Наушники

Поля, мурлыкая себе под нос мотив из дешёвых шипящих наушников, в полной темноте, потому что в подъезде света никогда и в помине не было, отпер дверь съемной квартиры и вошёл внутрь. Щелкнул выключателем, залив узкую и не самую чистую прихожую тускло-желтой пародией на освещение, и со звоном железа о ламинат выронил связку ключей, увидев на полу помимо пары своих кед и кроссовок Мишеля чёрные женские туфли на невысоком каблуке. Красивые, думает Поля, у девчонки вкус есть. Впрочем, иных Мишель себе и не таскает. Только стильные, как сам Мишель, ухоженные и чертовски красивые (девочки, мальчики, ни девочки ни мальчики, вообще похрен), а также чертовски умные, потому что у самого Мишеля вкус тоже был. Поля прибавил звук в наушниках, отчего шипение усилилось, и пообещал себе поработать чуть побольше и купить что-то нормальное на ещё один такой случай. Он обещал себе это каждый чёртов раз и после каждый раз думал «ну лан, работают ж ещё». Мишель частенько приводил к себе кого-то на одну ночь. Вернее сказать, на один вечер, потому что предпочитал выпроводить гостью (гостя, гостей, какие там ещё есть формы у этого слова?) до ночи, чтобы не ютиться на узком икеевском диване или не скидывать кого-то (Мишеля) спать на грязный, кривой, холодный и заваленный всяким хламом пол. Поля стянул кеды, кинул куда-то в угол чёрный тканевый рюкзак, повесил ветровку на крючок, переложил ключи с пола на полку у пыльного исцарапанного зеркала и протопал (не специально, даже учитывая ситуацию, просто Поля не умел ходить тихо, в отличие от Мишеля, которого не видно и не слышно) в свою комнату. Наушники в измученном предсмертном хрипе шипели настолько нещадно, что Поля с трудом мог разобрать исполнителя, не то что трек. Поля мысленно их подбадривал и поддерживал, мол, ещё немножко, хорошие мои, до ночи потерпите, и заслуженная пенсия, только не бросайте меня сейчас, мои драгоценные, пожалуйста. Наушники его мольбам не внимали, испепеляя звуком адовых пыток его барабанные перепонки, и Поля обречённо вздохнул. Когда песня сменилась другой — его, сука, любимой — и он понял, что слышит её мотив за шипением только эхом в голове, и то потому что знает её наизусть, Поля сдался и, растянувшись на своём диване в своей маленькой тёмной комнате, стянул их с себя и, выдернув из телефона, бросил изломанной пожелтевшей змейкой на пол. Музыка отключилась. Он решил, что это судьба, и выключил плеер совсем, оставаясь наедине со звуками квартиры, в которой и в помине нет шумоизоляции и в которую Мишель на невероятную радость соседей снова притащил какую-то девушку. Поля перекрестился, хоть и отродясь не верил в Бога, и тихо, но от души выругался. Поля вроде как не то чтобы любил лезть в личную жизнь Мишеля, на то она и его личная, и по идее ему было глубоко всё равно, что происходит за практически бумажной стенкой, кажется, состоящей из двух полосок старинных обоев с двух сторон. Вот только почему-то всё равно ему не было, и он сидел, весь обратившись в слух, и выжидал. Чего выжидал, неясно. Ему по-хорошему бы встать и свалить погулять где-нибудь в парке, наушники подешевле в ТЦ посмотреть или вообще уйти ночевать к Серёже, который в беде его не бросит и слушать, как Мишель будет трахать какую-то девушку, не выгонит. Поля, не шибко сияя счастьем, блаженством и радостью от этого, вынужден был признать, что ему любопытно. Если честно, любопытно пиздецки, настолько пиздецки, что он никуда не сможет уйти при всём желании, будто его примотало невидимыми цепями к этому дивану со смятым в углу постельным бельём. Вероятно, думал Поля, вслушиваясь в звуки за стенкой из обоев и