Шерсть под пальцами

Белый шум стоит в ушах противным гулом, словно прямо над ухом кто-то вдарил молотом по медному колоколу и он всё ещё дрожит от удара. Тонкие струйки холодного воздуха, словно стрелы, поражают тело насквозь. Кирилл чувствует невыносимую головную боль и боль от ударов сердца, каждый из которых отдаётся глухими ударами в ушах. Несмело, устало, дрожа от холода, ведь он успел вспотеть и холод доканывал сильнее, он с усилием открывает глаза. Видит пустыню. Тёмную пустыню, где гуляет ветер, сдувая лёгкие песчинки и кружа их в лёгких небольших ураганах. Ничего кроме пустыни. Ноги, словно чугунные, с трудом пытаются сделать шаг, затем слудущий, ещё один, и ещё… Кирилл пытался хоть как то двигаться, но это было слишком тяжело и и медленно. Не понимая где он и зачем он здесь, носорожец надеялся найти в этой пустоши хоть что-то. Что-то, что могло был его спасти от этой давящей пустыни… И он увидел. И это было нечто большим, чем «хоть что-то». Не пойми откуда, словно вырос из-под земли, впереди показался знакомый высокий силуэт. Его длинные волосы не пачкал летящий песок, его мохнатые ушки не колебал ветер, его открытые шерстистые ноги не мучал холод. Он неспеша развернулся к Кириллу и пронзил взглядом своих топазовых глаз, принакрытых пушистыми ресницами. Он всё так же мягко улыбнулся и раскрыл родные руки для крепкого объятия. И Туриченко двинулся вперёд. Его ноги слишком внезапно сбросили оковы и он побежал к нему, ища спасение в этих руках. Так легко ему бежалось в этот момент, и так хорошо ему стало, и так тепло ему стало, когда он настиг дражайшего пушистого друга и вцепился в его спину, как в спасательный круг. Но мгновение счастья улетело быстро… Он почувствовал, как его рог словно прошёл через что то плотное, вязкое и горячее. В ноздри ударил запах крови, а в ушах эхом раздался хруст и краткий жалобный вздох. Раскрыв глаза он увидел сперва свой рог, что наполовину входил в плоть его милого ламы. Видит как густая бордовая жидкость стекает с него, как в этой смеси слиплась песочного цвета шерсть, как клетчатая рубашка рассыпается словно пересохшая тонкая бумага. — За что ты так со мной, Кирюшик?.. — слышится над головой бархатистый дрожащий голос, всё ещё добрый и ласковый Кирилл даже физически не находит сил всхлипнуть, потому что ком в горле перекрыл доступ к кислороду, и он мог лишь пустить водопад слез по грубым щекам. Он опускает глаза и видит как ветер сдул песок под ногами, обнажив полупрозрачное стекло и черноту под ней. Тени как щупальца спрутов обвивали их ноги, танцуя вокруг красных капель, что падали с морды Кирилла, по которой они стекали с рога. Не пошевелиться, ни закричать, ни взвыть Туриченко не мог. Лишь судорожно двигать глазами и смотреть как светлая шесть его дорогого друга всё больше поглащает красный цвет. Вдруг стекло начинает громко трескаться вокруг Кирилла, не задевая ног его самого. Пол с визгом разбивается и падает в черноту крупными сверкающими осколками, унося за собой вниз и окровавленное бренное тело ламы с огромной темно-бордовой дырой на груди. Кирилл остаётся на крохотном островке стекла, дрожа от страха и боли. Гул в ушах поражает всё больше, красный цвет впивается в глаза, а тело словно связывают ледяными нитками. Он тоже начинает падать во мрак, после того как услышал, как под ним тихо, но с громким эхом разбивается и этот островок. Вдруг все звуки становятся глухими. Он словно провалился под толщу льда, опускаясь на дно. Очи медленно закрываются, а он чувствует как немеет его тело…

