Что я думаю о тебе?

Дима нервно застегнул рубашку на все пуговицы, смотря на свое отражение в зеркале, убеждаясь в том, что из открытых участков тела остаются только запястья и шея. Мир, в котором каждая мысль о человеке, отражалась на его теле, по определению нельзя было назвать простым, а выживание в нем легким. С самого детства тебя преследуют чужие мысли и лишь за редким исключением их можно было назвать добрыми. Так, уставший вчера Дима лишь ненадолго заснул в вагоне метро, а какая-то бабка у себя в голове обозвала его наркоманом. Почему-то эта, не самая приятная мысль, толстым пятном образовалась в районе ключиц. Дима вздохнул, это клеймо будет держаться еще долго, пока его не перекроет что-то более экстравагантное. Что-то более мерзкое, отвратительно пошлое, что-то, что Дима точно не выкинет из головы до самой смерти. Первый рабочий день показал, что Дима заинтересовал всех. Никто не остался в стороне, каждый нанес на бледную кожу хотя бы пару мыслей. "Зануда", " тормоз", "вот пристал!", "думаешь самый умный?" Дима, снимая рубашку, смотрел на это с неприкрытой горечью, поджимая губы. Он завидовал Грому, который еще в юности понял, что всем не угодишь и потому был самим собой. Игорь гордился каждым неприятным словом, словно наградой за отвагу, а вот Диме до этой мудрости было еще далеко. Он знал — всем мил не будешь, но все равно старался быть близок каждому. Но в своем горе, Дима находил вдохновение. Из раза в раз он рисовал портреты людей, вкладывая в их образы свои мысли. Холодный и с виду неприметный работяга, снимая майку становился любимым отцом, душой компании и приятным соседом. Маленький мальчик, отводя ворот рубашки, оказывался нелюбимым сыном, но на портрете Димы он был изображен с детской, наивной улыбкой. Он еще не умел читать. Ухоженная и глубоко верующая женщина, снимая плотные колготки, показывала всю ненависть обращенную к ней родственниками. Конечно эти образы нельзя было назвать похожими на реальные. В своем блокноте Дима не преследовал цель отобразить реальность, лишь показать, какой она могла бы быть, в ином мире. Это были мелькающие в повседневной рутине образы, Дима только цеплялся за них и рисовал в блокнот что-то свое. От того блокнот был вещью интимной, словно личный дневник. На полях иногда мелькали заметки, просто больше записать было некуда, но в остальном отдавать его кому-то в руки было опасно. Не так поймут, подумают то, что еще долгими, словно вырезанными на коже шрамами, будет оставаться вместе с Димой. Так было в школе, до сих еще не все послания одноклассников сошли с кожи парня. Да, чужие мысли имели свойство сходить с человека, как правило ненадолго, чтобы освободить место новым мыслям. Почему пропадали только некоторые мысли, а например не все, понять было трудно. Дима отказался от теории того, что человек которому точно плевать, будет ходить с белой кожей. Грому же плевать, а у него всякой грязи на коже хватает. Но так же, недавно он где-то прочел, что возможно пропадают мысли тех, кого уже нет среди живых, или тех, кто полностью о тебе позабыл. Подкрепить эту идею или опровергнуть ее Дима не мог, мало времени прошло. Но какие-то мысли держались до последнего, как правило не самые приятные. Поверх голени Димы до сих пор держалась колкая фраза, сказанная ему в седьмом классе. «Педик», так о нем отозвался близкий на тот момент друг. Это слово зацепилось и закрепилось на теле Димы как клещ, не отпуская его. Дима понял, что допустил ошибку, когда тот, чей образ он так старательно отображал на бумаге, обратил на него внимание. Стрелков, новый человек в отделении, так же как и Дима. Только он тут временно, но уже успел обратить мысли окружающих на себя, даже Димы. Обычно, юноша старался не думать о людях