различая два негромких и довольных жизнью голоса, девушка или пришла недавно, или сейчас уйдёт. Почему-то ему хотелось, чтобы первый вариант был верным. Возможно, Поля просто извращенец, который одним местом чуял, что ему понравилось бы слушать, как его лучший друг с кем-то трахается. Девушка чему-то рассмеялась, чуть громче, чем говорила, и этот смех, тёплый и мягкий, полился осенним мёдом в травяной чай. Красиво. Поля очарован. Может, потому что у него так давно никого и ничего не было, что ему для того, чтобы влюбиться, не надо вообще ничего. Мишель что-то оживлённо ей ответил своим мягким и тягучим, как карамель, голосом, к которому Поля за годы общения так привык, что даже уже не замечал в нём ничего особенного, и Полю наотмашь ударило внезапным осознанием, какой же голос у Мишеля красивый. Возможно, Поле следовало сбежать. Немедленно. В дверь, в окно, неважно. Мишель как-то давно ещё упоминал, что достаточно громкий в постели, и это, собственно, та причина, по которой Поля затыкал уши наушниками каждый раз, когда Мишель приводил к себе кого-то. Поля остался на месте, судорожно сжав телефон в руке от окатившей его волнительной дрожи. (Вероятно, ему стоит свалить и с кем-то потрахаться. Потом остаться на ночь и ещё раз потрахаться утром, чтобы наверняка задушить все лишние мысли и не чувствовать себя такой извращённой тварью). Поля листал инсту и лайкал эстетичные фотки знакомых, знакомых знакомых и полных незнакомцев, вслушиваясь в тихие красивые голоса за стенкой и скомканные непонятные шорохи. Поля проверял уведомления на фикбуке и отвечал на отзывы к его фанфикам, едва ли вникая в их смысл, потому что все мысли стремительно утекали в небытие и соседнюю комнату, где, судя по шороху и редким скрипам дивана, разгоралось рыжим пламенем то, что просто сожжёт его заживо. Переебет и уничтожит. Даже золы не останется, чтобы насыпать в пустую могилу. Поля машинально твитнул «блять» без каких-либо объяснений, когда услышал за стенкой тихий низкий стон. Мужской, до разряда тока по телу и густо-алых щёк красивый, карамельно-мягкий стон. Интересно, что делала девушка? Может, влажно зацеловывала шею, острые ключицы, любуясь золотистой россыпью редких веснушек, стройный подтянутый торс. Может, игриво укусила шею Мишеля перед тем, как до одури приятно заласкать. Поля не знал, как Мишелю нравится, но эта девушка, вероятно, смогла угадать. Интересно, она зовёт его Мишелем или просто Мишей? Сказал ли он ей своё прозвище или это привилегия только для круга их друзей? Интересно, она отсосет ему или позволит себя вылизать? Шестьдесят девятая? Мишель, насколько мог судить Поля, вряд ли бы отказал какой-нибудь хорошенькой девушке в этом. Может, она по-кошачьи выгнется под ним, позволяя Мишелю взять себя, открытая и раскалённая, как плавленный металл, под его руками и языком? Или оседлает, беря над ним верх, сводя с ума размеренными движениями бёдер и обжигая нежными женственными стонами? У Поли всегда была богатая и совершенно неподвластная его контролю фантазия, чтоб ее. Особенно когда дело касалось чего-то такого грязного и постыдного, до одури сладкого. Девушка что-то спросила вполголоса, Поля не разобрал слова, но уловил интонацию, от которой всё его тело окатило жаром. Мишель наверняка согласился (Поля бы согласился, что бы она ни предложила, стоило бы ей пропитать свой медовый голос этой самой интонацией при обращении к нему). Поля услышал скрип дивана, какие-то шорохи и стук об пол, будто кто-то опустился на колени. Ох-боже-блять-господи. Поля за расплывчатой пеленой перед глазами не видел, что открыто в телефоне, хотя так и сидел, уткнувшись