Холодный осенний ветер пронизывает буквально до костей, заставляя сильнее кутаться в пальто и прятать кончик носа в объёмном шарфе, пока противный моросящий дождик грозится перерасти в настоящий ливень. Чёрт бы побрал ноябрь с его промозглой погодой. Артём передёргивает плечами, выходя из тёплой подземки во внешний мир, и спешит по оживлённой улице. Ну и пусть, что от дождя, ветра и резко повысившейся влажности старательно уложенная утром чёлка снова примет свой первоначальный взъерошенный вид. Максимально заёбанный, невыспавшийся Гаус хуже выглядеть уж точно не будет.
Возможно, настанет день, когда Артём и восемь часов здорового сна встретятся, но что-то подсказывает, что это произойдёт не в этой вселенной. Точнее, не во вселенной, в которой есть Загайский - парень с ужасно милыми ямочками, непослушными кудрями чёлки и трепетной любовью к банданам. Парень, в любви к которому Артём утонул уже давно, ведь ему ни круг, ни спасательный жилет никто предоставлять не собирался, — даже инструкции, что делать в таких ситуациях, не приложили. Только вот собственное сердце подсказывает одно — идти и забирать Макса из общественного пользования в личное. Для начала, конечно, нужно будет признаться в чувствах, а там... как говорил мудрейший А.С.Попов, "само придумается".
От метро до здания офиса Импровизации минут пятнадцать, но даже за такое короткое время, проведённое под мелким дождём, Артём промокает. Не страшно, конечно, но заболеть желания нет от слова "совсем".
В офисе непривычно тихо, а уже ставшая родной для команды минских, комнатка с розовато-лиловыми стенами встречает Гауса приторным запахом чего-то сладкого и активным клацаньем кравиатуры макбука. Максим здесь. И от этого в груди что-то сжимается. Может это и есть тот самый день, когда стоит разобраться во всём. Поговорить словами через рот наконец-таки, а не смотреть глазами-сердечками и не вздрагивать от каждого прикосновения. Может, это стоит сделать именно сейчас?...
— Ма-акс.
Артём тянет имя медленно, тягуче, словно патоку, попутно стаскивая с себя влажное пальто и оставляя его на вешалке.
— Какие люди!
В голосе Максима звучат весёлые нотки. Парень оборачивается и, облокотившись на спинку дивана, салютует другу неоново-жёлтой одноразкой, протягивая свободную руку. Гаус отвечает на рукопожатие и принюхивается.
— Манго и ещё какие-то тропические фрукты?
— Они самые.
— Что, пока Окс не видит, губишь свои легкие? — Артём по-доброму усмехается, пряча ладонь в карман худи, всё ещё фантомно ощущая на коже тепло чужих пальцев. Руки у Максима, кстати, тёплые, в отличие от гаусовских. И зачем Артём только обращает внимание на такие мелочи? Мужчина, словно в подтверждение своих мыслей, качает головой и снова переводит взгляд на Максима, встречаясь с хитрым взором шоколадных глаз.
— Вредно же, Макс.
Заяц закатывает глаза, награждая Артёма укоризненным взглядом из-под ресниц, мол, "Тём, не нуди", и, делая затяжку, откидывает назад голову, медленно выдыхая пар.
— У тебя, как и у Окси, личная неприязнь к ним? — Загайский кивает на hqd, зажатую в пальцах.
— Да нет, вроде, нормально пахнет же, сладенько так.
— Вот и я ей говорю, а она мне: иди, мол, воняй своими тропиками в другом месте. А я что? Я ничего, — Максим по-детски надувает губы. — Хотя, пока мисс идеальность нет, можно всё.
Парень тут же расплывается в улыбке, сверкая ямочками на щеках, и повторяет движение, снова запрокинув голову и пуская пар в воздух. Артём невольно залипает на этот бесподобный точёный профиль, острый кадык и розовые губы... Стоп! Хватит. С этим нужно разобраться прямо здесь и сейчас. Гаус натягивает на ладони рукава красной худи, собираясь с мыслями, и... выкладывает всё как на духу. Артём говорит быстро, часто запинаясь, и совсем не может смотреть в глаза теперь, кажется, уже бывшему другу. Рассказывает, как пару лет назад начал за собой замечать, что с Максом миниатюры легче даются, сценарии вместе писались быстрей, да и проводить время в компании Зайца нравится больше, а потом.. потом захотелось касаться чаще, обнимать дольше положенных трёх секунд. Хотелось отогревать свои постоянно ледяные руки в горячих ладонях Макса. Артём рассказывает, как в один день понял, насколько с Зайцем становится спокойно и необъяснимо хорошо. А у Загайского с каждым словом глаза раскрываются всё шире и шире.
