нужен кто-то или не нужен никто

обнимать джуто не то чтобы приятно. просто очень хочется. сейчас. сейчас саматоки цепляется за него, как за последнюю возможность. он мог бы уже давно разбиться, упав прямо вниз с вершины своей проклятой гордости. мог бы навсегда ослепнуть, открыв глаза в облаке, собранного из выпущенного им за всё эти два чёртовых года сигаретного дыма. мог бы, наконец, пойти ко дну, захлебнувшись в море из своих «омерзительных», «абсолютно не мужских», не нарочно пролитых слëз. он мог бы убить себя. избавить свой внутренний мир от тоски, очистить свой разум от путаных, наполненных грязной тревожностью мыслей. но он не сделает этого: что-то продолжает держать его здесь. ...нэму? мечта о возвращении счастливого времени, где основные его составляющие — он и самое драгоценное, что у него когда-либо было? «внимательней, саматоки. тебе не нужна жизнь с нуля: жить бок о бок с прошлым — разве не главный твой принцип?» он сильно скучает. возможно, это тот самый случай, когда важные сердцу вещи кажутся именно такими, какими они и должны всегда казаться. он не посмеет. оставлять свою младшую сестрёнку — свою единственную семью — одну в этом большом, несправедливом мире будет для него сродни предательству. саматоки смешно. но он заботливо садит в себе эту мысль, словно саженец сакуры, наивно веря, что когда-нибудь в будущем настанет и их пора, в которой они вместе смогут почувствовать прежде незнакомую им нежность объятий цветущих ветвей вишнёвого дерева. дышать в шею ируме джуто не то чтобы необходимо. так просто легче. спадает какое-то мысленное напряжение, появляется слабый флëр на глазах. чужое тепло расслабляет: тело становится уязвимым, впервые за долгое время чувствуя себя в безопасности, дыхание — размеренным. вот только руки становятся чересчур непослушными. аохитсуги прижимается к чужим плечам намеренно, оголяясь измученной душой перед их хозяином, отвлекая. пальцы обеих рук ловко прокрадываются под уже давно не заправленную рубашку, исследуют горячую кожу спины, взбираются вверх по позвонкам. джуто, слегка охваченный мягким материалом дивана, сидит ровно, бездейственно, ловя каждый тяжёлый выдох и глубокий вдох у своих ключиц. не замечает, что иногда и сам выдыхает в ответ на обжигающий всё его плечевое сплетение воздух. жарко. две жемчужные прядки на макушке, похожие на росток, щекочут слегка влажный от пота подбородок и прилипают к нему. джуто пропах своим кожаным автосалоном. от его рук призрачно веет дорогим парфюмом. терпимо. его профессии подходят подобные запахи. но чего-то не хватает... саматоки не понимает чего. саматоки... у саматоки спирает дыхание. «как... этот ублюдок пахнет теперь?...» внезапная мысль разгоняет циркулирующую в предсердиях кровь по рукам — вечно холодные пальцы неожиданно быстро теплеют. он устаёт. от своих мыслей, жизни и неутолимой тоски. «по-другому. точно». саматоки продолжает дышать, но уже реже, глубже. ичиро бы никогда не смог пахнуть горьким кофе и бумагами из полицейского отдела. мог бы — липкой, сладкой колой, разлитой на свеженапечатанный том манги. от его воротника ни в жизнь бы не повеяло импортными сигаретами, а от его губ — до головной боли противным ментолом. ичиро бы ни за что не повторил запах джуто. точнее, это джуто никогда бы не заменил запах ичиро. саматоки запрокидывает голову, неосмысленным взглядом обводя лицо ирумы. последний, к слову, до сих пор ни о чём его не спрашивает, не спешит кричать на него с пеной у рта, требуя что-то объяснять. сегодня он необыкновенно сдержан и молчалив: лишь смотрит в ответ, понимающе «протягивая ему свою руку». времени не существует. сейчас. и не то чтобы очень хочется снова плыть по его течению: аохитсуги совсем потерял ему счёт. а ещё голову. кажется. губы саматоки мягкие и совсем не требовательные. приближаясь впервые за долгое время к другим, вместо привычных, они ловят хороший момент. хватают. соприкасаются. ответ на их решительность — проявление сострадательности. двоякие чувства. какое-то из них вызывает пустоту в груди. но саматоки не спорит: его губы действительно сильно отвыкли, поэтому в новой среде ещё только осваиваются; руки покидают горячую спину, не медля перебираясь к укороченным волосам на чужом затылке. «мало... не за что ухватиться...» саматоки удаëтся зарыться пальцами в тёмно-русые пряди только ближе к макушке и в пылу негодования слегка подпортить начинающуюся с неё имиджевую укладку. джуто на это беззлобно шипит, вовлекаясь в очередной поцелуй по не своей инициативе. сам он саматоки никак не трогает и ничего в отношении него не предпринимает, но не из принципа. сидит, упираясь чуть отставленными за спину руками об обивку дивана, и покорно отдаётся на благо чужого душевного успокоения. он не терпит. он помогает. и эта помощь не идёт ему в какую-то выгоду. а если и идёт, то он об этом даже не думает. саматоки нужен кто-то или не нужен никто? саматоки один или с кем-то? саматоки плохой или хороший? саматоки... этим вечером саматоки выговаривается, не произнося ни слова. делает это своим, не самым стандартным способом. в этот вечер джуто проникается чуждой ему чужой откровенностью, но понимает важность этого выбора. и принимает его. в трудный период жизни каждому человеку хочется иметь возможность спрятаться за чью-то спину. хочется поплакать на чьëм-то плече, поделиться с кем-то своими мыслями. иногда эта потребность показывает слабость, необходимость в опеке или защите, иногда — силу духа и решительность идти с ситуациями подобного рода на контакт. какой из этих двух случаев происходит сейчас? трудно сказать. вопрос остаётся открытым: саматоки нужен кто-то или не нужен никто? саматоки не говорит о своих проблемах словами. ему не нужна защита. и он не слаб. просто сегодня совсем не тот день, чтобы что-то кому-то доказывать.