Слепо следующий за ветром

Он пришел знойным летом, что опускается на их душную гавань из года в год. Он снизошел к ним алой птицей, чей взмах могучих крыльев превратился во вспышку вихря алых прядей. Он ворвался в их жизни, как вихрь холодной ярости. Он прошел мимо, но взгляд алых глаз перехватить удалось. Чжун Ли знал много историй, много сказаний, бесчисленное количество легенд, что дышали правдой. Помнил, что было «до». Не предугадывал, что будет «после». Изучал человеческие сердца, как книги бульварных писак, но умел находить ценности среди серых страниц тысяч сознаний. Тысячи сотен умов. Миллиарды мыслей. Десятилетия скитаний по своим землям, чтобы найти то, что не цвело под носом, не вырастало неогранённым алмазом… Тысячелетия бессмертного и вечного ожидания стоили того, чтобы узреть феникса в лучах предзакатного солнца, что снизошел к ним, стоя на пристани. Диковинный аромат трав, что исходил от юного воина — оглушал. Он заставлял сердце биться чаще, несмотря на все излюбленные речи жителей Ли Юэ о «каменном сердце». Голос путешественника оставался где-то за гранью внимания бывшего архонта. Его образ тоже стирался, как и силуэты остальных жителей его земель. Лишь всполох алых локонов на ветру. Лишь тяжелый перенос веса на левую ногу. Лишь долгий вдох морской свежести и такой же продолжительный выдох, что солью оседал на языке. И дрожь, давно позабытая, коснулась кончиков пальцев, когда путешественник подозвал своего спутника. Стаи журавлей и голубей разом всполошились, когда бывший архонт затаил дыхание. Пиро Глаз Бога покачнулся на чужом поясе, сияя алым камнем. Крепкая фигура и твердая походка завораживали взгляд. Ни один Адепт не обладал похожим внушительным видом. Никто не вселял чувство опасности и надежности, одним лишь жестом, когда требовалось поправить перчатки. Ни один его последователь не ощущался таким близким, как этот статный чужеземец. Богов, архонтов, не волновала тема истинных пар. Люди придумали их в своих легендах, воспевая выбор судьбы как должное. Тот, чьей судьбой всегда было лишь соблюдение и заключение контрактов, просто закрывал глаза. А сейчас, ощущая, как легкие сдавливает от пьянящей свежести диковинных трав далеких земель — хотел упасть на колени. Хотел смотреть вечно, как развеваются алые локоны. Хотел ощущать, как пламя чужой души касается его. Хотел… Понять. Боги не ощущают запаха людей. Это легенды, сочиняя которые, жители Тэйвата пытались найти ответы на свою природу. Чжун Ли — не человек. Но слышал сотни десятков историй о том, как сносит головы от любви и желания оказаться с кем-то. Видел, как великие мужи преклоняют колено от одного жеста чужой руки. Видел, как опускается оружие в такт движения длинных ресниц. И сейчас архонт хотел нарушить контракт. Впервые в жизни. Лишь в это мгновение он ощутил, что хочет отдать свое Сердце Бога в эти ладони, что скрыты плотными перчатками. И хотел увидеть, как эти глаза посмотрят на него с необъятным счастьем… Но мысли остановились, как и фантазии, когда аловолосый помощник путешественника протянул ладонь. — Дилюк, из Мондштата. Город свободы… Конечно… Под крылом его старого друга могли рождаться такие прекрасные люди, как Дилюк. Его ладонь крепкая, а жар ее чувствуется даже сквозь два слоя перчаток. Его запах диких трав из Мондштата пьянит, пусть ветер уносит его прочь. Путешественник что-то говорит. Путешественник что-то от него хочет. Путешественник не дает мыслям бывшего архонта впитывать образ холодного пламени и знойного лета. Не дает запоминать, каково тепло сильной ладони из себя, на долгие-долгие годы…

***

Дилюк мечется из крайности в крайность всю свою жизнь. И сейчас, когда лицо пылает, когда двери комнаты в гостинице плотно закрыты, молодой Мастер срывает шейный платок. Но душит его не несчастная ткань… Он задыхается. Задыхается так, как в жизни не доводилось. Легкие горят огнем и болят. Болят так, что хочется вырвать их собственными руками, выжигая ладонями плоть и дробя собственные кости. Хочется сползать по стене — сползает. Хочется вдыхать запах сильного альфы — вдыхает. Поднося перчатки к лицу, водя по плотной ткани носом. Вдыхает — как в последний раз. Потеряв всякую гордость, ведь в запертой комнате никто не увидит. Никто не спросит. Никто не осудит…

***

Смазанным пятном событий проходит бой. Забываются кровь и пепел фатуи на руках. Забывается вой морского чудища и залпы пушек. Забывается все, кроме ощущения рук бога на теле, когда он ставит на землю… Победа проходит мимо сознания холодным вихрем, когда открывается правда. Божественная игра в жизнь. Божественная игра в смерть… Легкие распирает от запаха горячих, раскаленных камней. И в этом жаре хочется тонуть, если бы морозный иней не стискивал холодные пальцы на бледной шее…

