Под луной

      Рубиновые глаза задумчиво цеплялись за падающие листья, легкий ветерок кружил их в своем придуманном танце, унося куда-то далеко-далеко. Каэдехара поежился, поправив полотенце на бедрах и откинув со лба влажную челку. Зависать в горячих источниках по вечерам или ночам было одним из его любимых времяпровождений. Никто в это время не ходит, поэтому можно побыть одному, распариться, расслабиться по-максимуму и не думать ни о чем отягощающем. А учитывая фестиваль, то тут и вовсе пусто даже по дням. Все заняты скупкой фигурок Архонта, да кучей конкурсов, что кажется не сбавляют свои ставки целыми днями.       Но мысли Кадзухи возвращались вновь и вновь к загадочному гостю из-за моря. Альбедо, как тот представился, был необычайно красив, что заставляло ронина сомневаться в природе его происхождения. Алхимик вместе со своей сестрой навели шороху в Инадзуме, но не только поэтому он был интересен поэту. Его слог. Его внешность. Его идеальность. Все сбивало столку и ученым себя почувствовал Кадзуха, желая раскрыть чужую оболочку, забраться внутрь и выведать все на свете, чтобы успокоить подозрительно частое биение сердца, когда Альбедо рядом.       Здравый смысл Кадзухи отнекивался каждый раз, когда его мечтательная сторона приравнивало эти новые ощущения к романтике. Это не было любовью, скорее симпатия, интерес или в конце концов конкуренция. Альбедо его соперник, конкурс лучшего пера должен выиграть сильнейший, посему своих соперников нужно знать лучше. Син Цю ему еще предстоит узнать. Однако Каэдэхара заталкивает куда поглубже мысль о том, что алхимик тянет его все же больше, чем писатель из ЛиЮэ. Не может быть так, что он-       Скрип двери заставляет напрячься. Кадзуха рефлекторно дергает руку на пояс, а потом уже вспоминает, что его меч не с ним. Русая макушка выглядывает и ее обладатель выходит из тени здания. Ронин шумно сглотнул, не смея отвести взгляд от изящных чéрт, выступающих в лунном свете. — Альбедо? — только и вырвалось у того. — Кадзуха? Прошу прощения, я думал, тут не занято, — спокойно проговорил ученый, спеша, видимо, удалиться. — Нет, подожди! — Каэдэхара аж привстал, держа свое полотенце на всякий случай. — Оставайся, сомневаюсь, что мы помешаем друг другу. Что ты забыл здесь в столь поздний час? — Местные рассказали мне об этих источниках, но днем тут народу много, не люблю много шума, — Альбедо пожал плечами, все же заходя в воду и ловя на себе взгляд, больно пристально разглядывающий. — Что-то не так? — Нет, нет, прошу меня простить, просто…ты необычный, — ронин уселся обратно на выступ и похлопал по месту рядом с собой. — А твоя маленькая сестренка где? — Спит. Люмин любезно согласилась присмотреть за ней, но мне кажется, что они уже обе спят, — ученый усмехнулся, усевшись рядом с парнем на камень. — Ты почему в такое время здесь? — Я часто прихожу в это время, тут тихо, можно полностью расслабиться, — пояснил альбинос, тряхнув влажными волосами, но тут же поспешил добавить. — Ты мне не мешаешь, нет. Наоборот, мне комфортна твоя компания.       Наступила тишина, оба не знали, что сказать, а может и не хотели. Взгляд рубиновых глаз зацепился за чужой профиль. Нет, не существует столь идеальных и прекрасных людей. Не могла же природа действительно создать его, быть может он чей-нибудь эксперимент? Бледно-голубые глаза глянули в ответ, заставляя шумно сглотнуть, однако Кадзуха не спешил отводить глаза. — Что-то не так? — поинтересовался алхимик. Ему к вниманию не привыкать, только было все же интересно, что увлекло парня рядом. — Твой знак на шее… — задумчиво произнес Каэдэхара и Альбедо приготовился дать заученный ответ на вопрос о том, что это и зачем, однако ронин удивил его. — Могу я потрогать?       