пить по утрам, а сейчас горячий шоколад — самое то. И не поспоришь. Она достала плитку шоколада и пачку несладких крекеров. — Ты правда собралась пить горячий шоколад с шоколадкой? — Да. Тебе — крекеры, а мне — сладкую жизнь. — Или сахарный диабет. — Отстань. Вдруг она резко поднялась и куда-то ушла. Я даже сначала подумала, что тона обиделась, но потом увидела, как она начала что-то искать. Спрашивать было бесполезно, так что я решила пока разлить шоколад по кружкам и немного поплавать в мыслях. Я взяла парочку крекеров и легла на плед. Есть крекеры, любуясь звёздами — особое наслаждение. Мысленно, я пыталась нарисовать по точкам какие-нибудь рисунки. Но у меня не было видения художника, так что получалось неважно. С облаками это получается лучше. Вдруг краем глаза я заметила какой-то свет. Я повернулась и увидела, что Рида держит в руках пламя. Сначала, мне даже подумалось, что я уснула. Или что Рида на самом деле наколдовала этот огонь у себя в ладонях. Но когда она подошла ближе, и положила этот огонёк перед нами. Это оказалась шишка с горящей смолой. — Ого. Это…самодельная свеча? — Да. Не переживай, пожара не будет, у меня с собой есть вода, — она хихикнула. — Если что, затушим шоколадом. — Не покушайся на святое! Мы пили горячий шоколад и просто смотрели друг на друга. Она, улыбаясь своей милой легкой улыбкой, а я — не отрывая взгляда от ее карих глаз, так похожих на напиток в наших кружках. В них плескались океаны блаженного счастья и сверкали салюты детской радости. Это завораживало. Мне стало интересно, знает ли она про слухи, что ходят о ней по деревне. И почему такой лучик солнца не с кем не общается. — Я все хотела спросить, — немного неуверенно начала я. — В нашей деревне о тебе говорят…всякое. — Я заметила, что искорки в ее глазах начали тухнуть, но улыбка все равно оставалась на месте. Захотелось дать себе оплепуху. Я уже пожалела, что начала спрашивать, но надо было закончить мысль. — Ты как к этому относишься? — Если ты про то, что некоторые считают меня чокнутой, то это нормально. Все мы немного чокнутые. — Она опустила взгляд и продолжила. — А если ты про слухи о том, что я зарабатываю по ночам в чужих кроватях, то мне все равно. Никто из этих людей никогда не общался со мной. А те, кто приезжают в нашу деревню первый раз, сразу получают обо мне предупреждение. Я точно знаю об этом. — Ты поэтому ни с кем не общаешься? Вопрос слетел с моих губ быстрее, чем я смогла его обдумать. Но думаю, Рида на меня не обидится за мою бестактность. — Я бы не общалась с ними даже без всяких слухов. Они невежды, которые не говорят ни о чем другом, кроме как о том, кто с кем поженился, кто и почему умер и, кто от кого родил. Бедняжки. — Почему бедняжки? — Они так следят за жизнями других, что не замечают, как бессмысленно проходит их собственная. И как жизнь сводится только к «семейному счастью», которым в их семьях даже не пахнет. Единственный человек, с которым мне было бы интересно это Стеша. — Я впервые услышала такую вариацию имени своей знакомой, так что удивленно вскинула брови. — Но с ней я не часто разговариваю. Боюсь, что из-за меня у неё могут начаться проблемы. Я ей этого не желаю. Она хорошая. Мы молчали. Мне нечего было ответить. Но потом я зацепилась за одну из фраз, что сказал мне девушка. — А я не получала предупреждений о тебе, когда приехала сюда. — Так ты же сама особо ни с кем не общаешься. Только с тетушкой Лили и со Стешей. Но Стеше все равно на слухи, а тетушка Лили из тех людей, которые говорят «не буди Лихо, пока оно тихо». — По-моему это выражение сюда не подходит, — улыбнулась я. — Ой, да ладно, я думаю ты поняла, что я имела в виду. Как