***

Чжун Ли хотел мирной жизни в некоем забвении. Хотел спокойно смотреть на мир, не принимая участия в его создании более. Он считал, что знает обо всем достаточно. Но сейчас, листая невзрачную книгу, принесенную кем-то и забытую на столике в уютной чайной, хотелось забыть о смирении. Хотелось выпустить когти, скрести ими по деревянной поверхности. Хотелось разорвать все в клочья, ведь… Человеческие бредни не касаются богов, пусть и бывших. Но запах… Запах преследовал его день ото дня. В алых закатах, в тихих ветрах, в чайной дымке и в тенях на каменных дорожках. Хотелось тянуться к кому-то. Хотелось бежать миру за глаза, хватая запах руками. Хотелось вкусить счастье закатов и рассветов, чтобы оно стекало соком закатника по губам и подбородку. Альфы и омеги… Чжун Ли не мог сопоставить эти слова. Ему тяжко давалась простая наука о жизни его людей. Все сводилось к простому желанию найти «свое». Мужчина не давал этому имен, не ставил границ. Просто в мыслях гнался за запахом. Закрывал глаза, следуя слепо за ветром… Ветром, который породил это человеческое дитя, которое покорило бога одним взмахом алых локонов и смертоносным фениксом, срывающимся с лезвия двуручного меча…

***

Холодная усмешка не взыскала снисхождения в свирепом огне чужих глаз. Кэйя барабанил пальцами по барной стойке, ожидая ответов. Но получал лишь гортанное рычание того, кто сходил с ума по далекому образу могучего бога из далеких земель. Видимый глаз капитана плескался бесконечной болью, когда рука не касалась плеча. Его губы жгло холодом, когда под ними не оказывалось теплой кожи. Сердце ныло от тоски в тупом осознании — не мое. Ладони тянулись — их отвергали. Раскаянье лилось рекой от чистого сердца — его не замечали. Искренняя любовь альфы выла волком — омега молчал в ответ. Слишком много они упустили. Слишком много потеряли и не закончили. И Дилюк выворачивается из его рук. Алых прядей высокий хвост огнем ранит щеку. Альфа жмется крепче, пока острый локоть не раз и не два попадает под ребра. Это безумие не пройдет никогда… Дилюк рычит в ненависти. Он не выбирал этого альфу. Ни в детстве, ни сейчас. Ни в прошлом, ни в будущем. Лед приносит лишь боль былых потерь и разочарования. Лед не защищает. Лед не успокаивает душу, когда хочется сломать себя своими руками. Кэйя умоляет остановиться. Умоляет… остаться… Умоляет поверить, не прогонять опять, не вырывать душу и не выворачивать ребра наизнанку. Альфа готов упасть на колени, готов обернуть ночь днем, тьму светом, пустыни океанами, лишь бы его приняли вновь, как много лет тому назад. Он хочет, чтобы его омега… Его Дилюк… опять давал заплетать свои косы, давал оглаживать щеки и целовать тонкую шею. Чтобы опять были детские мечты о свадьбе в полях сесилий. Чтобы глаза любовно провожали его силуэт… Но острый локоть дробит ребра как мечты. Но гром и молнии спускаются на его голову, когда зубы смыкаются на ребре чужой ладони, вместо загривка. Клыки утопают в горячей плоти, а слезы льются не от пламени, обжигающего губы… Он вновь… Наступает на те же грабли своей природы. И кулак в челюсть заслужен. И ненависть алых глаз понятна. Любимый омега не хочет альфу, который предал его не раз, и не два… И ливень смывает кровь с разбитого лица, как и следы разбитых клочков веры в их былую связь…

***

Феникс приходит теплой осенью, когда сочные плоды закатников лопаются прямо на ветвях. Феникс скрывает руки бинтами и перчатками, не давая целовать истерзанную плоть. Феникс оставляет по себе выжженную землю, когда ветер крепчает над их головами. Чжун Ли боится тянуть руки к человеку. Но тянет, когда безумно манящий запах диковинных трав окутывает его с ног до головы. Дилюк не бежит никуда, не мечется хаосом. Укус другого альфы болит долгие месяцы, но мужчина перед ним покрывает поцелуями рану, в надежде исцелить. Запах раскалённых камней заставляет язык присохнуть к нёбу… Эти огромные ладони создают щиты, оберегают от ран. Это теплое золото глаз смотрит на него, как на величайшее сокровище всех миров и континентов. Феникс не ощущает себя в клетке, восседая на плече могучего дракона… Сильные ветра заставляют алые локоны воспарить вновь, подобно широким крыльям могучей птицы. Чжун Ли зарывается в них пальцами, оставляя горячий поцелуй на бледном лбу, когда омега свободно выдыхает, будто бы избавляясь от оков. Дилюк закрывает глаза, отдаваясь свободному ветру своей жизни. Его щеки алеют, а чужие горячие губы продолжают зацеловывать само солнце в тщетных попытках забрать боль короткой жизни. И забуяли дикие травы вокруг раскаленных жарким солнцем камней. И воссияла Судьба праведной победой. И сомкнуты руки в замки, переплетенные цепко пальцами… Могучий дракон все еще хочет упасть на колени перед свободным фениксом, но теперь знает, что тот верной ношей ощущается на его плече…