Что лыбишься, Леклер?

Зайдя в комнату, Шарлю показалось, что в ней слишком душно. Хотя он точно помнил, что оставлял кондиционер включённым, чтобы после изнурительной гонки, войти к себе в номер, словно в маленький райский уголок. Либо же это всё наглый Ферстаппен, который прижимался к телу и губам Шарля до нехватки воздуха. Леклер до конца не понимает, что конкретно происходит и как это вообще случилось. На данный момент это последние вопросы, которые всплывают у него в голове, и это последнее, над чем он будет сейчас задумываться, ведь всё внимание полностью во власти у высокого русоволосого голландца, который напористо смакует его губы. Вышло это недоразумение неслучайно. Шарль догадывался о таком исходе, но не был в нём так уверен. Начало сезона буквально вскружило монегаску голову. Шарль и подумать не мог, что будет бороться за титул на своей красненькой Феррари. Такое Леклеру только снилось и витало где-то глубоко в его фантазиях уже на протяжении трёх лет. Но была одна большая проблема. И эта проблема — Макс Ферстаппен, действующий чемпион фомулы-1. И недооценивать пилота Ред Булл не стоит, Шарль это прекрасно понимает. План Леклера на сезон был прост донельзя, но в этот план точно не входило то, что происходит сейчас и что происходило неделю назад в Бахрейне. Сход — это худшее, что может произойти с пилотом во время гонки, и это морально тяжело. Особенно это обидно до боли, когда гонка складывалась для тебя удачно. Что тогда чувствовал Макс, Шарль догадывался, но всё равно не мог себе этого представить. И он был несильно удивлён, когда нашёл Ферстаппена в баре недалеко от своей гостиницы. Сам Шарль любил грешить этим. После неудачных уикендов так и хотелось сжечь горло чем-то высокоградусным, стереть память морем алкоголя, потому что ты винишь именно себя. Даже если дело в машине, всё равно вся злость пронизывает тебя от макушки головы, до кончиков пальцев ног. Ты становишься, словно бомба замедленного действия, которая вот-вот взорвётся. И Шарль частенько становился этой бомбой, его всегда переполнял негатив, и он попросту срывался на людей не за что. На своего инженера, механиков, друзей и даже других пилотов. Так что осуждать Макса за такую вольность он не собирался. Он всё и так прекрасно видел, и был рад, что Макс не уничтожил половину паддока, а сидит здесь вполне спокойный и опустошает бутылку чего-то крепкого. На самом деле Шарль был очень взволнован появлением Макса за столом бара с взъерошенными волосами и слегка косым взглядом. Таким он его видел последний раз в Эмиратах после заключительного этапа прошлого сезона. Тогда Макс впервые стал чемпионом и веселился на полную катушку до самого утра, горланя песни про себя любимого и вливая конскую дозу алкоголя себе в желудок. Его было можно понять, да и Шарль, если бы стал чемпионом мира, закатил бы праздник для себя и всей команды не хуже. Но увидеть Ферстаппена именно тут было небольшой неожиданностью. Не сказать, что Леклер был так уж шокирован при виде Макса, но он не ожидал увидеть его конкретно здесь. У Шарля прошли мурашки по спине, а пульс слегка усилился. У Леклера была небольшая тайна, о которой не знал никто — никто, кроме Феттеля, который из-за своей наблюдательности частенько ловил влюблённые глаза Шарля на голландце. Отрицать, что Макс симпатизировал Шарлю с самого прихода в Формулу-1, ему уже самому надоело. После каждой гонки и каждого совместного подиума, Леклеру нравилось смотреть на мокрые пшеничные волосы Макса, и присутствовало нездоровое желание зарыть в них свои пальцы, пригладить непослушные волосы. А при разговоре, большие голубые глаза словно съедали своей чистотой. Но при всей своей привлекательности Ферстаппен обладал резким характером, который выводил Леклера из себя. Так что, если бы у Шарля спросили, кто в пелетоне больше всего его раздражает своими выходками, это был бы определённо Макс. Но со своими чувствами Леклер ничего не мог поделать, он, как маленькая девочка, прощал все проступки и резкие слова предмету своего обожания. Самое обидное, что Макс тотально игнорировал Шарля и обходился на трассе с ним довольно жёстко, Австрия девятнадцатого года — тому доказательство. И Леклер всё это проглатывал, не тая даже малейшей обиды на Ферстаппена (хотя в прессе неоднократно высказывал всё своё недовольство в агрессивной борьбе голландца). Он понимал, что Макс —жёсткий и прямолинейный человек, который не подпускает никого к себе ближе чем на пятьдесят метров. Только Риккьярдо удалось сохранить