Двадцать девятая машина

***

      За машинным окном плывет тихая ночь. Дорожная часть занята быстро проскальзывающими машинами, от чего не удается сосчитать, сколько их всего проезжает. Но от этого даже больше хочется спать, чем заставлять работать свой мозг вновь на износ почти что в полночь. Сначала пролетели пулей две машины, потом ещё одна, грузовая вроде, а после какое-то время дорога пустовала. Эдду уже было конечно все равно, хотя попытка отвлечься была засчитана. До этого он успел оглядеть по сто раз салон дяди, взглянуть на напряжённую и взволнованную сестру, и только после этого ему пришла в голову эта мысль. Просто считать что-то. Не важно, главное забыться и не слышать чего-то из реальности. Возможно так и действовала липкая усталость, от которой никто не ускользал.       Проезжает ещё одна машина, а мальчик делает заметку в голове про введённый счёт. Девять машин плюс шесть встречных машин в городе. Эдд невольно мотает головой, оборачиваясь на все такую же сестру, что казалось, даже не шелохнулась с момента начала игры в «подсчитай-ка». Маленькая, уставшая от вечернего веселья, с пушистыми косичками, Молли, неотрывно глядела на дорогу. Её взгляд темных карий глаз скользил с лобового стекла на боковое, итак по кругу. Будто она кого-то или что-то отчаянно, но в немой тишине искала, каждый раз натыкаясь на темноту. Девочка до жути боялась темноты, особенно ночного мрака, спустившегося в шкафах и около кровати. Это была ее главной фобией, уж братец-то знал. Конечно он всячески старался помочь младшей справится со страхом и иногда даже получалось — младшая сестра умиротворёно засыпала под, будто защитным, взглядом брата. Мальчик всегда ей твердил, чтобы она не боялась никого, ведь он и Ракета обязательно её спасут, не смотря на какие-либо преграды. И действовало, правда, но в некоторых моментах.       Эдд вновь ловит взглядом машину. На этот раз она янтарного оттенка, как древесная смола, с тонированными стеклами. До ушей доходят приглушённые обрывки фраз, где дядя Феликс пытается себя подбодрить, всячески приговаривая «ну же, тряпка, соберись». Сбоку сидит все также Молли, сжимающая своими тонкими ручками предплечья, будто бы предпринимает одну за другой попытки разогреться. И не выходит, судя по её продолжительности действий. На приборной панели вырисовываются буквы, идущие в непонятной последовательности и собирающиеся в целые слова. И Эдд тихо и про себя читает. Название песни, которую он где-то слышал, вертится на языке, но он так и не вспоминает. То ли у отца в ресторане она играла, то ли в каком-то магазине с игрушками.       — Дядя Феликс, а мы скоро домой приедем? — мчится ещё одна машина, на совсем немного заглушая слова малышки. Подросток пытается не вникать в суть их мини-диалога, волей неволей ему удается вернуться назад и услышать пару реплик, относящихся именно к мужчине за рулём и самой девочке в розовой рубашке.       Эдд погружается в пучину дрёмы, на периферии насчитывая ещё три машины, последняя проезжающая цепляет взгляд. Хотя не только это вырывает из глубины собственной нереальной усталости.       — Дядя Феликс не считает машины. — сестра смотрит серьезно и как-то по-взрослому, отчего старшего нехило ударяет током удивления и ошеломления. Тихий шепот не нарушает третий голос. Мужчина покачивается на поворотах, но продолжает сохранять молчание. Насколько же его сестра была похожа на мать. Мальчик может только удивляться этому факту.       — Ты о чем, Молли?       — Он не считает их. Он их не видит. — в боковом стекле мелькает тень голубой грузовой машины. Теперь, цвет автомобилей не бьёт рябью в глазах ребёнка. Ту, что сейчас он заметил выглядит странно, хотя чистый покрас говорит о новейшем приобретении хозяина данной машины. Цвет этой машины приятный, словно гладь морская. — Эдд, он не ведёт счёт машин. Он пропускает их, ошибается.       Девочка, в глазах которой отражаются яркий свет от чужих фар, сдержала всхлип, вырывающийся наружу. По её щекам заструились горячие слезы, отчего малышка каждый раз вытирала их. Эдд, потянув на себя сестру, обнял и положив свою руку ей на макушку, погладил. Сердце безумно наворачивало круги, а глаза каждый раз натыкались на машины. Он не мог смотреть в стекло, усилием воли не хотел. Не хотел увидеть правду. Взглянув в зеркало водителя, мальчик взглядом нашел лишь прикрытые веки Феликса, от чего захотелось закричать. Но вместо этого ему удалось только издать беспомощный хрип, который даже сестра не расслышала. В горле застрял толстый комок с нервами, а в уголках глаз скопилась влага, зато машины за окном не переставали идти.       В поле зрения попадается ещё одна машина. Злосчастная и последняя, думает подросток, сжимая веки до красноты, лишь бы не видеть какая это «последняя» машина. Она массивная, думает мальчик, серая. Эта машина сможет нас убить? Сестра беззвучно плачет в его грудь, а что Эдд? Он молчит, только потому что видит, что машина была кое-где, но в какой-то степени красивой. Наверное из-за эмблемы на ее боковой стороне. Хотя разве это важно, когда на тебя летит махина и ты, даже если и ребенок, начинаешь осознавать только один и тот же вопрос. Двадцать девятая машина везучая?