Погребение мнимого

В Чёрных Водах тонут лодки. Но не гробы. В Чёрных Водах тонут люди. Но не мертвецы… Покачиваясь на лёгких волнах, не заколоченный гроб плавно отдалялся от берега. Во владения Чёрного Бедствия ещё не проник рассвет, и маленькое скорбное судно, выструганное из светлого дерева, почти сливалось с дымчато-серым полотном небес. Внутри гроба покоился юноша — красивый и безжизненный, словно срезанный цветок. В тусклых сумерках лицо его казалось ледяною маскою, в холодных чертах которой застыла бесконечная печаль. Чёрные Воды убаюкивали юношу, словно родное дитя, не пытаясь похоронить его в своей беспросветной глубине. Больше не было никаких сомнений, что в возлежащем в гробу на белоснежных подушках юном теле не осталось ни крупицы разбитой на осколки души. Ши Цинсюань был мёртв, как того и желали жестокие Небеса. Хэ Сюань, не отставая ни на шаг и не сводя глаз с любимого лица, сделавшегося пугающе бесстрастным, брёл следом за ритуальным судном от самого берега. Смотреть на лежащего в гробу Цинсюаня было невыносимо. Этот траурный этюд возвращал его в далёкое прошлое, когда он четырежды лишался близких, когда он, сходя с ума от боли и горя, хоронил своих родных. Теперь Хэ Сюань проводил погребальный обряд для ложного божества, занявшего его место в сонме небожителей, которого некогда считал одним из виновников своих несчастий, но которого не мог ненавидеть. Потому что этот мнимый бог переродился в самого близкого для него человека, того, кого невозможно было потерять… Повинуясь воле Черновода, в один миг море замерло ровным зеркалом, и скорбная процессия прекратилось. Возвышаясь над гробом, Хэ Сюань по пояс стоял в морской воде. Положив ладони на деревянный бортик, демон обратил свой взор, полный презрения и гнева, на серое небо, будто безмолвно вопрошал, довольны ли своим несправедливым деянием Чертоги праведных небожителей. Проклявший Небеса Повелитель Ветров искупил вину своей смертью. Ответное необратимое проклятье исполнилось. Ши Цинсюань пред Небесами оплатил свои долги, но ушёл, не закрыв долг перед тем, кого так настойчиво желал найти… Наклонившись над гробом, Хэ Сюань приподнял послушное тело Повелителя Ветров и сжал его в крепких объятиях. В груди уныло ворочалась боль, казалось, разъедая вместе с внутренностями душу. Черновод не успел признаться Цинсюаню в том, что его судья, друг и возлюбленный — один и тот же человек, и этот продолжающийся обман, которого Повелитель Ветров не заслуживал, нестерпимо жёг сердце демона. Эта ложь никогда не должна была окружать Ши Цинсюаня. Эту ложь необходимо было искоренить. Хозяин Чёрных Вод бережно поднял лёгкое тело Ши Цинсюаня на руки и уверенно направился к берегу. Вновь пришедшие в движение воды подхватили поддавшийся их течениям пустой гроб, который скоро скрылся за линией позолочённого светом восходящего солнца горизонта. Траурное ложе, предназначенное мёртвым, выполнило свою функцию, позволив проверить действительность смерти проклятого божества. Погребение было ложью, пылью, брошенной в равнодушные глаза Небес. И мнимого бога тоже больше не существовало. Остался лишь справедливостью превзошедший богов человек, которого дóлжно было вернуть к жизни. Хэ Сюань отнёс Ши Цинсюаня в покои, отведённые для него в Чертогах Сумрачных Вод. Опальный Повелитель Ветров прожил здесь недолго, но демону верилось, что в комнате, где Цинсюань некогда засыпал и просыпался, возвращение души в тело юноши обязательно завершится благополучно, и он, будто просто уснув до утра, вскоре вновь откроет глаза, сияющие чистой — живой — бирюзой. Спальня Ши Цинсюаня была ярко освещена, и юноша, лежащий на ярких простынях, вовсе не казался мёртвым. Пугающего искажения сумерек здесь, среди ясного света, не существовало, и страшная мёртвенность не касалась больше кожи Повелителя Ветров. Он не дышал, его сердце не билось, и души в теле не было, но время и тлен над ним были не властны. По мышцам, по венам, по каждой клетке организма Ши Цинсюаня струилась запечатанная внутри тела духовная энергия хозяина Чёрных Вод, не позволяя пагубным процессам смерти превратить храм души Повелителя Ветров в безобразный труп. И сколько бы