Жизнь коротка, искусство вечно

- Оружие выбирает оскорблённая сторона. Сердце сжалось, а то, что можно было назвать душой покинуло тело, разорвав грудь невидимой саблей. - Друзья, я ещё раз взываю Вас к примирению. Разве стоит многолетняя дружба подобного исхода? - Подобное унижение, что принёс мне и моей невесте Разумовский, не смоет даже кровь, князь Юсупов. - взяв пистолет Анатоль уверенно развернулся и твёрдым шагом прошёл к своему месту для первого выстрела. - Значит, не судьба нам мириться. - почти прошептав это Андрей Кириллович последовал примеру своего уже бывшего товарища. Не судьба. До чего же отвратительное выражение. Николай был готов сам вызвать на дуэль злой рок, который снова собирался отнять у него самого близкого человека, пускай даже этот человек и не догадывался о своей значимости в чужой жизни. Как жестоко - сначала, спустя столько времени, подарить эту встречу, чтобы затем так хладнокровно повторить трагедию, но на этот раз взяв его в свидетели в первый ряд. Тогда всё было словно сон, что грозил стать кошмаром наяву, когда молодой князь Николай Борисович прибыл во дворец императрицы, чтобы оговорить приобретение нового полотна вместе с Павлом Петровичем. До чего же было страшно и неожиданно узнать в лице собеседника цесаревича родные черты и увидеть глаза, которые уже почти забыл. В ту же минуту князь разучился говорить, дышать и жить вообще, выставляя себя полным дураком перед Его Высочеством, но это ни на миг не заботило его. Пускай о нём думают, что хотят, сколько душе угодно, главное, чтобы глаза цвета лесного ореха снова смотрели на него с живой искрой в зрачках. Всё тогда будет не впустую. Быть другом Анатолю стало спасением от всепоглощающего мрака, который грозился захватить Юсупова с потрохами. Несмотря на близкое общение Гартенберга с повесой Разумовским, он был противоположностью своему другу и за короткое время стал Николаю отрадой среди всех чужих, что окружали его. Было трудно поверить, что ему было действительно интересно и занятно слушать рассказы Юсупова о полотнах, которыми он занимался, а то, с каким восторгом Анатоль рассматривал коллекцию князя, и вовсе воскресило его душу, словно до самой минуты их встречи он мёртвым был среди всех своих картин. Барон же был будто отстранён от всех окружающих интриг и заговоров, как мальчишка, что прежде не знал обмана и его бессердечия. Поэтому приходилось оберегать его. Не получилось. Любовь - не менее безжалостна, но менее прекрасной от этого она не становится. Николай в этом убедился слишком рано. Но, если юная Виола была источником счастья для Анатоля, то препятствовать их союзу дворянин не мог, всё его естество не позволяло делать что-то наперекор желаниям Гартенберга. Видеть Анатоля сияющим от счастья и полным надежды на будущее было то, о чём парень всегда мечтал, чтобы тот забыл о страданиях навсегда даже, если самому придётся платить за это собственными чувствами. Кто же знал, что беда была так близка? Людская страсть и погубила четверых сразу: самого барона, его товарища Андрея, невесту Гартенберга, Виолу, и Николая. Николай пытался, как мог, предотвратить дуэль, но Анатоль был непреклонен: на любой аргумент или просьбу сменить свой гнев на милость он отвечал лишь тем, что примет извинения Разумовского только в виде свинца. Дошло до того, что сам Юсупов стал незваным гостем в доме Гартенбергов, оскорблённый мужчина воспринял его старания как принятие стороны Андрея Кирилловича. От того ещё больнее стало. Звук выстрела заглушил все окружающие Николая звуки. В один миг он пожалел о том, что согласился быть секундантом Андрея Кирилловича, но иначе поступить было нельзя - ему нужно было увидеть всё собственными глазами, убедиться, что на этот раз он смог уберечь его, что сейчас