плохо, как мог обращал поток своих мыслей в благое русло, боясь обидеть окружающих, но этого не пожалел, не сдержался. Холодный. Жуткий. Опасный. Но вместе с тем, этот человек показался Диме именно тем, кто должен быть отображен в его блокноте. Тот, кого наверняка поняли неправильно. Потому, завидев Евгения, Дима старательно рисовал его, надеясь казаться незаметным. Это был портрет в профиль, Евгений улыбался, а между тем, за его ухом, остро и лаконично вырисовывалось слово «холодный», оно шло снизу вверх, осторожно огибало ушную раковину, чтобы попадать в обзор и издалека было похоже на лавровый венок. Дима не зря не любил рисовать реальных людей, особенно кощунственно это делать без их на то разрешение. Не зря же Стрелков в итоге подошел к нему. —Могу я взглянуть? — спросил он, стуча пальцем по блокноту. Дима подумал, что не имеет права отказать, после того как так в открытую пялился. Сдавленно кивнув, он опустил голову, стараясь не смотреть на реакцию мужчины обращенную к своему образу. Но к удивлению Димы, на губах Стрелкова была лишь дежурная улыбка. Его взгляд застревал на каждом образе, читая, кажется пытаясь понять, что же хотел заложить в них автор. Последним оказался его собственный портрет. —Остальных тоже тайком рисовал? — тихо спросил Евгений, обращаясь к Диме. —Нет... Я их выдумал. —Так и думал. Молодец. Красиво получилось. — произнес Стрелков, отложил блокнот на место, бесцеремонно похлопав Дмитрия по плечу и удалился. «Странный». Вернувшись домой, Дима выдохнул, прикрывая глаза. Усталость отразилась в напряженный мышцах, заставляя те протяжно заныть. Словно скрипучая дверь, напоминающая о том, что ее нужно смазать. Наспех раздевшись, оставив одежду на полу, Дима лёг в ванну, закрывая глаза. Сколько Дима так пролежал, он не знал. Воды парень изначально налил мало, а потому тонуть было маловероятно, как и затопить соседей. Но сам факт сна в уже ледяной воде его удручал. Дима бросил расфокусированный взгляд вперед и заметил какую-то кляксу на ноге. Фыркнул, прищурился, видимо забыв об очках, окатил ногу водой и попытался стереть синюю краску, но не получилось. Нахмурившись, Дима протянул ладонь к табуретке у ванны и взял с нее оправу очков, надев их на нос, он вновь взглянул на ногу. Трепетное неверие заставило его обомлеть. Голубая запись, поверх черной, неприятной, школьной мысли. Выведенная калиграфическим почерком, можно даже сказать пером, по бледной как бумага коже, с завитками, словно тот, кто оставлял эту мысль, не хотел показаться вандалом, желая сделать свою мысль искусством. Дима всполошился, забыв и о воде и о холоде, кое как выбрался и рванул в комнату, к зеркалу. Наспех вытерся, а затем сбросил на пол мокрое полотенце. На коже, то там то здесь мелькали новые голубые мысли, как же он раньше их не заметил? «Красивый», «похож на теленка, люблю телят», «талантливый», «самоучка?». Дима не мог отвести взгляда от голубых записей, ведь это означало то, что он встретил своего соулмейта. От возбуждения Дима не мог спать всю ночь, ему непременно нужно было знать, кто же тот человек, что думал о нем так хорошо? И почему теленок? Дима даже загуглил фотографии телят, не находя между ними и собой ни капли сходства. Разве что цвет волос? Это нужно обдумать. А между тем, начальству он сильно нравился, поскольку Стрелков как-то зачастил к нему и его столу. Смотрит так, выражая благоговение, но отчего-то внутри у Димы все сжимается от страха и желания тут же опустить голову. Но Евгений не говорил ничего плохого и тайного смысла в слова не вкладывал. Лишь оценивал успехи Димы. Тот, в свою очередь, пытался заморочить следователю голову и приводит весьма недурные теории о том, куда же пропали холодильники и кому они вообще нужны. Но пускай