времени Хэ Сюаню ни потребовалось, чтобы возвратить возлюбленному его душу, тело Цинсюаня, покуда существует сам Черновод, никогда не состарится и не истлеет… Эту технику он позаимствовал у Небесного Владыки. Хэ Сюань знал, что лишённый духовных сил, но заклеймённый проклятой кангой Се Лянь, столетиями скитаясь под небесами, был не подвластен ни старости, ни смерти, и раны его, какими бы тяжёлыми ни были, затягивались сами собой. Наследный принц Сяньлэ стараниями Цзюнь У не мог умереть. Как и Посланник Убывающей Луны, носящий то же клеймо и ныне служащий Хуа Чэну. И Хэ Сюань, Непревзойдённый Князь Демонов, прячущийся под маскою небожителя, решил, что тоже способен на это искусство. Так под его ладонями на теле Ши Цинсюаня вместо проклятой канги родилась благословенная чёрная ива. Хэ Сюань опустился на край постели, приподнял руку юноши за кисть, нежно коснулся щекой тыльной стороны чужой ладони, невесомо провёл губами по коже и поцеловал, неуверенно, словно непрощённый грешник. Затем он вытащил из-за пазухи талисман — коусян Лазурного демона, который Черновод спрятал у себя, чтобы не потерять по неосторожности в море, — и вновь вложил его в руки Ши Цинсюаня. Задержав на несколько мгновений взгляд на неподвижном лице юноши, Хэ Сюань наконец поднялся и решительно вышел из комнаты. Он направился в противоположное крыло Чертогов Сумрачных Вод, в накрепко запертую комнату, где хранился прах его родных. И где теперь пребывал в заточении его кровный враг, без раздумий брошенный им в полушаге от отмщения, как только прошедшей ночью Черновод получил от своего двойника сообщение о гибели Ши Цинсюаня. Отперев дверь, Хэ Сюань равнодушно, так, словно его здесь и не было, миновал узника, из-за сковывающих его цепей и полученных травм едва сумевшего приподнять голову. Ши Уду налитыми кровью глазами безмолвно проводил демона взглядом, но когда хозяин Чёрных Вод, стремительно пересёкший комнату, взял в руки белоснежный погребальный сосуд и так же быстро направился обратно, он изо всех сил отчаянно рванул удерживающие его оковы и с неудержимой яростью, приправленной горем, закричал: — Не трогай! Оставь!.. — из-за силы, вложенный в этот отдающий безумием крик, голос Ши Уду сорвался на хрип, но он, не оставляя попыток вырваться, продолжал: — Верни его! Верни мне его! Но Хэ Сюань, обернувшись к ненавистному пленнику, лишь одарил его взглядом, полным презрения, и молча ушёл, вновь затворив ставшую Повелителю Вод клеткой комнату. И только отойдя на некоторое расстояние Черновод перестал слышать, как Ши Уду сыплет на его голову проклятия, и как гремят тяжёлые цепи, сдерживающие гнев узника, который, не сомневаясь в жестокости и мстительности демона, поверил в его ложь и смерть младшего брата. Бережно прижимая к груди погребальную урну, хозяин Чёрных Вод возвратился в комнату к Ши Цинсюаню. Незаметно, едва видимо со стороны, но его руки дрожали. Настал ключевой момент в его плане спасения Цинсюаня, а Хэ Сюаня, рассчитавшего и проверившего до мелочей всё, что с его стороны было возможно, одолевали сомнения. Ни один из осколков разбитой души Повелителя Ветров не был утрачен, Черновод был в этом уверен: пока юноша жил в его резиденции он наблюдал за ним лично; когда Хуа Чэн отправил его на поиски Се Ляня, демон сделал так, чтобы фантомные ивовые листья целыми и невредимыми с потоками ветра пребывали в Чертоги Сумрачных Вод. Хэ Сюань осторожно опрокинул погребальную урну горлышком вниз, и в его ладонь плавно лёг сложенный веер, который подарил ему Ши Цинсюань в первую встречу с ним как с Непревзойдённым Князем Демонов, как со своим господином. «Он часть моей души», — так отозвался об этом божественном артефакте тогда Повелитель Ветров. Надёжнее сосуда для сохранения и исцеления души проклятого небожителя не существовало. Этот веер Повелитель Ветров редко когда не держал при себе, столетиями тот был ему верным помощником и, используемый как проводник для духовных сил Цинсюаня, сохранил на себе и след его ци, и крупицы самой его души. Словно магнитная пластина компаса, Веер Ветра притягивал подносимые к нему осколки души опального божества и прочно удерживал, словно часть своей плоти, а