у мужчины будет хоть шанс повлиять на происходящее, что всё до этого момента было не зря. Увы. Все, кроме него, бросились к уже бездыханному телу Анатоля Гартенберга - молодого барона, который из-за юношеской горячности лишился жизни в дуэли. Подходить к нему князю Юсупову не было страшно. Но он не мог. Как не может убийца соболезновать вслух матери убиенного. Это против морали даже, если Николай и желал абсолютно другого исхода, портя прицел у пистолетов - предполагалось, что они достанутся Андрею, но их выбрал Анатоль. Даже предотвратить ничего толком не получилось - футляры с оружием были перепутаны, а обеспокоенный дуэлью и завороженный бароном Юсупов слишком поздно заметил это - осознание пришло вместе с пулей, задевшей щеку графа. Оставалось только верить в свою мечту, которая совсем недавно поселилась в его голове, и сжимать кулаки до отметин ногтей внутри его ладоней. Суета вокруг не могла помочь прийти в себя, ровно так же, как и мысленные проклятия в сторону человечества, что придумало дуэли. Они опять отобрали себе его. Последний взгляд, направленный к навсегда молодому Гартенбергу, уцепился за рану во лбу, которого раньше благословили поцелуем губы блондина. Кажется, это было в прошлой жизни. Эстебана не было видно среди остальных унар, празднующих День Святого Фабиана, который для кого-то кардинально менял положение вещей. Шатен понимал, что Рокэ вряд ли сделает исключение для него и возьмёт в свои оруженосцы, и, несмотря на внутреннее желание всё же приблизиться к первому маршалу, принимал такие условия. Каково же было стоять там, как дурак, и наблюдать за клятвой чёртового Окделла в верной службе Алве. Как можно было выбрать его?! Неужели потенциальный предатель превосходит Колиньяра? Или это Эстебан в глазах первой шпаги Талига настолько отвратителен, что Ричард - единственный верный выбор на эту роль?... - Неужели Людвиг так плох, что мысль о твоём будущем в качестве его оруженосца заставляет тебя сидеть в темноте, когда все празднуют? - Придд застал парня в одной из комнат дворца, где проходила церемония. Колиньяру захотелось взвыть - пускай это и был Валентин, от которого он никогда в жизни не отказался бы, но видеть даже его и тем более говорить о произошедшем не хотелось. Совсем. - Я уверен, комендант Олларии - точно не худшее, что может быть в твоей жизни. - светловолосый юноша сел напротив товарища, смотревшего на него из-под насупленных бровей. - Я даже думаю, что по долгу службы мы сможем иногда видеться. - смотреть в уже ставшие родными глаза, в которых сейчас не читалось прежней теплоты, Валентину было страшно до искусанных изнутри щёк. - Не нужно. Что именно “не нужно”? Говорить вообще или только о них? Не нужно бредить пустыми надеждами? Не нужно ему быть сейчас здесь, рядом с Эстебаном? - Я не достоин. - Колиньяр крепко обхватил своими ладонями чужие, такие холодные и трясущиеся, приближаясь чуть не вплотную к лицу кудрявого юноши. - Я не смогу, прости. - Эстебан… - Валентина прерывает продолжительный поцелуй в висок, на котором уже выступили капельки пота от переживаний. - Я пропащий. Как же я могу тебя спасти, если с собой не совладаю? Парень слишком резко поворачивается, захватывая в плен взгляд глаз, обладатель которых стал роднее отца. - Я разве об этом тебя прошу? Колиньяр не отвечает, только садится рядом и одной рукой обнимает крепко-крепко, опираясь своим подбородком о голову Валентина, а затем вздыхает. - Повелителю Волн и не нужно этого делать. С того вечера прошло уже несколько месяцев, но Придд не забыл ни секунды в той комнате. Он вообще ничего не забыл, что связано с Эстебаном - ни скачек на лошадях, когда удавалось улизнуть из замка, ни смазанных поцелуев в тёмных углах коридоров в Лаик, ни одного слова