в него. Его зрение совсем ему отказало, и он был способен смотреть лишь развязно-огненные картинки, услужливо подсунутые его фантазией и вынуждающие до боли в паху, зуда в ладонях и пустоты в голове хотеть стянуть узкие чёрные джинсы и запустить руку в трусы, чтобы подрочить на чужие голоса. Но тут у Поли проснулась совесть и что-то отдалённо напоминающее наполовину мёртвый, наполовину убитый им самим здравый смысл. Что-то такое, что, как полному идиоту-извращенцу, намекнуло ему, что дрочить на голос лучшего друга и его подругу на ночь, которая не факт, что вообще бы такое оценила, — не самая хорошая идея. Идея хуйня, если честно. Проблема в том, что Поля сейчас умрёт в мучениях от возбуждения или в отчаянии повесится на таких же несчастных, как он, наушниках, потому что блять… Судя по всему, девушка опустилась на колени перед Мишелем и, содрав с него джинсы и с громким стуком пряжки ремня отшвырнув их куда-то очень далеко (Поля не мог винить её за ненависть к этим джинсам — сам бы с удовольствием сделал также), то ли дрочила, то ли отсасывала ему, то ли и то и то, потому что Мишель стонал совершенно по-блядски. Поля сидел и почти плакал, разрываясь в разные стороны из-за дикого животного возбуждения и самоненависти, которая упорно повторяла ему, что он сам блядь и извращенец, на которого даже смотреть жалко. Пиздецки одинокий, пиздецки тупой извращенец. Надо было просто уйти к Серёже — он бы сварил ему какао, чтобы Поля не грустил, и включил какой-нибудь фильм, чтобы они вместе посмотрели. А девушка за стенкой, видимо, была чертовски талантлива, потому что Мишель просто, блять, не затыкался. Он не соврал, когда сказал, что он громкий. Только немного преуменьшил пиздецовость ситуации. Впрочем, пиздецовой ситуация была только для Поли. У Мишеля, судя по низким, срывающимся сладко-карамельным стонам, всё было просто ахуенно. Поля, выронив телефон и закрыв глаза, лёг на диван, впитывая в себя каждый стон, каждый громкий вздох и скулёж, шорох ткани и влажный звук, достаточно громкий, чтобы слышать через бумажную стену, и просто, блять, умирал. Он скончается через несколько секунд-вечностей, вот так, впиваясь ногтями в нежную кожу внизу живота, под самой кромкой чёрных джинс, чтобы не скользнуть ладонью ниже и не сжать себя, а после с жалким скулежом кончить, даже не раздеваясь. Мишель громко простонал, длинно, тягуче-сладко и отчаянно, вероятно кончая ей на лицо или в рот, и Поля сам всхлипнул, вздрогнув всем телом, когда его снесло волной лавы по всему телу от одной лишь мысли о том, как Мишелю сейчас хорошо. А после его накрыло осознанием, неподьемно тяжёлым и душаще мрачным, что это не для него и не из-за него, что он не должен был этого знать, что сам, не воруя чужие права, он никогда не увидит и не услышит, как Мишелю может быть хорошо и что возможно сотворить с его телом. Поля, кажется, немного так пропал. Без вести. Далеко и надолго. В здоровое адекватное состояние вернуться уже не удастся. Или он еще пока где-то на грани, эфемерной и неустойчивой, со скрипом шатающейся под его неловкими громкими шагами, будто он решил пройтись по куску забора на даче, состоящему из какой-то одной вертикальной пластинки железа на паре железных балок. Поле всё ещё нихуя вообще не надо, чтобы влюбиться. Вот прям ни-ху-я, это было ясно ещё когда он запал на Сережиного приятеля-мента, виденного Полей пять минут из всей жизни и своим убийственно прекрасным мрачным ебалом заставившего Полю мечтать о нём 24/7 ещё полгода после. Поле страшно. Это отчасти сбило напряжение, обливая волной ужаса и тревоги, как ледяной водой из ведра, и Поля переполз с дивана