Дима и был сообразительным, его сообразительность ограничивалась работой и он который раз безуспешно пытался отгадать своего соулмейта. Он здесь новенький, кто угодно может быть его родственной душой, но отчего-то первый жребий пал на Игоря. Как только Диме пришла в голову эта мысль, он тут же попытался отвергнуть ее, они совсем не сходятся, но как знать, может на самом деле Игорь считает его равным? —Соулмейт? Это что такое? — не понял Игорь, когда ему задали этот вопрос. —Ну, родственные души! — горячо выпалил Дима, невольно покрываясь румянцем. —А-а-а! Ну так и говори, а не ребусами. Не. Не знаю я с кем я связан, но мне и одному хорошо. А тебе зачем это? —А я... Я своего найти хочу. —Ну и флаг тебе в руки, удачи в поисках! Придя домой, Дима в нетерпении подбежал к зеркалу, наспех снимая куртку и расстегивая рубашку. Его ждало жестокое разочарование. Вместо приятных слов, на ребрах образовались обидные мысли, которые точно перечитывать не хотелось и их увы точно оставил Игорь. Они не соулмейты и думать об этом изначально было глупо. Но, между тем, и родственная душа давала о себе знать. Дима не расстроился так сильно, поскольку рядом с обидными словами тут же появились другие: «Далеко пойдет», «интересный» и «хорошему следователю нужна смекалка». Соулмейт вновь ввел юношу в ступор своими словами, как же теперь его искать? Но, отбросив вариант Игоря, Дима вспомнил, с кем общался в последнее время больше всего. На этот раз жребий пал на Цветкова, пару дней назад тот в чем-то провинился и они должны были разобрать архив. Неплохая работа для новичка и унизительная для Цветкова. Но за время проведенное наедине, Дима думал, они подружились. —Привет, Кость, как жизнь? — добродушно спросил Дима, подходя к парню. —Здарова Дубина, вот, сижу... Уже третий раз отчет заполняю, да, Ксюш?! — неожиданно и жестко обратился он к своей напарнице. Дима присел на стул рядом, присматриваясь к форме парня. Косте повезло меньше, некоторые слова выползали за отведенное им место под одеждой, но скрывать их на шее и ладонях Цветков не стал. Просто забил. Единственное, что его тревожило, так это то, почему слова соулмейта обозначаются розовым. Пацаны не поймут! —А почему третий? Может я могу тебе чем-то помочь? — осторожно поинтересовался Дима. К столу подошла Зайцева, обращаясь к своему напарнику. —Сам виноват! Нечего дергаться. Знал же, что я кофе принесу. Правильно, что переделываешь, хочешь еще добавлю? — девушка в резком жесте поднесла стаканчик кофе к столу, но потом так же быстро отдалила его. Кофе она уже отпила, там оставалось немного, потому сладковатая жижа, которую Зайцева гордо именовала маккиато, осталась в стаканчике. —Эй! Не смей! Я почти заполнил! — обратился Цветков к девушке, поворачиваясь к Диме спиной и тот успел заметить изречение на шее Константина, которое Дима точно не оставлял. Розовая надпись, словно намеренно написанная маленькими буковками, да еще и в месте, в котором ее сложно заметить если не искать намеренно, составляло всего одно слово. «Красивый». А потом, Дима взглянул и на проделанной отчет, понимая, что почерк другой, совершенно. Разобравшись с Зайцевой, обиженный Цветков вновь повернулся к Диме, — Слушай, ты чего хотел?! Я занят! —Н-ничего, я пойду. Не буду мешать. Дима опустил голову, отчаянно пытаясь сообразить, кого же еще подозревать в связи с собой, совсем забывая, что соулмейты должны быть близки. Он искал родственную душу, будто занимался расследованием какого-то дела, а вовсе не искал кого-то, к кому бы мог испытывать теплые чувства. Дима мог откинуть Цветкова сразу в конец списка, если бы сразу положился на чувства, а не на разум. Да, приятно завершить расследование, но будет ли он сам рад когда найдет то, что