частицы оставшихся на мощном артефакте духовных сил их прежнего хозяина, как нитью, соединяли разрозненные лоскуты в цельное, единое полотно. Драгоценные осколки не могли потеряться. Возлюбленный Ветром, Ши Цинсюань обрёл верного и быстрого проводника, способного стремительно преодолеть самые большие расстояния и безошибочно доставить призрачный ивовый листок, покинувший проклятое тело, к временному пристанищу разбитой души. Защищённым сферой из духовных сил хозяина Чёрных Вод осколкам не грозило быть ненароком развеянными, пока скорый Ветер преодолевал расстояния до резиденции Черновода, до надёжно запертой комнаты, где рядом с прахом дорогих Хэ Сюаню людей в изящном белом сосуде хранился веер его возлюбленного и его постепенно восстанавливающаяся душа. Хэ Сюань позаботился об этом, когда окутывал сердце Ши Цинсюаня шёлковым коконом своей тёмной ци, заранее удостоверившись, что хрупким фрагментам чужой души его духовная энергия не вредит. Будь то иначе — он бы никогда не дал согласия на поиски Повелителем Ветра потерянного Собирателем Цветов под Кровавым Дождём принца. Медленно, почти благоговейно Хэ Сюань распахнул окутанный бледным сиянием Веер Ветра. Шёлковое полотно артефакта засияло ярче, приветливо заискрив свежей бирюзой. Поколебавшись мгновение, Черновод тихо поднёс распахнутый веер к своему лицу и осторожно коснулся нежного шёлка губами… Он всё сделал правильно. Он не упустил ни одной мелочи. И всё же Хэ Сюань боялся. Боялся, что Ши Цинсюаню коварные Небеса уготовили особое проклятье, что стоит вернуть едва восстановленную душу юноши в его тело, как её расколют вновь. И так — снова и снова, сколько бы демон ни пытался возвратить Цинсюаня к жизни, судьба будет раз за разом отбирать у него любимого… На губах и в ладонях Хэ Сюань ощутил приятное тепло. Окутывающий Веер Ветра ореол света горячо вспыхнул и оживлённо замигал, будто чужая душа интуитивно пыталась подбодрить демона и развеять его сомнения. Это было так похоже на Ши Цинсюаня. Даже превратившись в маленький огонёк души, прикреплённой к старой, некогда принадлежащей ему вещи, он откликался на чужие терзания, переживая и сострадая. Его тепло придало Хэ Сюаню уверенности, и демон в два шага преодолел расстояние, отделявшее его от бездыханного тела Повелителя Ветров… Когда душе есть куда вернуться, когда сосуд, в котором эта душа зародилась, защищён от гнилостных когтей смерти и цел, восстановление связи между душой и телом является процессом лёгким и быстрым. Черновод позаботился о неприкосновенности тела Ши Цинсаюня, он по крупицам собрал и сберёг его душу. Оттого Хэ Сюань был уверен, что стоит божественному артефакту с исцелённой душой юноши соприкоснуться с родным для неё телом, и она, признав свой сосуд, беспрепятственно сольётся с ним. Опустившись на край постели, где на цветных покрывалах покоился Цинсюань, демон взволнованно, точно перед пришествием долгожданного чуда, положил распахнутый веер юноше на бездыханную грудь. Нежная бирюза, объявшая божественный артефакт, вспыхнула плотным огоньком, но, внезапно дрогнув, вновь покрыла веер ровным чистым ореолом. Нахмурившись, Хэ Сюань тревожно впился взглядом в лицо юноши, на котором не дрогнул ни единый мускул. Ши Цинсюань не открыл глаза. Естественная связь между телом и душой не восстановилась. Прекрасно понимая, что у него есть вся вечность для того, чтобы уничтожить все препятствия, мешающие ему возвратить Цинсюаня к жизни, Черновод не мог успокоить нарастающее во вновь мучительно занывшей груди чувства беспередельного отчаяния и горечи, вызванные неудачей и страхом, что он навсегда потеряет ещё одного дорогого ему человека. Но Веер Ветра на груди Ши Цинсюаня ровно пульсировал чистым светом. Он был живым и ярким и не собирался тускнеть. Хэ Сюань сжал руки в кулаки и, словно был смертным человеком, старающимся успокоить разум и вернуть хладнокровие, сделал глубокий вдох. …А на выдохе в его мысли вторгся знакомый голос, в котором непривычно отсутствовала ирония. «Если ты успел отомстить, то у тебя большие проблемы, — мрачно сообщил Хуа Чэн обескураженному внезапным заявлением Черноводу. — Гэгэ надеется, что Ши Уду всё ещё жив…»