за стол, чтобы забить мысли рабочей статьёй, которую он должен доработать к следующей неделе. Мишель за стенкой платил девушке услугой за услугу, и она медово-нежно стонала и ахала, но Поля игнорировал это как белый шум где-то далеко на фоне или шорохи и визги вечернего Санкт-Петербурга за окном. Всё таки совершенно незнакомую девушку и её удовольствие игнорировать легче, чем Мишеля, знакомого ему даже слишком сильно и родного настолько, что уж лучше в холодную тёмную Неву сигануть, чем его потерять. Поля забылся, вчитываясь в каждую букву черновой статьи и постоянно что-то переделывая, перестраивая, перерабатывая, меняя местами, стирая и добавляя. Неровный тихий шум клавиатуры под быстрыми ловкими пальцами позволял не слышать больше ничего, кроме него. Он не слышал в том числе и когда девушка ушла, исчезая и из его жизни, и из жизни Мишеля, вероятно, навсегда. От работы его оторвал только громкий стук в дверь, от которого Поля вздрогнул и растерялся, как тупой малолетний преступник, которого строгая мамка пришла выпороть и проорать все уши своим возмущением. (Поля был бы не против, если бы Мишель пришёл его выпоро- блять). Мишель вошёл, не дожидаясь ответа. — Вечер добрый, коть, я чай поставил, будешь? — А кофе можно? — отстранённо спросил Поля, утыкаясь в свою статью и машинально допечатывая предложение, смысл которого безвозвратно ускользнул от него. — Пойдёшь куда-то? — А? — не понял Поля, потому что думал только о том, что Мишель подошёл ближе и стоит за его плечом, оперевшись рукой о спинку его стула. — Ты не переоделся с работы. — А, — неловко пробормотал Поля, надеясь, что он звучал как обычно и совсем, совсем не краснел, как маков цвет. Мишель, кстати, кажется, любил красный, Поля помнил его с алыми от помады губами и красными лентами, вплетенными в русые кудри вместе с ягодами рябины на языческий манер, где-то год назад на одной тематической вечеринке. Сука блять. — Я забыл. Статью хочу доработать, чтоб потом с ней не ебаться. Хотя, учитывая, что статья — это единственное, с чем он мог бы поебаться в ближайший век, Поля, вероятно, допускал огромную ошибку, стремясь так быстро с ней покончить. Поля практически чувствовал диссонанс, который словил Мишель. Учитывая, что Поля обычно первым же делом по приходу домой нырял в свою любимую пижаму, никогда не пил кофе вечером, тем более ту хрень, которая водилась на их кухне, и ни за что на свете не стал бы работать над этой тупой статьёй вечером пятницы, когда он предпочитал творить всякую хрень в интернете, писать фанфики или просто спать… Поле захотелось побиться головой о стенку от того, какой же он совершенно не подозрительный и нихуя вообще не палевный. — Как скажешь, — хмыкнул Мишель за его плечом и невесомо потрепал его по чёрным кудрям перед тем, как уйти на кухню. Поля окаменел под этим кратким лёгким касанием, хотя Мишель постоянно так делал. Он вообще был чертовски тактильным. — У тебя всё хорошо? — настороженно спросил Мишель, и Поля мысленно взвыл. Ну конечно, он заметил, что что-то не так! Глупо было даже надеяться на обратное. — Да, — выдавил Поля. — Просто хочу кофе и добить статью наконец-то. Мишель ушёл на кухню, и Поля спрятал лицо в ладонях, будто это могло бы спрятать его от внезапно свалившейся на голову грудой скал и горой сверху проблемы. Всё хуже некуда. Поля не успел прийти в себя, как Мишель вернулся с двумя кружками — зелёный чай без ничего, который боготворил Мишель, и кофе, заботливо разбавленный молоком и сахаром, чтобы было не горько, не крепко и хоть как-то терпимо на вкус. Поля сделал огромный глоток и мужественно заставил себя с невозмутимым