Рубин блеснул в сумерках так застенчиво и игриво, что русый мог лишь кивнуть, подсаживаясь поближе, чтобы тому было удобно. Альбинос еще раз нерешительно глянул на ученого и протянул руку к белоснежной шее. Это не должно по сути быть чем-то интимным, но оба парня не могли думать иначе. Бедо даже не вздрогнул, когда теплая ладонь огладила шею, а пальцы осторожно приблизились к метке, оглаживая. Заинтересованный и воодушевленный Кадзуха выглядел до того очаровательно милым, что русый не сдержался и оставил короткий поцелуй на чужом лбу, как делал это с Кли для воодушевления. — Можно?.. — Да.       Альбедо не понял, что тот хотел, но дал зеленый свет. В голове у него это происходящее эксперимент, изучение характера людей. Вряд ли ронин способен причинить ему вред, а значит нет ничего такого, чтобы позволить ему нечто большее. Задумавшись, ученый вздрогнул, потому что губы альбиноса на его метке ощущались как что-то необычное. Никто и никогда не касался его так. Кадзуха боязливо цепляется взглядом за подрагивающие ресницы, блеснувшие в лунном свете глаза и легкий румянец на щеках не то от смущения, не то температуры воды. — Все в порядке? — тихо интересуется парень с красной прядкой и сам не замечает, как оказывается между чужих ног, смотря на того внимательно. — Не…останавливайся, — шумно выдыхает Бедо, прикрыв глаза. Он бы никогда не сказал такое, но…сейчас он хочет хоть на миг сбросить ту маску отстраненности со своего лица. Почему-то этому малознакомому парню хочется довериться, что-то в нем есть такое притягательное. — Хорошо, — так же тяжело выдыхает Каэдэхара и возвращает свои губы на шею. Хорошо, это слишком хорошо. Почему ученый не знал, что шея у него такая чувствительная? По спине проходяться легкие мурашки, пальцы цепляются за полотенце бедрах, боясь сделать хоть лишнее движение, даже вдохнуть. — Ты прекрасен…       Альбедо чуть приоткрывает глаза, встречаясь с ярким рубином, что похож на сердце дракона, поверженного во льдах и снегах беспощадного Хребта. Он затягивает, манит и русый тянет парня на себе, мягко целуя поэта. Кадзуха удивлен, но не отстраняется, перенимая нежность партнера, едва покусывая мягкие губы. Они синхронно трогают волосы друг друга так желанно, что разрывают поцелуй, тихо посмеиваясь.       Ронин тянет ученого на свои колени, бесстыдно стаскивая такое мешающееся полотенце. Альбедо божественен, идеален и альбинос убеждается в этом в очередной раз, проходясь пальцами по бедрам и тазовым косточкам, затем возвращая взгляд на лицо гостя из далеких земель, чье лицо стало намного краснее и милее. Кадзуха не сдерживает улыбки, примыкая губами к чужому соску, оглаживая руками стройную талию, спускаясь к ягодицам и сжимая их. Бедо немного потряхивает от таких необычных ощущений и сам хочет больше, поглаживая поэта по голове. Каэдехара тихо урчит от удовольствия, не в силах оторваться от столь прекрасного тела, даже не ставит отметин, предпочитая полюбоваться идеальностью вновь, да и неизвестно как ученый отнесется к такому самовольничеству. — Пожалуйста, хочу уже, — сбивчиво выдыхает русый, нетерпеливо ерзая на чужом возбуждении. Кстати о нем. Альбинос что-то мурлыкнул, обхватывая рукой такой же симпатичный член Бедо, чувствуя чужую дрожь от нетерпения отчетливее. — Не дразни.       