ищет? Задумавшись, Дима совсем не следил куда идет, а потому весьма ловко врезался в стоящего на месте Стрелкова. Тот стоял к Диме спиной, разговаривал по телефону, а потому заметил надвигающийся Титаник слишком поздно. Дима больно врезался носом в плечо Евгения. Тот пошатнулся, но не упал, позволяя стажеру ухватиться за себя, давая опору. Сердце в груди Димы ёкнуло, и вот с этого момента можно было начать подозревать уже и Евгения в близкой связи, но Дима свалил все на страх. —Я перезвоню... — бросил Евгений, нажимая на красный значок на экране, — Дмитрий, с вами все в порядке? Вы больны? Дима, вопреки собственным страхам, продолжал сжимать выглаженный пиджак, а после обращения к себе и вовсе вцепился сильнее, тут же краснея. —П-простите, я случайно... — Диме таки удалось отцепиться от Стрелкова и тот хмыкнув ушел в свой кабинет. Дима вздохнул. Теперь и Стрелков им недоволен. День и без того паршивый, так еще и голова разболелась. Сидя за столом, Дима думал о своей незавидной участи и понимал, что с ним случится тоже самое, что и в нелюбимых фильмах. Они с родственной душой просто разойдутся разными путями, а все потому что главный герой слишком глупый, чтобы взглянуть себе под нос. Пока Дима думал об этом, на горизонте появился Стрелков, с какими-то таблетками в руках. —Держи. Противовирусное. Всегда пью, когда чувствую, что скоро слягу. Раствори в воде и выпей, идет? Дима поднял на Стрелкова расстроенный взгляд, не понимая почему тот возится с ним. К сожалению именно сейчас Дима не хотел ни о чем думать. Он даже не понял, а что собственно подумал о неожиданной заботе со стороны непосредственно начальника? Его ведь можно сейчас назвать начальством, не так ли? —Угу... Спасибо. —Следователям болеть нельзя, Дмитрий, будьте осторожнее. — сверкнув белозубой улыбкой, Евгений ушел, оставляя подчиненого на едине со своими мыслями. Таблетка шипучка растворилась в стакане с шумными пузырьками и Дима даже ненадолго завис смотря на них, но так ни о чем и не догадался. Этим вечером он раздевался не так уверенно и в этом был смысл. Цветков был зол, а потому и сам не думал, о том, что думает по отношению к Диме. Плечи были покрыты колкими вопросами «Да что этому приставале вообще надо от меня?» и «Что это он тут вынюхивает?». Неприятно. Но вместе с этим, яркий голубой оттенок ожерельем на шее вопрошал «Надеюсь это не что-то серьёзное», а значит, соулмейт за него волнуется и он совсем рядом. Но искать его больше нет сил. Возможно Дима правда заболевает, раз отказывается от поисков того, кто думает о нем только хорошее, но такими темпами он лишь ухудшит отношение к себе в коллективе. Если судьба так уж надо их свести, то пускай поработает над этим сама. Утром Дима чувствовал себя лучше, но не настолько, чтобы возвращаться к поискам. Он занялся делом, наверное единственным которым должен заняться. Но его зов судьбы был услышан и к столу неожиданно подошел Евгений. То ли чтобы проверить как продвигается работа, то ли чтобы узнать, не подхватил ли Дима простуду, но в любом случае он взял в руки папку, читая отчет. Дима снова чувствовал, что оказался в школе, где учителя так же пристально проверяли работы своих подопечных. Ему оставалось лишь тупо пялиться, надеясь, что скоро от него отстанут, но тут взгляд Димы зацепился за ладонь Евгения. На указательном пальце оказалось серебряное кольцо, но заинтересовало Диму отнюдь не оно. Под кольцом, голубой линией пришлось слово, написанное почерком Димы. Он понял это по весьма странному написанию буквы «н», которая у него всегда выглядела как «к». «Неприятный». Диму словно облило ушатом воды, он не мог поверить, что оказался связан именно с этим человеком и не мог сказать хоть слово. Перепуганный Дима лишь смотрел на Стрелкова