***

Кирилл резко раскрывает глаза и делает глубокий вдох, словно действительно только что был под водой и очень долго не дышал. Вскакивает и принимает полу-сидячее положение, судорожно пытаясь отдышаться и успокоиться. Сон… Дурной кошмарный сон, который заставил Кирилла полночи думать, что весь тот ужас, что он пережил — был правдой. Так страшно ему еще не было никогда. И всё из-за чего? Из-за того что днём, до этого он поссорился с Юсифом из-за какой-то мелочи! Такой, что Кирилл даже и не помнил уже о ней… Но стресс и переживания взяли своё, и к нему во сне пришёл такой ужас. Дрожащей рукой он дотронулся до щеки. Ледяная и мокрая… Видимо он действительно плакал во сне. А судя по смятой простыни и сброшенному одеялу ещё и дергался так неслабо. Окно было открыто, а сам он дрожащий и мокрый от пота и слез сидел на смятой постели. Немедленно подняв одеяло, он укутался в него и, дошлепав босыми ногами до окна — закрыл его обессиленной рукой. Кошмар вымотал его физически и психологически. Что он мог поделать, если он так сильно переживал из-за любой ссоры и из-за любого поднятия голоса на его любимого ламу?.. Сна уже не было ни в одном глазу. Как после такого уснуть? Ему очень не хотелось снова видеть эти жуткие картины. Ему до сих пор виднелась эта слипшаяся от крови шерсть, этот безжизненный взгляд синих глаз, эти танцующие тени и этот песок. Едва передвигая ногами, носорог с трудом дошёл до ванной, что бы увидеть свою морду в зеркале и смыть солёные разводы со скул. Синие глаза покраснели от слез, под ними появились складки а по щекам всё ещё стекали горячие слезы. Теплая вода из-под крана помогла прийти в себя и хоть как то снять напряжение. Усталость не ушла, но по крайней мере он чувствовал хоть какую-то свежесть. После ну хоть какого-то успокоения он вернулся в спальню и рухнул на кровать, которая по неизвестным причинам всё ещё выдерживала толстокожего тяжеловеса (хотя Кирилл никогда толстым не был). Забрав с тумбочки телефон он судорожно стал искать в контактах своего пушистика. «Юся🦙🤎» наконец появилось перед глазами и он не раздумывая тыкнул на него, а после того, как открылось чатовое окно он стал несмело набирать, удалять и снова печатать текст.

Вы:

«Юсь, не спишь? »

Глупо было спрашивать это, ведь на часах три часа ночи, а в сети Юсиф был в 22:54. Но тонкая надежда была. Ему так хотелось убедиться, что его мохнатый мягкий друг цел, жив и… Не сильно злится на него. Из-за света от телефона Кирилл прикрыл глаза, давая им отдохнуть, но через, буквально, минуту он услышал пилиньканье и вибрацию гаджета, от чего раскрыл глаза

Юся🦙🤎:

Нет. Не спится. А что случилось?

Не описать словами какое облегчение испытал Туриченко от увиденного сообщения и значка «в сети». А Юсиф как в воду глядел… Кирилл печатает ему ответ

Вы:

Кошмар приснился. Хотел убедиться что всё хорошо

Уже когда отправил и перечитал он понял как глупо и несуразно это выглядит и потянулся удалить, но смс уже прочли, и не было смысла удалять. Почему то что то внутри ёкнуло, когда он увидил, что лама ему пишет ответ

Юся🦙🤎:

Мне прийти?

Они с недавних времён начали жить в соседних домах, что не могло не радовать, ведь они могли видиться чаще и в гости ходить без проблем. Однако Кирилл не думал, что Юсиф захочет идти к нему так поздно. Он даже приподнялся и в таком положении продолжил разговор

Вы:

Поздно же…

Юся🦙🤎:

И что?

Вы:

Холодно на улице

Юся🦙🤎:

Не беда

Вы:

Это не так ведь важно

Юся🦙🤎:

Мне прийти?

Кирилл остановился. Внутри всё разрывалось. Так больно и так противно от самого себя… Нет надо было ему писать?! Зачем?! Они же в ссоре, и Кирилл наговорил много плохого Юсифу (даже не помнил чего). Однако тело и душа нуждались в его пушистом товарище. В его сердечном друге.

Вы:

Пожалуйста

И сразу после этого Юсиф вышел из сети. Ему ничего и не требовалось писать. Он прийдет через минут 10-15, ведь ему надо одеться и дойти. Встав с постели Туриченко поплелся на кухну, где немного разгреб бардак, помыл посуду и поставил чайник кипятиться. Не вылезая из кокона одеяла он на скорую руку прибрался на столе, повыкидывал мусор и поставил две кружки. Даже чай налил. Он успел запомнить вкусы Юсифа, поэтому делал всё заранее. Как и предполагалось, через минут 15 прозвенел звонок, который заставил сердце Кирилла сделать кульбит. Подорвавшись он застремился к двери, которую быстро отпер ключом и открыл, подняв голову вверх. Снова внутри всё ухнуло. Увидав эти родные глаза, он вспомнил о том, что видел в кошмаре. Там был обсалютно другой взгляд: спокойный, холодный, безразличный. А этот такой тёплый, ласковый, беспокойный и любимый. А всё остальное такое же, как и во сне: мягкие чуть вьющиеся русые волосы, пушистая длинная шея, этот чудный носик и мохнатые ушки. Им не требовалось ничего говорить. Эйвазов молча вошёл в квартиру и сам закрыл дверь. Тяжело вздохнув он всё так же, не произнеся ни слова, прижал Кирилла к себе, аккуратно и нежно обнимая его. Туриченко сдался. Снова задрожал, когда прижался щекой к мягкой из-за шерсти грудной клетке. Снова защипало глаза, когда он почувствовал его запах. Снова он вцепился в его спину, когда его стали ласково гладить по голове. — Тише, мой дорогой. Я рядом, всё хорошо. Сон это просто сон. У тебя был стресс. Но всё прошло. Кошмар ушёл. Я рядом, Кирюшик, — убаюкивающе говорил он своим бархатом. Лама отвёл этот подрагивающий и всхлипывающий комочек спальню, где уложил его в постель и лёг рядом с ним, прижимая его к себе и утешая. Кирилл, когда ему удалось усмирить своё рыдание, смог поведать другу о сне. Через всхлипы, с дрожью в голосе, но он смог рассказать ему все, при этом, как маленький ребёнок, держась за одежду Юсифа. — Мой бедный… Бедный драгоценный носорожек… Не стоило тебе так переживать из-за нашей ссоры. Это мелочи, и я не злюсь на тебя. Не могу злиться на тебя, — отвечал лохмач, ласково целуя Кирюшика в рог — Успокойся, мой хороший. Я здесь, и я рядом. И ты никогда не причинишь мне вреда, ты слышишь? Ты ни в чем не виноват. Ну, иди сюда, чудо ты моё рогатое, — тихо усмехнулся он и обхватил голову Кирилла лапками, стирая с щёк слезы Снова глаза в глаза, нос к носу. Такой контакт помогал Туриченко успокаиваться. Однако мягкий и ласковый поцелуй в губы оборвал всю грусть и стах. Так ненавязчиво и уверенно Юсиф целовал своего драгоценного дорогого сердцу парнишу. И Кирилл не мог не ответить на эту ласку тем же. Сладкие ласки мягких цветочных губ ламы так же спасали Туриченко. Он сам сложил ладони на груди парнокопытного, что бы снять с него спортивную кофту и футболку, а после запустить пальцы в восхитительную шерсть. Пряный восторг и душевное успокоение было обеспечено, когда он наконец ощутил тело Юсифа под ладонями, гулял по нему, изучал тактильно, ласково массажировал чувствительные места, чтобы выхватить несколько томных стонов в поцелуй. Сам Эйвазов стянул с любимого певца одеяло, его майку и обхватил руками его широкую спину, вырисовывая на ней не острым коготочком разнообразные узоры. Телесные нежности длятся очень долго, переростая во что-то более любвиобильное, страстное. Во что-то до судорог приятное. Приятнее сладостных поцелуев и ласковых объятий. Юсиф подаёт знаки первым. Понимает это Кирилл когда чувствует, как мужчина просовывает колено меж его ног и ненавязчиво трется о промежность. Это вызвало незамедлительную дрожь и прилив тонкого возбуждения у носорожика. Хитрый лама продолжал провоцировать своего любимого на нужные действия. И тот не мог ему отказать. В следующую же секунду Юсиф был прижат к постели, а рогатый стал нависать над ним стоя на четвереньках. Со столь податливого ламы стали слетать оставшиеся тряпки, что бы Кириллу открылся полный вид на своё пушистое чудо. Невероятным образом Юсиф умудрялся находить подход к тому, как отвлечь любимого от неприятных мыслей. И казалось бы переход на интим был самым банальным, что можно было придумать, но им это было нужно. Им так было хорошо. Пальцы Туриченко лезли во всё доступные места, чтобы просто насладиться мягкостью этой шерсти. За этими поглаживаниями пришли и поцелуи. После этого, конечно, у во рту останется пара волосков, но это того стоит. Кирилл целовал, покусывал, тёрся носом о прекрасную шейку Эйвазова, которая всё ещё пахла цветочным шампунем. Наградой были тихие, мелодичные, ласкающие слух стоны пушистика, что охотно подставлял ему любимые части тела партнёра. Однако и сам Юсиф оказывал своему «самцу» должное внимание ввиде ласковых поглаживаний по крепкой спине, мощным плечам, широкой грудной клетке носорожки. Пока всё напряжение с него не спадёт, ламовы лапки ни за что не сползут с тела этого зверя. Игрища разгорались, распылались, температура дыхания обоих стремительно росла. Кирилла стал отпускать думы о сне этой ночи, а разум стал заполняться только одним лишь распластавшимся под ним, таким податливым ламой. Но пора было переходить на следующий уровень. Становилось просто мало одних лишь поглаживаний, поцелуев и мимолетных тихих стонов. Им хотелось касаться друг друга более интимно, более страстно. Под Юсифом шуршит простынь, когда он старательно пытался переползти чуть выше. Он хотел было перевернуться на живот, что бы подставить Кириллу свой копчик и хвостик, но рогатый спохватился и перехватил его за бочок — Нет, стой!.. Я… Прости за грубость, но… — он стал краснеть и неловко поджимать уши, видя удивление в глазах мужчины— Я хочу видеть твою мордочку… Не могу больше без тебя… — Тебе будет ведь неудобно, мой дорогой, — мягко отозвался Эйвазов, вернувшись в прежднее положение — Ничего. Ради тебя стоит и походить потом с больной спиной, — тихо фыркнул в усмешке он, на что получил лишь заботливую улыбку — Как хочешь, золотой… Кириллу пришлось приноровиться, чтобы пристроиться между ног партнёра. Стало очень жарко, пылко. Миссианерская поза была для них весьма неудобной, но иначе бы Туриченко не видел глаз Юсифа. А после этой ночи он вообще не хотел терять из виду его очи. Мохнаты руки обвили сильную шею, а почти плюшевая мордочка снова затянула сухие губы Кирилла в поцелуй. И снова теснота между телами, жаркое дыхание, сладкий поцелуй, в котором слились в танце два шаловливых язычка. Однако теперь всё было куда жарче, куда страстнее, куда быстрее. Еще немного неудобных копошений и процесс запустился. Толчок — Юсиф отрывается от губ партнёра и спускает первый шумный стон. Ещё толчок — Юсиф стонет снова, прижимаясь к Кириллу и тыкаясь лбом в его плечо. Снова толчок, и уже кряхтит Кирилл, так рычаще и низко. Затем ещё один, и ещё, и ещё… Симфония из мягких Эйвазовских и Туриченковских вздохов, несчастного скрипа кровати, шуршания постельного белья эхом раздавалась в комнате, не выходя за её пределы. Эта сладкая жаркая ночь была их спасением от бессонных ночей и кошмаров, что и были их причиной. Их тела забылись в нежности движений, а губы снова стали искать поцелуя. . .