Тонкий возбужденный голосок будоражит тело поэта, подстегивая к дальнейшему. Но сначала нужно подготовить ученого, как бы не хотелось уже приступить. Каэдехара вдруг одернул себя. Чем они собственно занимаются? Правильно ли это? Альбедо вопросительно смотрит на того. Такой открытый, возбужденный, желающий лишь его и готовый. Нет, ронин не может отказать этим глазам, этому человеку кем бы он ни был.       У альбиноса внизу живота все сводит и тот шумно сглатывает, потому что ученый облизывающий его пальцы в свете луны выглядит слишком эстетично и горячо. Жаль он не художник. Каэдехара шепчет тому всякие нежности, легкие пошлости, пока русый тихо стонет ему на ухо, приобняв за шею и прогнувшие в спине. Внутри ученого так жарко и влажно, что поэт не может не думать ни о чем другом, кроме как трахать ученого пальцами и вырывать из него новые стоны. Собственное возбуждение становиться не так важно, когда перед тобой есть зрелище получше. — Мх…пожалуйста, — сбивчиво просит Альбедо и альбинос не может больше мучать ни себя, ни того. Последнее, что было преградой, а именно полотенце на бедрах поэта, летит в сторону и плевать, что это чужое имущество.       Кадзуха удерживает чужие бедра, мягко насаживая, но нетерпеливый ученый дергает бедрами, насадившись слишком резко, вырывая из обоих тихие стоны. Ученый терпеливо ждет, прерывисто дыша и приспосабливаясь к новым ощущениям, пока поэт зацеловывает его шею и плечи. Дернув бедрами, Бедо покусывает губы, впиваясь пальцами в сильные плечи и двигается. Кадзуха в очередной раз жалеет что он не художник, потому что такое он бы хранил только для себя. Тяжело дышащий и такой желанный русый прямо на его коленях. Кто бы мог подумать, что гость из далеких краев такой очаровательный и развратный. — Еще. Пожалуйста, Кадзуха, — Альбедо и сам не знает чего хочет, двигаясь в размеренном темпе и прижимая к такому же разгоряченному телу ронина. Собственное имя с чужих уст в таком контексте звучит великолепно, но до жути смущающе, поэтому Каэдехара резко дергает бедра того вниз, входя еще глубже и слушая протяжный стон. — Да, там!..       Выгнув бровь, поэт продолжает насаживать на себя такое желанное тело, что так нетерпеливо отзывается на ласки. Покусывая, посасывая и зацеловывая, Бедо не мог точно сосредоточиться на ощущениях, четко чувствуя лишь огромное удовольствие, да подрагивая от его переизбытка. Слишком хорошо, даже кажется вода в источнике остыла по сравнению с горячей страстью, что они тут устроили. Кадзухи слишком много на него одного, пусть тот особо ничего и не делает. Ну как ничего, всего лишь толкается в него своим прекрасным членом. — Ты такой красивый, такой хороший для меня, — шепчет поэт тому на ухо, прикусывая мочку и вырывая очередной возбужденный скулеж.       Рука обхватывает член ученого, двигая в темп своим толчкам, да запоминая каждое выражение лица партнера. Кадзуха вновь зашептал на покрасневшее ушко различные пошлости. Альбедо что-то заскулил, вцепившись в чужие плечи крепче и с громким стоном кончил в чужую руку, сжав ронина в себе. Альбинос стиснул зубы, успевая выйти из такого манящего тела и кончить в воду. — Как ты? — тихо интересуется поэт, покрывая поцелуями личико уставшего ученого. Тот что-то невнятно пробормотал и отлепился от тела Каэдехара. — Понятно, я позабочусь обо всем, не переживай.       Альбедо поднялся с чужих колен, обтираясь полотенцем, Кадзуха помог ему дойти и одеться. Ронин довел ученого до их дома и взял того за руку, нерешительно мнясь. — Прекрасен лунный свет в тиши, но белоснежный лик Затмит его и лишь свободный ветер к его губам приник, — альбинос улыбается, заметив легкий румянец на чужих щеках и целуя тыльную сторону ладони русого. — Удачи на фестивале. — Удачи на фестивале, Кадзуха.