Ее победа

      Хоук успела привыкнуть, что жизнь подкидывает ей невидимые грабли, в какую бы сторону она не пошла. Потому и после драки с древним порождением тьмы, по совместительству магистром, входившим в Золотой Город, она ожидала, что неприятности так быстро не кончатся. Так и вышло. Они повалили мелким, холодным дождем.       У Изабелы оказалось сломано запястье, а у Авелин — щит. Одна из лошадей, которых они оставили у входа в логово Хартии, либо очутилась в зубах хищника, либо убежала. А еще внезапно выяснилось, что от тюрьмы в Виммаркских горах легче всего добраться сначала до Киркволла, а затем уже до других мест. И вела в Киркволл, вот неожиданность, одна дорога.       — А вот и снова мы! Ненадолго присоединимся, — бодро объявила Изабелла, когда идя к выходу из тюрьмы, они поравнялись с Джанекой. — Бродить по полным порождений тьмы коридорам в компании всегда веселее, чем в одиночку.       «Нет, — прочла она на лице Джанеки, — не веселее».       Они чуть отстали, и Серый Страж тут же перестала обращать на них внимание. Неизвестно, как ей это удалось. Может, особое заклинание ушных затычек? Изабела, чтобы отвлечься от боли в руке, вдвое больше шутила, смеялась и описывала целые сцены из скабрезных романов, что ей довелось прочитать за всю жизнь. Обычно спокойная и уравновешенная как вбитый в тротуар столб Авелин откровенно ругалась: сначала себе под нос, а вскоре ее услышали, наверное, все недобитые порождения тьмы и вурдалаки вокруг. Временами к ней присоединялась и Хоук. Слова так и перли, на самом деле. Тайная тюрьма, обезумевшие «хартийцы», древний магистр, будто вылезший из ночного кошмара. В Киркволле первым делом стоит завалиться в «Висельник». Но перед этим Хоук просто обязана рассказать Андерсу, что услышала от Корифея. Маги не виноваты в Морах да, милый одержимый? Как бы не так. Даже Бетани узнанное задело, судя по ее хмурой роже.       Когда они покинули покосившиеся стены логова, Хоук втянула полной грудью сухой воздух пустыни. На лице Джанеки мелькнуло растерянное выражение.       — Если тебе куда-то надо, то легче добраться из Киркволла, — милостиво подставила саму себя Хоук.       — Благодарю за совет, — Джанека медленно повернулась к ней, — я долго не покидала стен тюрьмы. Забавно: мир кажется совсем чужим.       У Хоук по спине прошел холодок. Когда Джанека заговорила с ней, когда посмотрела на нее, то мир стал темнее, а зеленые глаза женщины обожгли огнем.       — Можем предложить тебе нашу компанию, мы как раз добирались самой удобной дорогой, — Варрик хмыкнул. — Только не удивляйся, если по пути набредем на еще одну тюрьму с древним чудищем внутри. С Хоук возможно все.       «Не соглашайся, пожалуйста», — подумала Хоук, глядя как Джанека растягивает губы в неестественной, холодной как лед улыбке.       В последнее время вокруг стало слишком много магов. Джанека успела похвастаться еще и владением магией крови, а малефикаров Хоук вообще к людям не причисляла. Она все еще не прогнала Стража лишь потому, что недавно их объединяла самая безумная цель на свете.       — Заманчивое предложение, — кивнула Джанека. — Я пойду с вами.       «Блядь», — подумала Хоук.       Вшестером они уместились на четырех лошадях и двинулись в путь. Хорошо хоть до Киркволла было недалеко. Бетани лечила руку Изабелы, Варрик, пока Джанека не слышала, не мог перестать восхищаться еще не написанной историей о сражении с Корифеем.       «Ты правда думаешь об этом написать? Стражи хранили этот секрет тысячу лет, они пошлют наемных убийц, если ты все раскроешь», — Хоук даже не представляла, как нужно переиначить события и переименовать героев, чтобы никто ничего не заподозрил.       «Хотя бы для себя. Эту историю я обязан записать, даже если никто не прочтет, ну не смогу я ее удержать в себе», — У Варрика имелись свои писательские заморочки, которые Хоук не всегда понимала. Она сама даже дневник вести не могла, сколько раз пыталась и без толку.       Джанека первый день больше молчала. Потом начала задавать странные вопросы о городах и странах. Хоук вспоминала, что в тюрьме женщина вела себя совсем иначе, но затем отгоняла те мысли. С ее плеч исчезло бремя охраны тюрьмы, она освободилась от влияния Корифея. Конечно она станет другой. Да и вряд ли Хоук вообще может судить о ее характере. Они знакомы всего ничего.       На третий день Джанека стала часто говорить с Бетани. Не как с остальными: кидая вопросы в пустоту, словно ей были обязаны ответить. Не так, как с Авелин или Хоук: перекидываясь дежурными фразами, не так, как с Варриком — отвечая на вопросы о тюрьме и Корифее (Хоук тщетно просила его перестать). Нет, с Бетани она вела себя иначе. Они подолгу сидели вместе, разговаривали негромко, но не скрывались. Они держались вдвоем на стоянках и даже когда Джанеке выпадал черед вновь ехать с кем-то на лошади, она садилась с Бетани.       На их сближение никто не обратил внимания. Кроме Хоук. Поначалу она разрывалась между желанием наорать на сестру и не вмешиваться. С одной стороны, Джанека использовала магию крови, и Хоук совсем не желала, чтобы демоны совратили Бетани, а с другой — синий мундир Стражей внушал какое-никакое доверие. Хоук хотелось надеяться, что Стражи точно не станут вызывать демонов ради веселья. А Бетани… в ней взрастили достаточно страха, чтобы она не поддалась, да и если поддастся… Лучше пусть покажет свою змеиную натуру сейчас и умрет.       Джанека без конца одалживала у них карты и что-то сверяла. А однажды ей на глаза попалась Варрикова книга (Хоук была уверена, что он подбросил ее специально).       — О чем это?       — О, я пишу историю о Киркволле, там…       — О современном мире? — прервала она его, и Варрик кивнул.       — Я возьму, — она обхватила томик «Трудной жизни в Верхнем Городе».       Хоук старалась не обращать внимания на то, какой спокойной выглядит Джанека для той, кто чуть не освободила древнее и опасное порождение тьмы. Вполне ожидаемо, что впереди ее ждет наказание от Ордена Стражей. Если, конечно, она не решит не возвращаться к ним вовсе. Хоук бы не стала мешать. Ее семья в безопасности, Хартия больше не нападет в попытках взять пару литров крови Хоуков, а больше ее ничего не волновало.       К третьему дню она решила, что Джанеке можно и посочувствовать. Глядя на то, как внимательно, совсем как карты недавно, женщина переворачивает страницы романа, она думала, что, быть может, не так Джанека и хладнокровна, как хочет казаться. Она пережила невероятное: ей манипулировал Корифей, она слишком долго проторчала в тюрьме наедине с безумными гномами и порождениями тьмы. Неудивительно, что весь мир для нее как чужой.       — Тебя ведь зовут Дамиана? — она не думала, что однажды услышит голос Джанеки, обращенный к ней.       Женщина разговаривала хрипло, и каждое слово будто возводило перед ней невидимую стену. Хоук пыталась прочесть ее эмоции, но не могла. Зеленые глаза казались холодными, но чем больше Хоук смотрела в них, пока Джанека не отрываясь глядела на нее, тем ярче разгорался в них огонь — ярче, чем тот, что пылал в них, когда ею овладевала мысль освободить Корифея.       — Просто Хоук, — она слегка улыбнулась, — Дамиана это…       Совершенно нелепое и чудовищное сочетание букв. Так могли бы звать важную королевну из романа про политику, любовь и благородных рыцарей. Такие романы обожала ее мама, а папе просто всегда нравились громко звучащие названия и слова. Хоук могла согласиться лишь на «Дами» либо «Дана», но только от самых близких людей.       — В общем, просто Хоук, ладно? — закончила она. — Ты хотела что-то?       — Я заметила, что ты почти не спишь. Ночами.       Хоук задумалась. Джанека не выглядела озабоченной, она просто констатировала факт, но огонек в ее глазах подрагивал. Что-то все-таки ее интересовало.       — Кажется, да, — Хоук пожала плечами, — но я высыпаюсь. Может, это из-за нервов.       Она ложилась позже и просыпалась раньше всех, даже раньше Изабелы, которая несмотря на вечные похождения по кабакам и борделям слыла ранней пташкой.       — Нет, — Джанека села рядом с ней, подсела совсем близко, точно так же, как обычно сидела рядом с Бетани. — У меня было достаточно времени, чтобы изучить все о ключе и о печатях. И думаю, что когда ты освободила Корифея, то могла впитать часть магии из печатей. Временами ты чувствуешь, что способна на что угодно. Энергия переполняет тебя, как сосуд из которого выплескивается вода.       — Ну, рано или поздно она же выплеснется, — поддержала метафору Хоук, надеясь, что сейчас на нее не свалится очередная плохая новость.       — Сосуд взорвется, — безразлично припечатала Джанека, прожигая ее зелеными угольками глаз. — Твое тело не приспособлено для магии, и даже для мага сила печатей чужеродна. Нужно извлечь магию, пока не поздно.       Хоук приоткрыла рот. Холод проник в нутро. Ну что за бред. Почему снова, почему с ней?       — Я… мне надо… — она поискала глазами Бетани.       Нет, сестра ничего не сделает. Отец научил ее многому, но у Джанеки явно есть образование Круга, опыта больше, да еще и навыки запретной магии.       — Постой, — она заставила себя успокоиться.       До Киркволла осталось всего ничего. Там есть Мерриль и на крайний случай Андерс. С чего ей вообще слушать непонятную магессу, которую она даже толком не знает.       — Ты бы могла мне помочь, верно? — Хоук сощурилась.       Подойти и сказать в лицо: «ты скоро окочуришься от очередной смертельной магической хрени» это отличный способ запугать кого-то доверчивого, чтобы получить то, что тебе нужно. Хоук — не доверчивая. Когда-то давно может быть, но не сейчас, не в Киркволле. Глаза Джанеки сделались непроницаемыми.       — С помощью магии, — она не отрывала от нее взгляда, и Хоук чуть не оскалилась.       — Магии крови?       — Да.       «Как бы не так».       — А куда денется потом эта магия от печатей?       — Исчезнет, — Джанека не моргала.       — Ладно, — Хоук кивнула. — Это серьезно, спасибо, что сказала. Думаю, тебе будет легче этим заниматься не одной. Одна моя знакомая эльфийка как раз владеет магией крови.       — Хорошо, — сказала Джанека, и от ее взгляда Хоук захотелось отвернуться. — Тебе решать.       Она ушла и продолжила вести себя, как ни в чем не бывало. Читала книгу с прежним непроницаемым лицом, игнорировала Изабелу.       И говорила с Бетани.       «Они говорят обо мне, о том, что Джанека хотела сделать», — жгла изнутри мысль. Хоук удалось уличить момент, когда сестра осталась одна.       — Она сказала тебе, верно? — прошипела она той в лицо.       — Что? О чем ты? — Бетани привычно сжалась, как подобранный с земли слеток.       Отлично, пусть боится, страх развязывает язык.       — Прекрати общаться с ней, — прорычала Хоук. — с Джанекой. О чем ты можешь с ней говорить? Чем она пудрит тебе мозги? Ты уже начала болтать с демонами, да? — она с силой выкрутила запястье сестры, оголяя кожу и вглядываясь: нет ли шрамов.       Она знала, что даже если бы Бетани использовала магию крови, то надрезала кожу там, где никто не увидит. Она такая умненькая, такая хитренькая, такая аккуратненькая. Но огонь в груди и голове требовал: схватить, накричать, сделать больно.       Бетани вырвалась. Первый раз в жизни. Оттолкнула.       — Перестань! — как же хорошо, что они отошли далеко от лагеря. — Прекрати это! Я больше не собираюсь тебя слушать, ясно? Я устала от того, что ты каждый день внушаешь мне, какое я чудовище и обуза для всех!       — Потому что так и есть, — легко соскользнули злые слова, тут же ослабляя тугой узел внутри.       Бетани развернулась и быстрым шагом пошла к лагерю. Ничего, все равно вернется к Хоук. Разве она нужна кому-то еще, кроме своей семьи?       До Киркволла оставалось чуть меньше дня пути. Джанека пришла к ней снова следующей ночью. Хоук не приглашала ее к себе, не звала, но когда она, расправив спальный мешок, обернулась и увидела рыжую женщину, то на пару мгновений ей показалось, что та и должна здесь быть.       Ощущение прошло за секунды.       — Что ты тут делаешь? — вопрос прозвучал непривычно тихо и не похожим на вопрос даже.       Фигура Джанеки казалась слишком темной, даже учитывая то, что солнце давно зашло, и ночь сделала каждый камень уродливым и страшным подобием себя. Хоук захотелось оттолкнуть ее, чтобы нырнуть к выходу, но не смогла заставить себя пошевелиться.       — Мне нужна сила печатей сейчас, — голос Джанеки звучал иначе, стал чужим, тяжелым, будто небо внезапно упало на плечи и придавило к земле. Хоук открыла рот, но смогла лишь захрипеть. Совсем как редкими ночами, когда она просыпалась, но не могла пошевелиться, могла лишь открывать рот в немом крике. Джанека коснулась ее лица холодной мокрой ладонью. Пахло железом.       — Закрывай глаза, — и Хоук послушалась, успев заметить блеск кинжала в руке Джанеки, а затем мир исчез.       Она проснулась с тяжелой головой. В палатке стояла жара и духота. Не обращая внимания на ухающую боль в затылке, Хоук вскочила и вырвалась из плотной ткани ночного убежища, будто из удушающей хватки. Свежий утренний воздух тут же охладил лицо и разум. В ноздрях остался тяжелый железный запах. Не видя ничего и никого, Хоук повернулась и осторожно приподняла полог, ожидая увидеть заляпанные кровью землю и лежак. Ничего, но запах крови витал в мыслях.       — Где Джанека? — ее имя стало первым, что пришло на ум.       Хоук услышала собственный слабый голос будто со стороны. Изабела улыбалась знакомой маслянистой улыбкой. Что случилось?       — Ушла, — она пожала плечами. — Я думала, она тебе сказала. Ну… пойми меня правильно, — она усмехнулась, — вы так горячо расстались, что даже я покраснела.       — Что? Губы Джанеки — сухие и жесткие, а волосы пахнут корнем смерти. От нее несет холодом, но когда их кожа соприкасается, Хоук плавится от жары, как металл в руках кузнеца. В ее янтарные глаза невозможно перестать смотреть (янтарные, почему янтарные, они же были зелеными, как первые весенние листья?). Ее руки обхватывают бедра уверенно и твердо, будто мужские, хотя Хоук не может сравнивать, она занималась сексом с мужчиной всего раз, да и то в борделе, и ей совсем не понравилось.       — Нет, — зашептала она, глядя, как отворачивается, пряча глаза, Авелин и хмыкает себе под нос Варрик. — Этого не было. Я… я не понимаю…       — Слушай, только не волнуйся насчет этого, — Варрик поднял обе ладони, — мы понимаем, правда.       — Но… ничего не было, — она сглотнула.       Джанека пришла к ней, когда все легли спать, и осталась на всю ночь. Хоук извивалась под ее руками и стонала, не стесняясь, будто они одни на километры вокруг. Но этого не могло быть. Только не с Джанекой. Они встретились, вероятно, в худшем месте на свете, Джанека привлекла ее разве что разумностью доводов по сравнению с бредом полу-вурдалака Лария. Хоук никогда не спала с кем-то вот так, с бухты-барахты, толком не познакомившись, и тот парень в «Цветущей Розе» не в счет. Джанека была старше, Хоук опасалась ее и не хотела подпускать даже к сестре. Между ними ничего не могло быть!       