хорошие отношения с Максом, видимо, с помощью магии и волшебства. Поэтому Шарль всегда смотрел на Дэна исподлобья, недовольным взглядом, когда австралиец тёрся рядом с Ферстаппеном. Оценив всю ситуацию, Шарль решил подойти к Максу и побеседовать о чём-то. В голове уже закрадывались сомнения по поводу этого не самого спланированного решения. О чём они могли поговорить? О гонке и всё что с ней связанно лучше диалог не начинать, а то Леклер пойдёт на весёлые три буквы, а ему этого хотелось меньше всего. И тут его мозг сформировал умную и незатейливую мысль. Макс нуждается сейчас больше всего в поддержке. Всё, что хотел Леклер, это по-дружески подбодрить Ферстаппена, но вместо слов впился в пухлые губы голландца. Шарль всегда принимал решения быстрее, чем обдумывал их последствия, так что он уже предполагал, чем ему обернётся этот необдуманный поступок. Внутри него все органы сжались, а сердце словно выпало через грудную клетку, но на его удивление Макс, и сам был не против такой дерзости и начал с напором углублять их с ним поцелуй. То ли алкоголь затуманил рассудок Ферстаппену, то ли чувства разочарования и досады — Шарль не знал, но и останавливать поцелуй со словами «это неправильно» не торопился. Плевать он хотел на последствие всего этого, даже если в лицо ему через минуту прилетит жёсткая пощёчина или, не дай бог, кулак. А затем всё как в тумане: уборная, тесная кабинка, тихие стоны, разгорячённое тело, которое так и липло к нему, тихий сладкий шепот и влажные губы Макса на члене Леклера. Тот вечер монегаск запомнит надолго. Этот случай в баре, как будто дал зелёный свет Максу, и тот начал во всю действовать. Даже после того, как Ферстаппен протрезвел, и они с Леклером встретились в паддоке, в Джидде, тот игриво улыбнулся Шарлю и одарил соперника несильным шлепком по заднице. Как будто говоря: «А я всё помню». Поведение Макса стало странным для Леклера, и он даже боялся поднимать глаза на него из-за внутреннего волнения и небольшой стыдливости. Сам Макс Ферстаппен отсосал ему в каком-то непонятном баре в кабинке туалета. Это тем, чем мог гордится Шарль, ну, или же просто прокручивать все эти события у себя в голове перед сном. Но прокручивать события прошлого у себя в мыслях Леклеру не давали горячие губы, которые зверски впивались в его собственные. Сейчас Леклер полностью оказался под властью напористого голландца, который сильно стискивал щеки монегаска, прижимая его к прохладной стене номера. Поцелуй опьянял получше всякого скотча и добротных виски. Всё внутри Шарля гуляло ходуном. Может быть от мягких волос, которые он сильно сжимал пальцами, может от адреналина, который остался с только что закончившейся гонки. Перехватить инициативу на себя Шарль не спешил, он хотел полностью поддаться ситуации и дать управлять «балом» Ферстаппену, потому что именно он затеял эту шалость, подобрав Леклера прямо у боксов Феррари. Он шептал ему всякий пошлый бред прямо на ухо, и у Шарля всё натянулось внутри, он просто не мог отказать Максу в его грязных фантазиях и, как марионетка, последовал за Ферстаппеном вплоть до его отеля. А оттуда уже не понял, как добрался до своего, помня только горящие глаза напротив и горячее дыхание на своей шее и щеках. Тёплые руки забираются под футболку Шарля и начинают вальяжно гулять по всему его телу, иногда приятно царапая чуть влажную кожу. Леклер от нежности этих движений прикрыл глаза, и из его рта вырвался тихий протяжный стон. — Предлагаю переместиться на кровать, — мягко прошептал Макс монегаску и чуть прикусил его мочку уха. Шарль не смог произнести ни слова, только еле кивнул, но и этого хватило Ферстаппену, чтобы схватить Леклера за руку и подвести того к кровати. Резким движением он опрокинул его на мягкий матрас и навис сверху. Шарль чуть слышно проскулил от такой дерзости. У него от возбуждения участилось дыхание, в области паха начинало до боли приятно тянуть. Леклер жаждал большего. Он желал больше прикосновений, больше поцелуев, всего в двойном размере. Всё-таки ему больше нравится такой Ферстаппен, с влажными распухшими губами и с еле заметным безумием в глазах. Макс задрал уже помятую футболку Шарля и провёл своим языком от края штанов до самой груди. Он вёл свой бархатистый язык медленно, пробуя солоноватую кожу Леклера на вкус, пока тело под ним слегка вздрагивало от чрезмерной ласки. Глаза у Шарля от удовольствия закатывались, а изо рта то и дело вырывались сдавленные стоны. Полностью поддаться всем чувствам и эмоциям не давало стеснение, которое