— Как-то так... — Артём тихо заканчивает свою тираду, замолкая и выжидающе смотря на друга.
— Ты серьёзно думаешь, что я смогу полюбить в ответ? — начинает Загайский спокойно, но, кажется, нервы по-немногу начинают сдавать. — Тём, ты с ума сошёл?
Максим смотрит на него, не скрывая удивления.
— Я не пидор. Как ты мог подумать, что я.. я могу... — Макс запинается, шумно выдыхает, с секунду молчит и снова затягивается, выдыхая фруктовый пар в сторону
— Пиздец какой-то.
Заяц в шоке, — нет, он в культурном ахуе с происходящего. В какой момент жизни Артём решил сделать его своим объектом обожания? Они ведь с Гаусом и огонь, и воду, и камеди баттл прошли вместе. Артём — это ведь лучший бро, с которым они и в универе вместе учились, и тусили часто, и... и вот только теперь Загайскому становятся понятно, почему Артём никогда с девушками в клубах не знакомился. Просто потягивал очередной коктейль, сидя за барной стойкой, поглядывая на танцпол, где отжигал Загайский в компании с только что охмурёнными особами. Получается, что девушки-то Гаусу особо и не нужны были. Нужен был только он. Только Макс. И от этого в груди поселяется какое-то необъяснимое чувство. Вроде бы, с одной стороны, это до ужаса противно, что Макс в мечтах Гауса был кем-то гораздо большим, чем просто друг, а с другой... это ведь всё тот же Артём. Тот же немного занудный Артём со своими бесконечными лекциями, своеобразным юмором и странной какао-зависимостью. У Максима сейчас чувства противоречивые. Максим просто не знает, что делать, поэтому он просто сидит на диване и смотрит на стоящего напротив друга, вертя в пальцах электронную сигарету. Загайский просто не знает, что сказать.
— Прости
Такое тихое и отчаянное срывается с губ Артёма, обволакивая вязким, липким чувством вины.
— Не должен был говорить. Забей, хорошо.
Aртём наконец поднимает глаза и натягивает дежурную улыбку, только вот взгляд вмиг груснеет.
— Тём, тут правда вообще без вариантов...
Максим тоже мрачнеет и затягивается, чтобы хоть немного прочистить мысли, и, выдыхая пар, интуитивно тянется к предплечью друга, подбадривающе сжимая мягкую ткань худи.
— Найдем тебе парня лучше, чем я. Я ж долбоёб редкостный, а тебе нужен кто-то, на кого положиться можно. Хорошо, Тём?
Гаус согласно кивает, да вот только есть одна проблема... Другой ему совершенно не нужен. Нужен именно Загайский. Нужно это полное энергии яркое минское солнце. Артём последний раз цепляется за тёплый взгляд глубоких шоколадных глаз и, наконец сбросив с предплечья тёплую ладонь, делает несколько шагов к выходу.
— Я пойду, — бросает Гаус через плечо и, схватив с вешалки своё пальто, скрывается за дверью комнаты, оставляя Максима в одиночку переваривать всю случившуюся ситуацию.
Внутри всё скручивает жгутом, а к горлу подступает ком, перекрывая доступ к кислороду.
Ведь знал: ничем хорошим это не закончится. Наивный дурак.
Прохлада ноябрьского утра отрезвляет, заставляя наконец хоть немного начать мыслить разумно.
С другой стороны, а на что, собственно, надеялся Артём? На то, что после признания на него накинутся с объятьями и скажут об ответных чувствах? Бред. Но что случилось, то случилось, и обратить время вспять уже никто не в силах.
Артём качает головой, разгоняя непрошенные мысли, и только сейчас понимает: забыл в офисе рюкзак с ноутбуком. Возвращаться нужно определённо — и чем быстрее, тем лучше.
Обратно в офис Гаус влетает почти что со скоростью света, а два лестничных пролёта минует мгновенно. Дверь в комнату минских почему-то открыта настежь, а Артём молится всем существующим богам, чтобы Макс его не заметил. Не вынесет мужчина на себе тяжёлый взгляд шоколадных глаз. Нет.
Артём пулей влетает а офис, хватает с вешалки свой забытый рюкзак и замирает. Вот чего-чего, а Шевелева он здесь не ожидал увидеть. Шевелева, который перегнувшись через спинку дивана осторожно целует Максима, путая пльцы в пушистых кудряшках, явно наслаждаясь моментом.
В груди что-то обрывается, а блядское надтреснутое сердце хочется вырвать из груди, чтобы банально больше ничего не чувствовать. Артём мазохист — не иначе, или как объяснить тот факт, что он просто не может сдвинуться с места, не может не смотреть. Гаус только крепче сжимает лямки рюкзака и наконец, сделав усилие, ретируется из комнаты. Такого просто не может быть. Это Артём должен быть на месте Серёжи, это он должен мягко целовать Зайца, это на него Максим должен смотреть взглядом, будто он — вся его вселенная. Это Артём должен быть там.