восхищения, сказанного Колиньяром в порыве признаний друг другу. С тех пор они виделись лишь несколько раз, но уединиться для разговора не удалось, оставались лишь осторожные письма, в которых каждый искал по крупинке нежность от другого. Колиньяр всё боялся, что Валентин повторит участь Джастина, и поэтому приходилось таиться даже в таких мелочах. Известие о смерти Эстебана застигает Придда врасплох. Генерал Рокслей между разговором говорит о глупой смерти Колиньяра от шпаки Рокэ. И тогда всё останавливается. У парня в голове не укладывается, как это могло случиться, потому что последнее, чем можно было назвать маркиза Сабве - это глупым. Как он мог пойти на добровольную гибель? Он бы в жизни, несмотря на заносчивость и большое самолюбие, которые ему так любят приписывать, не дрался бы против Алвы. В мыслях тысячи вопросов, среди которых самым громким был “как ты мог меня оставить?”, но Валентину приходится как всегда быть сдержанным и собранным. Другим его мог видеть только Колиньяр, но этому уже не бывать. Жизнь продолжилась так же, как и борьба. Придд уже не знал, за что он сражается, хотелось только покоя, чтобы не переживать больше ни о чём. Какая разница, кто на троне, если простые люди больше не страдают? В какой фамилии больше силы - в той, что знали мёртвые и немые прародители, или ту, которую знают сейчас как спасителя? - Кхм-кхм… - даже усмехаться было больно, лежа на спине посреди поля битвы и истекая кровью. Не о том он думает перед кончиной. А день хороший ведь сегодня - прохладный ветер не устаёт играть со светлыми кудрями, солнца не видно, серые тучи спрятали все лучи, но не тепло. Интересно, Эстебан такое же небо видел в последний миг? Увидеть бы его сейчас в предсмертном бреду, сказать, что не нужно бояться… - …любить… Просыпаться было приятно. Всё, случившееся ранее, казалось дурным сном. Мягкая постель прогоняла все кошмары и, казалось, что ему снова восемь и вот-вот приедет его брат с Лаик, чтобы повидаться с семьёй. Но это не так. - Уже очнулись? Незнакомец вошёл в комнату, добродушно смотря на Валентина, но скрыть хитрость в своих глазах ему не удалось. Придд тут же сел в кровати, опираясь на подушки позади. Молодой человек смотрел на вошедшего, как дитёныш хищника на охотника, в ожидании нападения - только дай повод и укусит. - Бросьте. Я не враг Вам. Наоборот, Вы должны благодарить меня за спасение Вашей жизни. Должен сказать, я поражён - никак не ожидал от почти мертвеца на таком побоище услышать слова о любви. Моё сердце почти забилось вновь. - Кто вы? - Вам любопытно моё имя или сущность? - от такого уточнения юношу передёрнуло внутри. - Не пугайтесь, меня зовут Адив и я подарил Вам, Валентин, бессмертие, обратив в вампира. Мог, конечно, и попытаться залечить ранения, но это слишком муторно и ненадёжно. Может и удалось бы, а может Вы бы умерли от какого-нибудь, на первый взгляд, пустякового заражения. Все труды насмарку бы пошли. Разве это дело? - мужчина оставил на прикроватном комоде бокал с красной жидкостью, ободряюще подмигивая Придду. - Думаю, Вы и сами понимаете, что в нём. Выпейте, станет лучше. Стоит начать привыкать к таким напиткам. Больше ничего не говоря, Адив оставил парня одного, за что он ему благодарен. Это всё бред. В чём его пытаются убедить? Наверняка, это всё проделки Леворукого, пытается переманить Валентина к себе, будто у него недостаточно грехов, и заставляет выпить человеческой крови. Быстро стягивает с себя рубашку, но вместо гладкой кожи, куда раньше его смертельно ранили, видит почти заживший рубец. Будь это и вправду проделками лукавого, он бы и следа не оставил. Или это специально так сделано, чтобы поиграться с Повелителем Волн? Дышать тяжело, руки так и тянуться к лицу, будто чем сильнее он будет тереть