***
— Как жаль, что справедливости не существует, — нараспев тянет Бёри, лениво поглаживая приятное на ощупь упругое бедро, обхватившее её поперёк талии. Хёджин мычит что-то, перебирая её волосы и поглаживая так, что старшей хочется стать котом и начать мурлыкать. — Она есть, — немного подумав, возражает Ан. — Просто очень-очередь маленькая. Справедливость — это ты и твои действия, пока они направлены в помощь беззащитным и против мудаков-жополизов, которые думают, что на тот свет их пропустят с баблом. Справедливость — это мы с тобой, потому что я не собираюсь смотреть со стороны, как ты мучаешься и портишь своё здоровье, растрачивая нервы на этих ублюдков. Позволь мне помочь, и мы вместе, возможно не сделаем всего, но положим начало. Уверена, найдутся люди, которые захотят поучиться у тебя и стать преемниками. Бёри вслушивается в спокойный хрипловатый голос и понимает одну очень важную вещь. Она — не один в поле воин. Их двое. Перевернувшись на живот и подтянувшись на руках, Мун крепко прижимается к расслабленным губам. — Люблю тебя. Завтра же пойдём вместе наводить порядок. И начнём с прокурора Ли. Хёджин, обнимая её, согласно кивает. У них, конечно же, не выйдет с первого раза, и даже второй не принесёт желаемого результата. Их деятельность станет, может, и не каплей в море, но этого будет недостаточно. И потому Хёджин уйдёт с ненавистной работы следователем и обратиться к тем, с кем когда-то воевала, чтобы любыми средствами осуществить такую несбыточную мечту, как торжество добра и справедливости.Часть 1
29 марта 2022 г. в 07:47
Входная дверь остаётся широко распахнутой, и по ногам тянет холодом с лестничной клетки. Что-то падает. Судя по звуку, это не выдержала книжная башня, подпиравшая древнюю вешалку без одной ножки. Следом, с шорохом ветровок, джинсовок, кожанок и пальто завалилась и вешалка. Отложив телефон, Хёджин натянула на плечо тонкую ткань халата, сделала звук на телевизоре тише и на ходу подтянула поочереди тёплые носки, проходя по следам вернувшейся домой Бёри. Закрытая дверь, поднятая вешалка, сложенные книжки и сдвинутые к стене упавшие куртки, по дороге в ванную обнаруживается сброшенный пиджак. Ан в темноте коридора запинается о ботинок на массивной подошве, но сдерживается от нецензурного выражения своих мыслей, понимая, что сегодня понадобится всё её спокойствие.
В ванной уже шумит вода. И по тому, как она ударяется о дно, можно сделать вывод о степени раздражённости Бёри. Хёджин, открывая дверь и щурясь от яркого света, отмечает тот уровень ярости, на который её девушка забирается крайне редко.
Взгляд Ан быстро обнаруживает Мун, согнувшуюся над ванной с полностью голым торсом. Та поливала себе спину из душа и что-то злобно пыхтела. Рядом на кране висел лифчик, а в раковина валялась чёрная майка.
— Ну что ты творишь, Ри, тебе же неудобно, — цокает Хёджин, закатив глаза, и отталкивается плечом от дверного косяка. — Дай помогу.
Старшая не сопротивляется, молча выпускает из цепкой хватки лейку и благодарно прикрывает глаза, когда её длинные, намочившиеся волосы собирают в пучок и начинают поливать тёплой, приятной водой. Пыл потихоньку сходит, смываемый заботливой рукой. По окончании на голову ложится мягкое большое полотенце, и спина, начавшая покрываться мурашками, не успевает замёрзнуть. Они в тишине добираются до единственной комнаты, где Ан усаживает Бёри на диван, достаёт ей тёплый огромный халат и уходит.
Когда девушка возвращается, Мун уже лежит, подобрав все конечности, и бессмысленно пялится в беззвучный телевизор, на котором мелькают картинки детективного сериала. Там герои такие умные, всё умеющие, волшебники прям. А что она?
С неожиданным стуком на деревянный подлокотник приземляется на треть полная бутылка коньяка. Мун медленно водит взглядом от неё к Хёджин, резво забирающейся на диван, к телевизору и обратно.