Осенняя прохлада вмиг окутывает мужчину, стоит только на ватных ногах выйти из офиса. Дождь всё ещё идёт.
Артём тяжело вздыхает. Погода, кажется, слишком чётко передаёт его настроение.
Виски резко пронзает острая боль, от чего Артём морщится, а всё тело накрывает слабостью, заставляя привалиться спиной к фасаду здания, находя хоть какую-то опору. "Всё-таки заболел", — мелькает в сознании, прежде чем Артём откидывает голову назад, прикрывает глаза и бессильно опускается на мокрый асфальт, проваливаясь в темноту.
Мелкий моросящий дождь перерастает в настоящий ливень. Холодные капли бьют по смуглой коже, скатываясь по подбородку за шиворот и так уже промокшей худи. Старательно уложенная утром чёлка безнадёжно испорчена.
***
Артём просыпается резко. Взмокшие пряди противно прилипают ко лбу, а в уголках глаз скапливается непрошенная влага. Сон. Это всё сон. Артём перекатывается со спины на бок, наконец фокусируя взгляд на спящем рядом парне. Максим здесь. Он рядом, — и от этого, кажется, с плеч сваливается не меньше, чем горный массив. Это был всего лишь сон. Мучительный, тревожный сон. А Артём здесь, Артём в реальности, — да и тихо сопящий в подушку Максим — тоже вполне себе настоящий. Спит себе спокойно, и от этого на душе теплеет. Артём придвигается ближе, сразу же обнимая парня и прижимаясь грудью к обтянутой пижамной футболкой спине. Максим теплый, вкусно пахнущий недавно купленным цитрусовым гелем для душа и невероятно милый с этими взъерошенными кудряшками, что рассыпались по подушке. Максима хочется комфортить и зацеловывать, что собственно и делает Гаус, прижимаясь сухими губами к загривку. Была бы его воля, Артём бы этот момент на паузу поставил и любовался своим спящим зайцем вечно, но — увы — такое невозможно, поэтому парень лишь утыкается холодным кончиком носа в основание шеи Макса, тихо выдыхая. Всё хорошо, Максим рядом.
У Зайца ладони вон тёплые, да и сам он горячий, яркий — ярче солнца Монако, в отличие от Гауса, который всегда и везде мёрзнет и чуть ли не пускает ледяные искры из ладоней. Ну почти что Эльза.
— Тём, холодный.
Рядом раздаётся сонное ворчание Максима, проснувшегося от такого наглого вторжения в его личное пространство.
Загайский разворачивается в кольце рук, обнимает в ответ, притягивая Артёма ближе и закидывая на него ногу, устраиваясь удобнее.
— Спи, ледышка моя.
И Артём, повинуясь родному сонному голосу, прикрывает глаза, перед этим невесомо поцеловав кудрявую макушку. С Загайским до безумия хорошо, и, кажется, только сейчас ладони Гауса теплеют. Всё потому что его личное солнце давно уже растопило лёд в сердце, — а заодно и его самого. Глупая улыбка расползается на губах, пока Гаус прижимает к себе своего зайца и проваливается в полудрёму.
***
Неназойливый переливчатый звук будильника слышится сначала лишь на переферии сознания, но с каждой секундой всё больше пробирается в голову, пока не начинает гулом отдаваться в черепной коробке. Будильник играет непрерывно снова и снова и, похоже, не собирается отключаться самостоятельно.
— Ма-акс, выруби, а, — Гаус сонно стонет и, не разлепляя глаз, переворачивается на другой бок, натягивая одеяло по самый нос.
Но будильник никто даже и не собирается выключать, от чего тот вновь заходится в переливчатом звоне.
— Ну Ма-а-акс... — Артём резко разлепляет глаза и, приподнявшись на локтях, замирает, наконец понимая. Никакого Максима здесь нет... Да и не было никогда. Всё это был сон. Всё это — лишь иллюзия, предоставленная жестоким подсознанием. В груди что-то сжимается. Нет. Не может быть всё именно так. Артём наконец отключает будильник и отбрасывает телефон на другую сторону кровати. Это неправильно. Не должен Артём по ночам вместо Макса обнимать, недавно купленную в Икее акулу. Не должен, сидя в офисе, перебирать в пальцах шнурок капюшона своей худи в попытках отвлечься и не ретироваться из комнаты, чтобы не видеть как Максим светит своими ямочками, что-то рассказывая Шевелеву. Не должен Артём ревновать так Максима: он ведь ему почти что никто. Просто сокомандник, просто друг. Не должен был Артём в него влюбляться.