***

На часах уже идёт час четвертый, а Кирилл уже и позабыл о важности сна. О каком сне идёт речь, когда рядом лежит самое важное существо в его жизни? Тяжёлая носорожья морда пристроилась на груди ламы, покрытой густой светлой шерстью. Он с упоением слушал размеренное сердцебиение Юсифа, отстукивая ритму в такт по его шерстистому бедру, на котором лежала рука Кирилла. Эйвазов при накрыл их пышным одеялом, что бы после этого спокойно уснуть. Тело ныло, но он готов был потерпеть это. Всё всё равно было не зря. — Ты цел?.. — послышался среди прозрачной тишины голос Туриченко — Со мной всё замечательно, Кирюшик. — Я снова расцарапал тебе спину… — Ничего страшного. Я привык, — за ответом послышалась добрая усмешка — Юсь… Это…С-спасибо что пришёл… Ты нужен был мне… Мне всё это было чрезвычайно необходимо… — устало но с немалой благодарностью говорил Кирилл, аккуратно проводя пальцами по мягкому бочку ламы — Ты мне тоже. Мы всегда были нужны друг другу, мой хороший, — его нежный голос ласкал слух, а его руки — плечи носорога Больше сил на разговоры у них не было. Даже на простое «люблю». А это собственно им было и не надо. Понять это они могли и без слов. Хватало одного только прикосновения, одного взгляда, одного томного вздоха и одного невесомого поцелуя. Уснуть они не могли ещё долго. Тепло объятий и близость их душ в тот момент не давали расслабиться полностью, и им хотелось насладиться этим великолепным чувством будучи в сознании. Конечно они потом уснут и проснутся где-то днём. Их всё равно никто не ждёт: ни дела, ни друзья, ни фанаты. Однако по пробуждению они ещё долго проваляются в постели и ближе к трем только выберутся на кухню, где их ждали остывшие давно две кружки с чаем, солнечное тепло, сочащееся из окна, и вновь долгие крепкие объятья и легкость поцелуев.