— Ну-с, начнём терапию, — прихлопнула в ладоши младшая, устроившись максимально удобно в углу дивана и широко расставив бёдра. — Разрешаю материться, поливать всех дерьмом, проклинать и строить планы на убийство. Иди сюда.
И, не дожидаясь, пока уставшая Бёри сообразит, тянет её на себя, усаживая между ног и крепко прижимая спиной к своей груди. Тёплые ладони без промедления ненавязчиво поползли по плечам вниз, без препятствий юркнули к талии и там остановились, крепко обвившись вокруг. Мун сделала такой тяжёлый вздох, на который только была способна, и потянулась за бутылкой. Хёджин в такие моменты никогда не приносила стакан, зная, что её девушка всё равно проигнорирует его и будет хлестать с горла, при этом не закусывая. Она даже не стала приставать с ужином, потому что это мероприятие — явно не то, что сейчас нужно Бёри.
Отхлебнув большой глоток и подержав коньяк немного во рту, девушка, слегка морщась, проглатывает и отставляет сосуд. Мысленно она уже подбирает, с каких слов да посильнее начать.
…но всё идёт как-то не так, ведь вместо мата незапланированно вырывается всхлип.
— Ненавижу их… — шипит она, позволяя первым слезам обжигать глаза. Хватка на теле усиливается, на плечо ложится подбородок — её внимательно слушают. — Почему… Скажи мне, почему каждый грёбаный раз, когда я чувствую, что близка к победе, когда эти ебучие доказательства буквально лежат у меня на столе, появляется какая-нибудь скотина, которая вдруг сознаётся, что дала ложные показания! — на последнем слове она истерично срывается на крик, но тут же понижает голос, чтобы впоследствии сделать так ещё несколько раз и выразить всю свою злость и обиду. — Эти твари все проплачены. В Корее о справедливости и честности походу ни одна собака не слышала. Даже ебучий генеральный прокурор — чья-то подстилка. И все они сучьи пидорасы! Ненавижу, ненавижу! Агрх!
Хёджин с болью и комком в горле слушает эмоциональный рассказ, хорошо уловив суть дела. Она бы очень хотела помочь. Взять грёбаную волшебную палочку и разъебать этих мудаков, занявших все высокие посты своими жирными задницами и жрущих госбюджет, ещё питаясь и на стороне. Как бы хотелось раскрыть их всех, выставить голышом перед общественностью и заставить на глазах у обычных граждан сожрать свои же корочки в знак сожаления. А потом долгими пытками убить их где-нибудь на окраине страны, чтобы никто никогда не нашёл. Оставить их гнить.
Но это всё мечты, к которым, если браться за осуществление, лежит невероятно долгий и сложный путь, а ещё как минимум сделка с высшим дьяволом.
Хёджин ненавязчиво распутывает перетянутый со злости узел на халате, пока Мун продолжает бормотать, пересказывая сегодняшние свои неудачи. Ан, конечно, слушает очень внимательно, при этом начиная свою очень ответственную миссию: расслабить.
С первым касанием подушечек пальцев к прохладной, ещё влажной коже плоского живота Бёри снижает громкость возмущений и уже не так сильно стремится оторвать верховному судье голову и член. Младшая ведёт вверх, едва касаясь груди, лёгкими чертами обводит ключицы. Одной рукой поднимается к шее, лаская нежную кожу, пальцы другой кружат вокруг чувствительного, уже твёрдого соска.
Мун с шумным выдохом опускается затылком на плечо своей девушки, прикрывая глаза. Напряжение постепенно покидает тело, а на смену ему приходит нечто новое и приятное, вселяющее лёгкость. Ласковые руки водят по всей худой фигуре, будто бы не делали этого уже столько раз, будто бы в первый. Хёджин сама получает удовольствие, наблюдая за мимикой Мун. Её прорывает на коварную усмешку, когда положение дел обостряется: юркие пальцы быстро ныряют под кромку брюк и трусов, вызывая первую дрожь и тихий полустон. Ан влажно целует в скулу и сама склоняет голову Бёри в бок, чтобы затянуть в неторопливый нежный поцелуй.