Тысяча и одно "не", кажется, никогда не будет претворено в жизнь. Но Артём смирился. Нет, правда, он давно уже свыкся с мыслью, что для Максима он никогда не будет первым: он второй, он запасной вариант. К таким обычно приходят рассказать о каких-то трудностях, приходят попросить совета. У таких, как он, никогда не спрашивают о их собственных чувствах, — и Артём правда смирился. Довольствоваться обычной дружбой и редкими ночными посиделками за большими кружками какао и тихой беседой — всё, что может позволить в своём положении Гаус. Он для Максима просто друг — не больше. И Артём свыкся с этим: пусть лучше уж так, чем совсем без Зайца.
А в глубине души маленькая, уже давно переставшая гореть ярким огоньком надежда всё равно трепещет каждый раз от того, как Макс хватает его за запястья, что-то оживлённо расказывая, и наклоняется иногда близко-близко, шепча ерунду на ухо. Артём искренне надеется, что в один день Максим догадается. Максим увидит всю эту безграничную любовь и преданность на дне глубоких синих глаз. Надежда умирает последней — ведь так говорят? В случае Артёма его надежда уже просто тлеет, её хватает лишь на то, чтобы банально не опустить руки и не сдаться до конца.
Артём не хочет оставаться в этой реальности. Артём устал. Он правда хочет, чтобы его кто-то обнял и сказал, что всё будет хорошо. Кто-то высокий, с непослушной кудрявой чёлкой, наимилейшей картавостью и глазами цвета горького шоколада. Артёму банально хочется почувствовать человеческое тепло.
Ему снова холодно, он снова мёрзнет. Возвращаться под откинутое куда-то на пол одеяло нет ни малейшего желания, поэтому Гаус делает усилие над собой и, спустив босые ступни на пол, шлёпает к шкафу, дабы отыскать там какую-нибудь худи и утонуть в ней. Красная, серая, синяя, ещё красная, но уже с принтом команды, небесно голубая... Взгляд цепляется именно за бежевую с принтом бомбочки сбоку. Та самая, что Гаус стянул у Максима. Нет, ну как стянул... Честно выменял на две кружки ароматного какао. Натуральный обмен, всё честно. Артём мягко улыбается нахлынувшим воспоминаниям и без раздумий натягивает худи. Не факт, что согреется, но да и ладно. Артём взлохмачивает и без того взъерошенную от сна чёлку и лениво зевает, снова заваливаясь на кровать. Вот почему нельзя остаться в своем сне? Он же был счастлив там... Был там с Максимом.
Пришедшее уведомление останавливает поток мыслей, заставляя Гауса потянуться за телефоном и разблокировать его.
В телеграм-диалоге с Зайцем висит одно непрочитанное сообщение. В видеокружочке Макс вещает прямо с улицы, что в принципе уже является историческим событием, ведь в законный выходной раньше двух дня он и признаков жизни не подаст, а тут уже идёт куда-то.
— Минут через тридцать буду у тебя — и только попробуй мне не открыть. Ты мне обещал марафон ледникового периода, Тёмыч, такое не забывается.
Максим светит своей искренней улыбкой, предназначенной сейчас только одному конкретному человеку. А у Гауса в груди теплеет от такого Максима, таких ямочек, таких озорных глаз и такой улыбки.
Пусть Артём совершенно не помнит о своём обещании, пусть он не фанат мультфильмов от слова "совсем", но ради Загайского он готов посмотреть даже все триста сезонов Симпсонов за раз.
Второй видеокружочек прилетает спустя пару секунд, и Артём сразу же тыкает на воспроизведение.
— С меня хавчик — с тебя какао. Тём, я соскучился по твоему какао.
Интонация у Загайского особенная, только ему присущая. Вот он, вроде, без предупреждения собирается ввалиться в чужую квартиру, а желания прогнать его совершенно нет.
Гаус, честно говоря, не верит в происходящее. Не может быть всё так хорошо... Где-то обязательно должен быть подвох, — но он подумает об этом позже, а пока, даже не взвешивая все "за" и "против", он готов дать шанс этой реальности. Кажется, она не так уж и плоха на самом деле.
Подвох, конечно, присутствует, — но, скорее всего, Артём о нём никогда не узнает. Потому что Загайский уж точно не признается, что никакого обещания вообще-то и не было... Зато было острое желание увидеться с Артёмом.
Вот так и получается, что в жизни самое главное — это сохранить искру надежды. Пусть даже если огонёк её совсем потух, нужно просто дождаться человека, что поможет разгореться ему вновь, — и тогда слабый огонёк надежды превратится в яркое пламя, которое сможет осветить ваш путь. Главное — верить, верить что всё будет хорошо.