распахнутыми от ужаса глазами, пытаясь понять, а знает ли сам Евгений, что они соулмейты и вообще правда ли это? Кто в этом мире вообще пишет без ошибок, у такого ли большого количества людей в этом мире все буквы похожи на те, что пишут в прописях? Неужто он один со странностями? А самое главное, уж не допускает ли он еще одну ошибку? Эта ошибка может стоить ему работы, Евгений слишком дорожит своей репутацией. —Не спите, Дмитрий, замерзнете. А лучше обратитесь к врачу. — произнес Евгений, после того как небрежно потрогал чужой лоб ладонью. Дима промямлил в ответ что-то невразумительное, смотря как Стрелков уходит в свой кабинет. Дима устал бояться. Ему нужно спросить прямо и четко знать ответ, иначе он просто не сможет работать дальше! Потому он намеренно дождался когда Евгений покинет свой кабинет и направиться к машине, а затем бросился следом. —Стойте! П-подождите! — теперь пути назад точно нет, Дима нервно сглотнул. Евгений остановился у самой машины, уже положив руку на ручку двери, но услышав знакомый голос, повернулся ему на встречу, улыбаясь. —Да, Дмитрий, вы что-то хотели? Как самочувствие? —М-могу я посмотреть на вашу руку? Мне... Мне нужно убедиться... Евгений недоверчиво взлянул на Диму, перевел взгляд на свою ладонь, а потом открыл дверь машины. —Мы можем сделать это внутри? Потом вы ведь расскажите зачем вам это нужно? —Я... Я попробую. Дима сел в машину, а когда Евгений протянул ему свою ладонь, растерялся. Стрелков предварительно расстегнул рукава рубашки и оттянул пиджак, давая полный простор для действий. Дубин чувствовал, как внутри все сжалось в нетерпении, а потом он осторожно прикоснулся к слегка горячей ладони. Осторожно сняв кольцо, Дима понял, что сам загнал себя в ловушку. Он не знает, от волнения не может сказать точно, просто совпадение это или они правда связаны. Даже собственные ощущения сейчас подводили, он слишком волнуется, поэтому сердце заходится в бешеном ритме, по другому не может быть... —Дмитрий, вы слишком нерешительный. Могу ли я вам помочь? Скажите, кто-нибудь думал про то, что вы похожи на теленка? — подсказал Евгений. Дима поднял взгляд, неосознанно сжимая ладонь Евгения, хватаясь за нее, смотря на улыбку полицейского. —Д-да. Получается это вы? Вы мой соулмейт! —Выходит, что так. —А я вас искал... —О да, я видел. Это было забавно. Запомните на будущее, Дмитрий, иногда улики, которые находятся внезапно и на видном месте, все-таки верные. Не всегда, но... Как насчет поужинать в неформальной обстановке? Насколько я знаю, вы сегодня даже не обедали. Как назло в этот момент желудок Димы протяжно заурчал и он был вынужден кивнуть. Тогда Евгений обратился к водителю и машина тронулась с места. Дима не помнил как они добрались до какого-то ресторана при отеле, почему их туда пустили (ладно Евгений, он хотя бы в костюме) и каким образом он так быстро напился, но чувствовал Дима после этого призабавно. —Два бокала, Дима, всего два, как же так? Осторожнее, не упадите. — немного недовольно шептал ему почти на ухо Стрелков, придерживая Диму за плечи. Выяснять, где живет Дима нет времени, быстрее просто снять ему номер и оставить отсыпаться. Евгений, признаться честно, даже сначала не имел никакого злого умысла. Он понял, что они связаны с самого начала, когда пришел домой и увидел на своем теле подозрительно похожие мысли. Обычно его сразу называют мудаком, здесь же, кто-то весьма поэтично обозвал его "холодным". И этот кто-то явно Дима, поскольку он в этот же день нарисовал очень похожий портрет с тем же словом. В совпадения Стрелков не верит. Но уже в номере, когда Диме удалось сесть на кровать и снять наконец обувь, он требовательно ухватился за пиджак Евгения, отказавшись его отпускать. —Выспитесь, а утром