ещё больше душило и так неуверенного Леклера, но новые прикосновения начали всё больше раскрепощать его. Шарль видел, как светлая макушка ходит то вверх, то вниз, а потные ладони вовсю исследовали спину и бёдра. Макс больше всего заострял своё внимание на ребрах Леклера, аккуратно покусывал тонкую кожу и водил по ним губами. Шарль начал задыхаться от тесноты в штанах и от собственных стонов, которые становились всё более частыми. Закончив с телом Леклера, Макс снова впился в губы монегаска, которые он оставил без должного внимания. Движения его губ были резкими, прерывистыми. Ферстаппен, словно, не мог насытиться Шарлем, он, как голодный лев, пытался не пропускать не единого участка нежной кожи и как будто боялся, что Шарль резко остановит его и выпроводит из номера. Его руки начали опускать всё ниже и ниже, пока не опустились ровно на член Леклера. Шарль сильно вздрогнул и застонал прямо в губы Макса, слегка отстраняясь от них. Ферстаппен лишь одарил монегаска пошловатой улыбкой. — Я надеюсь, прошлый раз тебе понравился, — Леклер мгновенно покраснел и закусил нижнюю губу, показывая, что ещё как понравился. Он от той ночи не мог потом два дня отойти, а от этой, видимо, неделю, так как Макс легкими движениями поглаживал его стояк, намекая на что-то большее. Леклер пытался сдерживать себя и на зло Ферстаппену старался не издавать лишнего звука и соблюдал зрительный контакт с ним. Шарль тоже не пальцем деланный, и поиграть с Максом в такой интимной обстановки ему только в радость и интерес. Пока широко открытые глаза монегаска отвлекали внимание голландца, длинный пальцы нащупали вставший член Макса. Ферстаппен приоткрыл рот, пушистые ресницы прикрыли его голубые глаза, и с его уст слетел мимолётный стон, от которого в туже секунду Шарль чуть не кончил. Настолько этот звук взбудоражил ему голову и одарил его уверенностью. Не такое уж Леклер бревно в постели, как ему казалось. Он начал пальцами стискивать и сжимать область паха, чтобы ещё раз услышать еле слышный возбуждающий стон от Ферстаппена. Но Макс разгадал затею Шарля, и резким движение перевернул того на живот и несуразными движениями сзади начал стаскивать футболку с Леклера. — Поаккуратнее, — съязвил Шарль и получил сильный шлепок по своей монегаской жопе. — А ты не дёргайся, — всё-таки, избавляя (не без труда) Леклера от элемента верхней одежды, добро рыкнул Ферстаппен. Перед Максом открылась ровная спина Шарля с огромным количеством родинок на мощных лопатках, и он, словно соединяя их своими губами, начал приближаться к краю штанов Леклера. Член Шарля упёрся прямо в кровать и начал ещё сильнее ныть без таких приятных прикосновений Ферстаппена. Леклер готов был взорваться от нетерпения. Но и они в скором времени прекратились, и наступила секундная пауза, которая закончилась тем, что рядом с Леклером приземлилось тёмное поло Макса, которое он снимал с себя всё это время. Шарля облизнул свои губы в ожидании продолжения. На них был уже еле уловим вкус Макса, с ноткой чего сладкого. Вкус этих губ Леклер теперь впитал в себя навсегда и приятный мускатный аромат тела Ферстаппена, и даже ментоловый запах с его волос Шарль запомнит надолго. Ему в какие-то моменты даже казалось, что этот запах повсюду. Повсюду Макс Ферстаппен. В гонке, в его жизни, и теперь у него в постели. Из этих мыслей его выбило неуклюжее движение Макса, пытающегося стянуть с него штаны. Вот что у Ферстаппена точно не получается, так это сексуально раздевать Леклера, это у него получается совсем несуразно. Сняв темные брюки, Макс положил свои теплые ладони на поясницу Шарля и замер. — Ты не представляешь какой у меня сейчас открывается потрясающий вид, — в своей обычной манере сказал Ферстаппен и издал чуть слышный смешок. — Представляю, — начал отшучиваться Шарль, волнение нарастало с каждым вздохом. Руки Макса в туже секунду скользнули на ягодицы монегаска и с силой сжали их. — Стоп, погоди. Может я что-то не догоняю. Но почему ты решил, что будешь сверху? — Потому что я сегодня выиграл, — опаляя своим дыханием ухо Леклера, сказал Макс. И мечты Шарля в буквальном смысле поиметь самого Макса Ферстаппена рассыпались на мелкие кусочки. Его радовал тот факт, что он это может сделать, хотя бы на трассе. — А теперь поднял свою жопу кверху и постарайся не дёргаться. Шарлю хотелось опять съязвить что-то в ответ Максу, но он, как послушный мальчик, поднял свою пятую точку и прогнулся в пояснице, насколько смог. Теперь уже более лаконичным и медленным движением Ферстаппен