Plain Doll

Она всегда ждёт меня. Как глупо. Разве только меня? Каждого из нас. И каждому говорит одно и то же. От раза к разу встреча всё больше походит на тоску. Всегда кружева на руках, всегда приятный голос, всегда белые цветы. Хочу сломать это постоянство. — Идём со мной. — Да, Добрый Охотник. Веду Куклу за руку, останавливаюсь, где цветы гуще и выше. Беру её за плечи, поворачиваю так и этак. Если попытаться сломать её, что случиться? А если погладить? Поднимаю, держу на руках, ощущая твёрдость её тела. Рассматриваю паутину кружевных рюшей, брошь, лицо… такое идеальное. Целую губы со вкусом мебельной лакировки. В детстве вы наверняка разбирали куклу. Эта мысль приходила к вам, как нечто тайное, будто никто не делал этого до вас. Хотя вы знаете — делал каждый. Сначала хочется разглядеть, как сшита её одежда, какие на ней пуговицы и застёжки, насколько правдоподобны все детали. Вы смотрите, есть ли ней настоящее бельё или оно нарисованное. Потом вам интересно, как выглядят суставы под одеждой, насколько реалистичен рельеф тела, сравним ли он с рельефом живого человека. А потом вас тянет заглянуть внутрь. Вы прекрасно знаете, что там пусто, но надо убедиться. Оттянув прикреплённую резинкой конечность, вы заглядываете в дырку — всё, тайна раскрыта. Пустота будто переходит в вас, потому что вам скучно, пресно. Если вы пришли в полное отчаянье, то откручиваете голову, чтобы сходство с человеком упало до нуля. От тупого ощущения обыденности нет никакого желания возвращать кукле одежду и приличный вид. Здесь никто не видит меня. После крови чудовищ, их мохнатых лап и громких глоток, покорная кукла выглядит искусным предметом для отдыха. Никто не побеспокоит, не выставит счетов и претензий. Держу в руках её накидку, разглядываю потёртую ткать. Тяну за ленты капора, волосы такие безупречные. Что спросить у неё сейчас? Чем развлечь? Восторг наполняет меня от осознания, что это всё излишне. Можно молчать. Можно бесконечно разглядывать искусственные ресницы, мелкие трещинки и сколы на её пальцах и шее. Под её красивым, но уже не новым платьем ничего особенного — белый твёрдый гладкий материал. А я всё равно смотрю, не отрываясь, на тусклые блики. В них неуловимая тайна. Кукла. У неё даже имени своего нет, лишь чужой образ и подобие. Прижимаю её к себе и слышу стук её сердца, но это моё собственное сердце. Фарфор будто бы тёплый, но это моё тепло. Глаза-стекляшки моргают медленно, безучастно. Слова совершенно ни к чему, я могу отдаваться желаниям спокойно, сознание не вздрагивает, пытаясь уловить чужие эмоции. Я люблю себя в ней. Засовываю её шарнирную руку себе под одежду, приспосабливаю к своим органам. Покажи, как ты любишь меня. Мне уже горячо и мокро, кожу щиплет, потому что руки куклы, стоящей тут с незапамятных времён — не самый чистый предмет. Но в этом тоже есть наслаждение. И тут случается самое ужасное — ожидаемо, видимое, неотвратимое, и от этого ещё более тошнотворное. Я чувствую пустоту. Пустоту кукольного туловища, которая становиться моей. Да, внутри меня — пусто. Просто оставлю её лежащей в траве. Мне нет никакого дела до обычной безжизненной куклы.