Солнечные лучи, играя, забывают о сиянии луны

В царстве у демона Чёрных Вод всегда было пусто. Тёмные мрачные стены, протягивающиеся вдоль всего бескрайнего моря, словно заключали всех в холодную камеру. Прямо как тогда. В день его смерти. Хэ Сюань любил подолгу сидеть на песке, поджав под себя подолы длинных одежд, и вглядываясь в белоснежное светило, которое проходило рябью и отражалось в каждой волне, каждой капле, принадлежавшей, безусловно, самому непревзойдённому демону. Он наслаждался этим видом. И в то же время к горлу подступал рвотный позыв. Когда-то, в такую же лунную прекрасную ночь, его растоптали, как надоедливую дрянь. И в точно таком же великолепии ненависть и безмерное желание мести взяли над ним вверх. В голове крутилось бесконечно много мыслей, противных, гадких, взывающих к здравому смыслу. Которые намертво приклеились к коже пиявками и не были полны намерений отпускать. Как же у Хэ Сюаня болела голова. На секунду позволив себе лишний блеск глаз и лёгкую улыбку, демон нервно покрутил головой из стороны в сторону, пару раз ударил себя по щекам, отряхнул одежды от грязи и вновь принял непринуждённый вид. Строгий, осуждающий, особо ярко зияющий силой в это время. Именно тогда, когда он скрыт от чужих глаз. Таких добрых и наивных, что, будь он даже самим воплощением страха, они смотрели бы на него с надеждой и восхищением. Сейчас, вероятно, в них, невероятно чистых и невинных, отразилась бы луна, не скрытая лишним облаком, величественная и манящая. На мягких щеках появился бы почти что незаметный румянец, а губы слегка приоткрылись, растянулись от уха до уха, и Хэ Сюань смог услышать весёлый голос: — Мин-сюн, смотри! Луна сегодня такая красивая и яркая, словно и не ночь вовсе! Ну посмотри-и же, — Хозяин Чёрных Вод представил, как наиграно сейчас он мог отвернуться, сложив руки на груди, даже не зная, что просьба была выполнена ещё с самого начала. Хэ Сюань почти бесшумно подошёл к самому краю берега, подставив лицо холодным ветрам, принесённых дальними течениями, и прикрыл веки. Густые чёрные волосы колыхались, путались, играли свой неповторимый танец. Невозможно определить, что происходит внутри демона, который несколько сотен лет жил в погоне за местью. Его окружала тёмная пелена, он по уши увяз в грязи, от которой столько бежал, которую презирал, которая его преследовала невидимым эхом. Словно была неотъемлемой частью его души. Лишь маленькие проблески света когда-то своим ярким сиянием превратили ненависть в решето. Сотни маленьких дырочек затягивались и сливались воедино, старались закрыть просветы, вновь придать защитному куполу утончённый и бесстрастный вид. Но вместо этого всё плавилось, как масло в котле. Хэ Сюань и сам не заметил, как стал настолько слаб и душевно уязвим. Воспоминания не давали дышать ровно и столь же непринуждённо, отвергая, смотреть на мир. Его втянуло в необъяснимый поток Чёрных Вод, закрученную воронку, над которой он, её хозяин, не имел власти — она принадлежала его ледяным бледным щекам. Крупными каплями, из самых глубин тёмных глаз, текли слёзы. В конце концов, все они смешались с ветром и улетели, возможно, на сами Небеса, чтобы где-нибудь упасть вместе с дождём. Незаметно промокли колени демона, упавшего на них в немом крике, который был унесён пришедшей волной. *** Жизнь без сожалений — возможна ли она? Что значат «сожаления», когда даже после смерти невозможно избавиться от клейма и ненависти, подавить в себе страдания? Неужели с появлением на свет это бремя падает на каждую душу, и лишь самые удачливые получают лучший из даров — упокоение? Маленький мальчик, грязный с головы до пят, нищий, но всё ещё борющийся за своё существование, босиком бежал по холодному утреннему песку, спотыкаясь, задыхаясь, но ни на секунду не оглядываясь, он смотрел только вдаль. Смотрел на приближающийся алый рассвет, солнце, поднимающееся из-за горизонта. Оно сменило собой луну, начало новый день, необычайно важный для этого ребёнка, не спавшего и не евшего, вероятно, несколько дней. Истощённый и измождённый, он держал в маленькой ручке оторванный клок бумаги, на котором едва-едва можно было разобрать корявые зарисовки. — Э-й! — вырвалось из горла мальчика, выбежавшего к самому причалу и упавшего прямо перед лодкой— Подождите! В дряхлой и неухоженной лодке, чудом всё ещё державшейся на плаву, сидел старик. Морщины украшали всё его лицо, наполовину скрытое под огромной соломенной шляпой. Из-под одеяний выглядывал увесистый горб, а ноги, неестественно изогнутые, валялись лишним грузом. — Ты А-Сюань? — прохрипел он, едва выдавливая звуки, более похожие на трение друг о друга дров в печи, и устремил полупустой взгляд вниз. — Да… — тихим и нерешительным голосом ответил мальчик. Старик в кратком жесте махнул рукой, и через пару мгновений ребёнок оказался на сидении напротив него. — Господин даочжан, а вы правда знаете всё-всё в этом мире? — несмотря на уставший вид, глаза, устремленные вверх и жаждущие знаний, сияли яркими огоньками. — Нет такого человека, который, даже ступая по земле и Небесам две тысячи лет, знал бы всё. Жизнь полна неприятностей. Но от этого она не стаёт менее значимой, — слова старика слегка путались, он то и дело смешивал предложения и свои мысли, словно бы он хотел сказать очень многое, но не знал, что будет наиболее подходящим. — Мальчик, ты был избран Небом. А-Сюань слегка прищурился, пытаясь понять, что же именно значит «избран Небом», поэтому раскрыл руку и вытащил помятую бумажку. — Здесь написано, — сказал он, протягивая лист старику, который, окинув написанное быстрым взглядом, лишь грустно усмехнулся. Сморщенная дряблая рука вновь повторила жест, подзывая ещё ближе, так, чтобы уши А-Сюаня оказались возле самого его рта: — Завтра, ровно в это же время, в этом месте, сломай это. Моё время уже истекло, — его впавшие щёки озарила действительно ласковая, настоящая улыбка. Он потрепал мальчика по его кудрявой голове, полной листьев и вшей, и сунул ему за пазуху предмет. А-Сюаню очень хотелось поговорить со стариком, рассказать, какие книжки ему посчастливилось найти, спросить его про многое-многое в этом мире. Но стоило чужому взгляду принять чуть более серьезный вид, как этот сорванец, не попрощавшись, спрыгнул обратно на берег. Когда он обернулся, в воде не было ни лодки, ни её хозяина. Картину скрашивала лишь спокойная, тихая морская гладь. Из-под одежды мальчик достал веер. Веер великолепной работы — изящный и изысканный, такой, который могли себе позволить лишь избранные. Редкое сокровище. На следующее утро он вновь пришел к морю. В этот раз, чтобы выполнить последнюю волю даочжана. Когда сотни маленьких кусочков закружили в небе, ему показалось, что там было нечто очень важное, но оно уже, должно быть, смешалось с тёплым ветром. В этот день солнце было особенно яркое.