видом проглотить, несмотря на то, что горячо до жути. Может, помогло то, что кофе — не самое горячее из того, о что он сегодня успел обжечься. Блять. Мишель сел рядом на диван. Он любил так делать — заходить к Поле и просто быть рядом, иногда засыпая, пока Поля что-то быстро печатал в ноутбуке. Поля обычно это тоже любил, такое простое и такое нужное присутствие близкого человека рядом. Сейчас, если честно, несмотря ни на что, он всё ещё любил это, но нервничал пиздецки. Мишель молчал, блуждая взглядом вокруг, не от скуки, а просто так, потому что ему комфортно просто вот так быть в комнате Поли. Поля периодически чувствовал его ненавязчивый, спокойный взгляд на себе, и от этого мелко подрагивали руки. — У тебя точно всё хорошо? — снова спросил Мишель с осторожно спрятанным куда-то глубоко в мягкую плавленную карамель голоса волнением. Поля пробормотал что-то неразборчиво-утвердительное, когда Мишель снова встал за спинкой его стула, на этот раз кладя руку на плечо Поли, отчего тот вздрогнул, едва ощутимо, но достаточно, чтобы рука с его плеча испуганно исчезла. Поля продолжил машинально печатать какой-то совершенно непонятный ему текст, надеясь лишь, что неровный частый ритм ударов его сердца не настолько громкий, чтобы Мишель мог его расслышать. — У тебя опечатка. Вторая строка предпоследнего абзаца, — сообщил ему Мишель. Поля механически исправил. Со второй попытки, потому что во время первой запутался в насквозь изученной им клавиатуре, ведь Мишель стоял по-обычному для него близко, чуть склонясь над ним поближе к экрану, и говорил у самого его уха своим низким карамельным голосом, тихо и мягко, чтобы не оглушить случайно. Если бы Поля немного повернул голову, то увидел бы его профиль в белом электронном свете и умер от его красоты. Если бы немного приблизился к нему при этом, то мазнул бы невесомым поцелуем по щеке с бледной россыпью редких веснушек. Поля думал, что он умрёт или разревется, но живым и плюс-минус адекватным его сохраняло осознание того, что Мишель испугается и будет долго и болезненно переживать, а Полю всегда тошнило от одной только мысли, что Мишелю может быть больно. — Тут ещё опечатка. И тут, — тыкал Мишель пальцем в сторону нужных мест, очевидно, вычитывая статью за Полю, и Поля послушно исправлял все ошибки, не чувствуя ничего, кроме шума от быстрого стука сердца в ушах и лёгкой волнительной дрожи от голоса и дыхания Мишеля так чертовски близко. Поля пропал. Окончательно и бесповоротно. Маме с братьями-сестрами так и сообщат: «Ваш младший сын-брат скончался вследствие внезапно вспыхнувшей острой потребности в Михаиле Бестужеве-Рюмине, которую он не смог задушить в себе. Мы глубоко сожалеем об этом». — Поль, ты жив вообще? — спросил Мишель. Поля очнулся и слишком резко потянулся к подостывшему кофе, глотая его без какого-либо ощущения его вкуса. — Устал просто, забей, — неловко отмахнулся он. — Так отдохни, Поль, поспи, у тебя выходной завтра, выспишься и спокойно добьешь свою статью. Поля помотал головой. Мишель не стал спорить и вернулся на диван, ложась на него и обнимая Пóлину подушку. — А наушники чего на полу валяются? — небрежно бросил Мишель, нечаянно зацепив белые пожелтевшие змейки проводов взглядом и постепенно вдумываясь в этот факт. — Сломались, — не своим голосом ответил Поля. Мишель резко сел, подобравшись и уставившись в сторону Поли. Сердце Поли остановилось, тупым ножичком проковыряло в груди дыру, собрало пожитки и вышло нахуй в окно, чтобы утопиться в Неве. Он невидяще, не дыша и будто вообще не существуя на белом свете уставился на плывущую перед глазами белым с проблеском чёрного