будто ты ее не знаешь. — То есть у тебя и парня нет? — Я же проститутка, зачем он мне нужен? — Рида звонко рассмеялась. — Нет. Да и зачем он мне? Я считаю, что надо встречаться по любви, а не для того, чтобы лишь бы с кем-нибудь спать и потом завести семью. — Значит, ты не влюблена? — Я такого не говорила. Сердце пропустила удар. Меня уколола ревность, сама не знаю к кому. Не приятное чувство. Я отвела взгляд и нахмурилась. Стало как-то не по себе. В животе свернулся узел, а в горле стал ком, который я поспешила запить оставшимся шоколадом. Сладость в рту не справлялась с горечью в горле. Кто это? Может все-таки всех парней деревни она считает невеждами? Или это Стефани? Она только что говорила, что она хорошая. Может это правда она? — Эй, ты чего? У тебя сейчас такое лицо, будто ты ромашку переваренную выпила. — Да нет. Все хорошо. Просто задумалась. — О чём? Нужно было срочно придумать ответ. Такой, чтобы сейчас случайно ей не признаться и не испортить ночь, но при этом не соврать ей. — В кого ты могла влюбиться, если ты мало с кем общаешься. — О, ты даже представить себе не можешь. — Я подняла на нее взгляд. На щеках играл легкий румянец, а в глазах танцевали чертики. — Это удивительный человек. С ним мне всегда так хорошо и спокойно, будто я знаю его всю свою жизнь. Этот человек упрекает меня за мою неосторожность, когда я бегу вниз с крутого холма и разбиваю себе колени. — Я почувствовала тепло в ладонях. Рида взяла меня за руку. Тепло тут же перешло на щеки. — Этот человек может обсуждать со мной то, как работает внутренний компас птиц и почему у нас такого нет, а потом спорить о правильном значении фразы «пустота в голове» и как оно работает, если в голове всегда есть мозг. Я рассмеялась. Мне запомнился этот разговор, потому что мы спорили об этом неприлично много времени. Рида же все так же неотрывно смотрела на меня и гладила большим пальцем по запястью. Интересно, она чувствовала мой учащенный пульс? — Знай, что этот человек счастлив, что тогда, стоя в ночнушке и умирая от недосыпа решил познакомиться с тобой, — решила заговорить я. — Ты открыла ему новый мир и заставила взглянуть на многие вещи под другим углом. А ещё заставила поменять свой режим сна, ради совместных рассветов. — Рида тихо хмыкнула и придвинулась чуть ближе. Теперь наши колени соприкасались, а у меня горела кожа в месте контакта. Говорить было все ещё страшно, но я сделала вдох и продолжила. — Ты для него подобна солнцу, которое освещает эту ночь и светит ярче любой звезды на этом небе… Рида, я… — А ты словно луна, которой хочется петь песни и посвящать все тайны этого мира. Которая выслушает и будет всегда терпеливо сопровождать тебя в ночи. Которой может быть посвящено сотни песен и стихов, но не один не опишет всю ее красоту и обворожительность. А потом Рида приблизилась ко мне совсем близко, и мы поцеловались.***
Я замолчала. Журналистка молчала тоже, погруженная в какие-то свои мысли. Было видно, что она не знала, что сказать, поэтому я грустно улыбнулась ей и добавила: — А потом она исчезла. — То есть как? — Глаза девушки округлились. — Просто взяла и пропала? — Мы с ней пробыли вместе три года. Три самых счастливых года в моей жизни. А потом она исчезла. Просто не пришла однажды на нашу встречу. Ни на следующий день, ни после этого. Я была в отчаянии и в конце концов родилась книга о прекрасной девушке, рожденной солнцем. Которая неожиданно появилась в моей жизни и так же неожиданно исчезла из неё. Через какое-то время, журналистка, задав перед эти еще несколько вопросов, ушла, оставив меня в моем блаженном одиночестве. Я видела, как на ее лице сохранилось удивленно задумчивое