В ушах шумело. Она не заметила, как Изабела подобралась близко и ухватила ее за руку.       — Эй, — она отвела ее к палатке. — С тобой все в порядке? Слушай, ничего ведь такого не произошло, не смотри на Авелин, она наверняка признает только миссионерскую позу под одеялом в темноте. Ты ведь говорила, что по девочкам, так в чем проблема? Вы с Джанекой больше не увидитесь, ну а если ты волнуешься, не подцепила ли чего, так забудь. Эта дамочка хрен знает сколько лет проторчала в той тюрьме, и мне кажется вряд ли она развлекалась с гномами или порождениями тьмы. Хотя… Насчет гномов не уверена. Ладно, не слушай меня!       Изабела улыбалась ей вполне искренне, и шум в голове утих. Хоук потерла виски. Ладно хоть она почти ничего не помнит: легче будет забыть. Как ей вообще могло взбрести в голову переспать с Джанекой? Она совершенно не в ее вкусе. Хоук сжала зубы. И как теперь на нее будет смотреть Бетани?       Она повертела головой, но не увидела сестры.       — Где Бетани?       — Она ушла собрать какую-то редкую траву, — тут же отозвалась Авелин. — Правда, что-то она долго…       — Нет, — перебила ее Изабела, и выражение ее лица сразу не понравилось Хоук, — она ушла, совсем, — она замолчала на пару секунд, оказавшись в прицеле взглядов всей команды, и сжалась. — Э, простите.       — Что? — первой повысила голос Авелин. — Что ты имеешь в виду? Изабела!       — Солнышко не могла просто уйти, это какой-то бред, — Варрик криво улыбнулся, словно пытаясь развеселить сам себя.       — Мы так договорились. Что я ничего не говорю, пока Хоук не проснется. И вот теперь я сказала. Ничего уже не изменить и…       — Изабела! Что ты натворила! — Авелин рычала медведем.       — Где, блядь, Бетани? — заорала Хоук.       Джанека говорила с ней целыми днями, нашептывала в уши лживые обещания, заставила перестать верить сестре!       — Она ушла с Джанекой, — Хоук не спрашивала, она знала.       — Прости, — Изабела, кажется, говорила искренне — какая редкость для нее. — Но, послушай, — она почти взмолилась. — Давай поговорим, я думала только о Бетани, честно, я…       Медленно всходило солнце и нагревало землю. До Киркволла оставалось полдня пути.       «Ты хотела, чтобы Джанека ушла, и она ушла, — сказала себе Хоук. — Ты хотела чтобы ушла Бетани, ты желала ей смерти, ты планировала сдать ее храмовникам и вот, ее больше нет».       Все вышло наилучшим образом, в конце концов.       — Не надо, — она махнула рукой. — Нет, стой, — она посмотрела на Изабелу. — Куда она пошла?       — Ну-у, вероятно к Серым Стражам? Джанека ведь шла именно к ним. Думаю, что Бетани отлично…       — Если поторопимся, сможем их догнать, — снова зарычала Авелин.       — Не надо, — Хоук пожала плечами, — собирайтесь, возвращаемся домой.       Она вошла в палатку, задернула за собой полог и опустилась на землю. Лежак валялся смятым, возле сумки лежала пустая фляга с элем — так вот почему так болит голова. В воздухе витал слабый аромат крови — наверное, остаток кошмара, что приходил ночью. Ей снился Корифей, опять, все дни после того, как она убила его. Словно он не умирал вовсе, словно ушел из тюрьмы вместе с ней, и часть его навеки поселилась в сердце.       Пусть Бетани только попробует не прислать письмо маме. События последних дней казались нереальными, хоть бы в Киркволле все утряслось. Потребуется не одна ночь в обнимку с кружкой в Висельнике, чтобы это случилось.       Хоук поднялась и свернула измятый лежак, хотя больше всего ей хотелось снова повалиться на него и не двигаться. Она собрала палатку под всеобщее молчание и одинаковое копошение в вещах. Всего полдня пути, и она выспится.