статью. — Поль, — непривычно серьёзно позвал его Мишель. Поля даже не шелохнулся просто потому, что не мог шевелиться. Обычно трупы не шевелятся, знаете. — Мне кажется, нам стоит поговорить. — Не надо, — едва слышно пробормотал Поля, жалко и напуганно, стараясь как-нибудь спрятаться, исчезнуть, трансгрессировать, провалиться сквозь землю, что угодно, лишь бы избежать этого разговора и его последствий. Мишель снова подошёл к нему и опустился возле стула на колени, будто Поля — плачущий ребенок, а заботливый взрослый Мишель пытался осторожно и ласково подобраться к нему, чтобы успокоить. Впрочем, Поля чертовски близок к тому, чтобы разреветься — возможно, скоро его странное сравнение превратится в правду. — Поленька, коть, посмотри на меня, — ласково попросил Мишель. Очевидно, Поля и его состояние перед ним как на ладони — они тысячу лет друг друга знают, и это достаточный срок, чтобы изучить друг друга досконально. Поля наоборот отвернулся, прячась за чёрными кудрями и глупо прижатой ко рту ладонью будто в попытке сдержать подступающую к горлу истерику. — Прости, — тихо произнёс Мишель, утыкаясь лбом в его бедро. Если бы Поля опустил руку, то смог бы зарыть её в мягкие светло-русые волосы. — Прости-прости-прости, последнее, чего бы я хотел, это заставить тебя чувствовать себя некомфортно. Клянусь, в следующий раз свалю куда-нибудь. — Не извиняйся, — ответил Поля растерянно, потому что извинения Мишеля, искренне раскаянные — последнее, что он ожидал услышать. — Я и не думал злиться на тебя, учитывая, что я должен был просто встать и уйти. — Ты имел полное право не уходить из собственной квартиры из-за меня, — возразил Мишель, ловя взгляд Поли, переставшего ужасающе нервничать и несмело опустившего взгляд на Мишеля. — Из нашей квартиры, Миш. Я именно что и должен был просто взять и уйти, всё-таки, ну… — он чертовски сильно покраснел и быстро отвел взгляд, совершенно невовремя вспоминая свои фантазии и, ох боже, голос Мишеля, откровенно и сладко стонущего за тонкой стенкой. Мишель просто не мог не заметить это. У него при всём желании не было шансов. — Но ты остался, — с чём-то неуловимо изменившимся в голосе констатировал Мишель, вглядываясь в лицо Поли, будто что-то ища. — Но я остался, — обречённо кивнул Поля. Что ж, будь уже, что будет. Поля, если честно, уже всё, заебался окончательно. — Почему? — спросил Мишель, и Поля, заглядывая в его глаза, заметил за его привычным домашним спокойствием и поволокой волнения что-то тёмное, клубящееся на дне расширенных в полумраке зрачков, но не опасное, скорее просто незнакомое и оттого непонятное. — Не смог себя заставить, — настолько честно, насколько хватило смелости, ответил Поля. Мишель продолжал молча смотреть на него снизу вверх, изучающе скользя по его лицу взглядом, но не раздирая до крови и костей, скорее нежно поглаживая. Поле стало до странного спокойно и будто бы почти всё равно, во что выльется весь этот вечер. — И отчего же? — с интонацией, которую Поля никогда ещё не слышал от Мишеля, низким мягким голосом спросил он и, не отрывая того же тёмного тягучего взгляда, положил свою ладонь на бедро Поли, ощутимо впиваясь пальцами в мягкую плоть сквозь чёрную ткань его джинс и прошибая током всё его тело. Поля рвано выдохнул, когда Мишель с прозрачно очевидным подтекстом скользнул ладонью дальше, по внутренней стороне бёдра, пока просто невинно поглаживая. — Захотел услышать, как ты стонешь, — искренне ответил Поля и вздрогнул всем телом от окатившего его желания и неверящего предвкушения, когда Мишель с тихим стоном приподнялся и, притянув Полю к себе, горячо и влажно впился в его губы своими.