поедете домой... Или на работу. Дим, вы слышите меня? — спросил Евгений, наблюдая за плавающим взглядом Димы. —Слышу, я пьяный, а не глухой. Не хочу оставаться один. Останьтесь со мной. Пожалуйста! Евгений не заметил, как хищно облизнул суховатые губы, все еще борясь с желанием остаться. —Я не могу. Тогда мы точно перейдем черту и вам это будет неприятно. —Ну пожалуйста. Обещаю, я не буду злиться. Я так долго вас искал, так долго... — Дима притворно всхлипнул. —Всего дня три, не приувеличивайте, — довольно фыркнул Стрелков, садясь рядом, стараясь разжать цепкие руки парня и скрыться. Дима решился на отчаянный шаг, он из последних сил, до треска в рубашке, вцепился в этот элемент одежды Евгения и прижался к его губам. Стрелков ответил на поцелуй почти сразу, покалывая парня щетиной, ухмыляясь про себя. А этот недотрога не такой уж и недотрога на деле. Слегка пьяный, но требовательный. Раз уж он так хочет, Евгений просто не может отказать, к тому же, ему и самому не хочется уходить. —Подумай еще раз, — на выдохе произнес Стрелков, удерживая себя от того, чтобы перейти черту, — Ты правда хочешь этого? Мы оба взрослые люди, должен понимать, что просто так я с тобой обниматься всю ночь не буду. На щеках Димы образовался трогательный румянец, а в ответ он весьма красноречиво положил ладонь на ногу Евгения, тут же продвигая ее выше. Этого хватило, чтобы Стрелков снова прижался к губам мальчишки, с еще более требовательным и колючим поцелуем, чем тот, что был до этого. Он жалел, что не побрился, поскольку из-за прикосновения щетины к нежной коже, Дима постоянно чесал щеку. Но на этом жалость к Дмитрию закончилась, поскольку он сам виноват, что связался с таким беспринципным человеком как Евгений. Пускай теперь пожинает плоды своей глупости, лежа на широкой двуспальной кровати, сосредоточившись на колючих прикосновениях. Евгений снял с себя пиджак, освободился от рубашки и нависая над Димой, позволил ему взглянуть на все то, что случайно оставил на нем стажер. Среди и без того неприятных фраз, самыми острыми оказалось слова соулмейта. Он не соревновался в изворотливости фраз и не хотел задеть, пугала сама простота его мыслей, ведь в ней и заключался весь ужас. Даже не зная своего соулмейта, он с первого взгляда охарактеризовал его неприятным. «Холодный», «жуткая у него лыба, аж мурашки по спине бегут», «страшно, того и гляди цапнет ведь», «что ему нужно, я чем-то провинился?». —Вам стоит извиниться за это, я ведь желал вам только добра, — ухмыльнулся Евгений, позволяя опьяненному юноше прочитать собственные мысли отраженные на чужой коже. Самого Стрелкова его слова никак не задевали. Он привык и к грязным ругательствам и к испуганным мыслям, но ему было неприятно, что впервые когда он хотел сделать что-то доброе просто так, его воспринял неправильно собственный соулмейт. Впрочем, такая у него репутация. —Прости... Мне так жаль... — прошептал Дима, протягивая руку, потирая фразу пальцем, безуспешно пытаясь стереть ее. Стрелков рассмеялся, убирая от себя руку Димы, захватывая его в новый поцелуй. Стрелков проснулся и первой его мыслью было то, что ему спокойно. Под боком знакомый стажер, с которым за одну ночь они стали ближе, чем за все эти несколько дней. Впрочем, отпихнув от себя спящего, мужчина встал и ушел в душ. Широкое зеркало над раковиной заставило Стрелкова остановится. За ночь темных пятен ругательств стало меньше, он пестрел новыми мыслями, а сделав селфи, смог без труда их прочесть. Пьяный Дима говорил мало, пыхтел что-то под нос, а теперь Евгений мог понять, что тот чувствовал. «Змеюка, вот из-за таких нас из рая и турнули...», «Чуткий, все говорит и говорит... », «Колючий, надеюсь он побреется»... Евгений рассмеялся, прикрывая рот кулаком.