потянул за край боксеров Шарля и стянул их до самых колен. Всё лицо монегаска залилось краской, ведь он в такой откровенно позе стоит перед самим чемпионом мира и всем своим видом показывает, что его нужно хорошенько отрахать. Не сказать, что Леклер в этот момент чувствовал себя шлюхой, но чувство дискомфорта рушило весь кайф, который он должен получать от процесса. В туже секунду горячие пальцы сжали ягодицы Шарля до синяков, а мокрые губы коснулись тугого кольца мышц. Ферстаппен вальяжно начал водить языком вверх и вниз, стараясь удержать Шарля на месте – у монегаска начинали уже трястись коленки от удовольствия. Он заботливо поглаживал тонкие ноги и угловатые бёдра Леклера, иногда невесомо касаясь его члена. Всё тело Шарля дрожало, стоны превращались в подобие бреда. Он пытался, что-то сказать, но у него получался просто набор неразборчивых звуков, которые отскакивали от светлых стен номера и с двойной силой раздавались эхом в его сознании. — Боже… — бормотал себе под нос Шарль, без стеснения громко ахая и выгибаясь ещё больше. Резко все разрывающие мозг (и член) касания влажным языком кончились, и сердце Шарля пропустило глухой удар. Что-то упёрлось в него и начало очень медленно входить внутрь, словно разрывая Леклера изнутри. Все размеренные стоны превратить в обычный скулёж и протяжные вскрикивания. Это чувство наполненности вскружило Шарлю голову до такой степени, что он со всей силой сжал одеяло между пальцев, держась за него. И если бы не это одеяло, то Шарль давно свалился бы набок. — Расслабься, — сквозь зубы процедил Макс и, не давая Шарлю ни секунды привыкнуть к члену внутри себя, начал размеренно двигаться. Частые шлепки тел друг о друга начали стремительно заполнять комнату. Чувства граничили на границе между пиком удовольствия и неприятной боли. С каждым новым толчком, Леклер все больше и больше привыкал, и, наконец, поймал настоящую эйфорию. Он без стеснения громко стонал, ублажая этим уши Ферстаппена, и сам в так движениям Макса начинал двигаться, насаживаясь на горячий член всё глубже. А толчки становились всё быстрее и резче, и под конец Макс откровенно вдалбливал Шарля в кровать. Леклера сводило с ума, что Ферстаппен обходится с ним так грубо. Он старался каждой клеточкой своего тела запомнить эту ночь и в глубине души надеялся на повторение, только со сменой ролями. Всё начинает казаться будто нереальным. В глазах у Шарля темнеет, воздуха критически не хватает. Он чувствует, что ещё секунда и он кончит прямо сейчас, но в то же время не уверен, хватит ли ему на это сил. В его волосы резко зарываются пальцы и оттягивают тяжёлую голову назад. Он краешком глаза видит вспотевшее лицо Макса, с свисающей мокрой прядкой волос, и широко улыбается, пропуская стон. Сдерживаться Леклер уже не мог, его переполняло возбуждение, и задница дико горела от интенсивных и постоянных шлепков Ферстаппена. Он сам уже старался сползти с ненасытного члена Макса, но вторая рука голландца крепко держало непослушное мокрое тело. Шарль от безысходности скулил и мычал, зажмуривая глаза до слёз. Он искусал свою нижнюю губу до крови, а спина уже затекла от неудобного положения. Леклер, словно находился в тумане, когда Макс, наконец, вышел из него и грубо перевернул его лицо к себе. Рывком голландец поднял Шарля и усадил на колени перед собой. Перед своими глазами монегаск увидел поблёскивавший от естественной смазки член, который чуть ли не упирался ему в нос. Леклер медленно поднял голову на Макса, задавая немой вопрос, правильно ли он всё понял. Ферстаппен провёл большим пальцем по нижней губе Шарля и, настойчиво надавливая на неё, заставил приоткрыть рот монегаска. Леклер чувствовал легкое волнение, он никогда в жизни никому не сосал, а тут нужно ещё и умудриться не облажаться. Опылив тёмную головку горячим дыханием Шарль аккуратно взял её в рот. Его мгновенно одобрительным полустоном одарил Макс. Леклер начал активно двигаться, то заглатывая член полностью, то облизывая набухшую головку. До Шарля доносились тяжёлые стоны, и это давало ему дополнительную уверенность в себе. Полностью насладиться этим процессом монегаску не удалось, потому что через несколько мгновений Макс достаёт свой член из горячего, влажного рта Леклера и кончает ему прямо на лицо с томным вздохом. Шарль чувствует сейчас себя полной потаскухой, но на его губах появляется глупая улыбка, которая не остаётся незамеченной Ферстаппеным. — Что лыбишься, Леклер? — прохрипел Макс. Шарль ничего ему не ответил. Да и не надо было.