глаза, тем быстрее всё станет, как раньше, и он сможет вернуться до всех ужасов, что случились. Сможет вернуться к Эстебану. Как на зло, вспомнились его глаза, что впервые смотрели по-доброму, унар тогда случайно подслушал спор Валентина со своим отцом, и вместо того, чтобы пройти мимо и уколоть товарища унара, поддержал одним лишь взглядом. Если Леворукому он так нужен, то, значит, ещё не всё для Придда кончено. Тонкая бледная рука тянется к фужеру, обхватывает так крепко, что, кажется, от силы, с которой его сжимают, бокал вот-вот треснет, но он выдерживает. За один раз Валентин опустошает его и ставит обратно, смотря в зеркало, как несколько капель размазались по его подбородку. - Было не так трудно, не правда ли? Отдохните немного, нас ждут дела. Валентин застал падение не только Талига, но и всего мира. Как такое люди могли допустить он не понимал. Знал лишь только, что теперь нужно снова научиться жить в новом мире. Но какой в нём смысл, если спустя столетия он вновь нашёл Эстебана только, чтобы сначала проиграть его какой-то девке, а теперь ещё и убить своими же руками?! - Гори оно всё огнём… - Валентин, как в бреду, сметает все вещи со стола, создавая ещё больший беспорядок в кабинете. Затем садится в бессилии на полу у кресла, хватая себя за кудри и дёргая за них до боли. Как он мог так опростоволоситься? Стоял, как пень, пока тело Анатоля Эстебана уносили. Даже обратить не смог. Тупица. Бесполезный. Князь идёт дальше по коридорам своего имения, пока не доходит до галереи. Смеётся, как сумасшедший, рассматривая полотна, будто впервые до тех пор, пока не замечает зеркало. Долго смотрит, а затем шепчет: - Сгори. Пожар захлёстывает дом Юсупова. Старались потушить поскорее, да всё зря. Такое богатство и за ночь пропало. Среди разрушения искали хозяина, но так и не удалось его обнаружить. Видимо, до пепла сгорел несчастный. Наши дни Молодой человек долго всматривается в глаза Венеры, а затем делает шаг назад и разочарованно вздыхает. - Скучно. Даже слишком. - Главное, чтобы заказчик так не думал, Феликс Феликсович. - А ты сам хоть что-нибудь думаешь? - Картина как картина. Красивая. Цвета приятные. Юсупов ещё раз вздыхает, глядя на паренька, что занёс полотно. Никакого стоящего мнения об искусстве он сегодня не услышит. - Иди уже. Не убивай меня подобными словами. - Как скажете. Если ещё какой-нибудь заказ будет, обращайтесь. Феликс провожает парня взглядом, а затем ещё раз осматривает сюжет перед собой. Ничего внутри не ёкает, узлом не затягивается. Хотелось бы дорисовать хоть что-нибудь маркером, да нельзя, вряд ли Разумовский оценит. Ещё один “гений”, сколотивший наскоро состояние, и теперь тратит его на подобное. Что ж, пускай. Князю только лучше. Нужно же на что-то жить, а к такой работе он привык давно, опыт имеется, и не на таких “богачей”, как Разумовский, приходилось работать. От старых воспоминаний даже вслух засмеялся так сильно, что остановиться не получается. Кроме картин есть ещё о чём вспомнить, и за чем плакать тоже. Приходится опереться на стене и зажать рот рукой, чтобы немного успокоиться, но острые плечи чуть ли не в истерике всё ещё подёргиваются. - И-извините, всё в порядке? Вам помочь? - Феликс оборачивается на незнакомый голос и тут же застывает от вида пламенных волос. - Вы Феликс Юсупов? Меня зовут Сергей. Сергей Разумовский. - Иронично. - Простите? - Да так, был у меня когда-то знакомый с такой же фамилией. Но не думаю, что Вы могли быть ему родственником. Блондин подходит аккуратно, как кошка, ни на миг не отпускает взгляда голубых глаз. - Линзы? У Вас очень красивый цвет глаз. - Н-нет. Это настоящий цвет. - Вам идёт, Сергей. Может расскажете, чем Вас покорил этот сюжет, что Вам потребовались мои услуги? Уверен, это будет интересно.