выражение. Милая моя, тебе в жизни придется и не с такими историями столкнуться. В прочем, оно не удивительно — девушка молодая, неопытная. Но я верю, что ее статья получится отменной. Ее молодой мозг еще не лишен сентиментальности и эмпатии, от этого рассказ получится ярче и эмоциональней. То, что надо. Я посмотрела в окно — день уже скоро близился к завершению, а это значит, что мне пора было собираться. Я заварила ромашкового чая на две порции и налила его в свой термос. Затем, одевшись, вышла на улицу и отправилась в поле по уже протоптанной тропинке. Там набрала маленький букетик полевых цветов и пошла в сторону кладбища. Когда я дошла до нужной могилы, уже начинался закат. Все точно по расписанию. — Привет, милая. Я уже боялась, что не успею. Букетик отправился к остальной кучке таких же маленьких полевых сборов. Сегодня это была в основном полынь, а вчера — несколько тысячелистников. — Сегодня приходила журналистка. Все о тебе спрашивала. Я, наконец, решила открыть миру нашу историю. Ты, была бы, наверное, не в восторге от этого, но мне показалось, что мир должен узнать о тебе. Только не стала говорить, как я тебя потеряла. Это останется нашим маленьким секретом.***
Зима в деревне была невероятно красивой. Поля застило снежное одеяло, дети катались с самодельных горок и играли в снежки. Перед домами стояли елки на протяжении практически всех трех месяцев — в общем настоящая сказка. Я не очень любила зиму и обычно предпочитала оставаться дома. В тепле и уюте, окутавшись в плед и смотря на блестящие макушки деревьев за окном. Но сегодня комфортом пришлось пожертвовать ради встречи с самым настоящим солнцем. Рида очень хотела погулять вдоль реки и насладиться морозной свежестью. И кто я такая, чтобы с ней спорить. Мы вышли к одной из полянок, которая летом служила для разбивания привалов и разжиганию костров для шашлыков. Вид, открывшийся перед нами завораживал: замерзшая река блестела на зимнем солнце, а ветки деревьев были покрыты кристалликами льда. Но я всё равно постоянно переводила взгляд на Риду, утепленную несколькими слоями одежды и прятавшую свой носик в шарф. Ее щеки покрывал румянец, а на ресницах блестели редкие снежинки. Этот вид был мне милее любых самых красивых пейзажей. Но тут Рида начала спускаться ближе к берегу. — Что ты делаешь, — нахмурилась я. — Хочу выйти на лед. — Что? Зачем? — Представляешь, как будет круто стоять посреди реки и смотреть на это все снизу. Еще и с ощущением, будто паришь на рекой. А вдруг на этом льду получится прокатиться. Мне эта идея не понравилась сразу. Хоть на улице и держался мороз уже долгое время, но выходить на этот лед я бы все равно не стала. Это все-таки была река, даже не озеро, и вода здесь не была стоячей. Но на мои опасения Рида просто махнула рукой, пообещав, что она будет осторожной и все равно не ступит на лед, пока не проверит его прочность. Что же, она плохо проверила.***
— Ты тогда так и не выполнила свое обещание. Я тебя буду упрекать в этом до конца своих дней. Я до сих пор помню тот фатальный треск и ее испуганные глаза, когда она на середине реки провалилась под лед. Вытащить ее получилось через какое-то время, а вот спасти — нет. Я пила ромашковый чай, сидя на сделанной мной же скамеечке возле могилы и смотрела на закат. — Скоро я присоединюсь к тебе, милая. Мне самой уже немного осталось. У меня так и не получилось полюбить вновь. Я каждый день приходила сюда, чтобы встретить закат с ней и попить чай. Иногда я приходила на рассветы, которые она так обожала. Иногда это был не чай, а какао или кофе. Но одно всегда оставалось неизменным. Я вылила рядом с надгробием вторую порцию ромашкового чая.