и был вечер, и было утро

Сон покинул Бай Чжу как-то неожиданно, звук чужого глубоко дыхания, ощущение шелка тёплой простыни, льнущего к коже, и смесь самых разнообразных запахов обрушились на него и окончательно выдернули из дремы. Тело, казавшееся таким легким какое-то мгновение назад, вмиг отяжелело. Со сна плоть ощущалась чем-то лишним и непривычным, теснящим все его естество. Ему нужно какое-то время собраться с силами, прежде чем открыть глаза, а открыв, промаргивается и близоруко щурится. Он не пытается сфокусировать свой взгляд на чем-то конкретном, комната мутными пятнами растекается, в какую-то картину не складывается совсем, будто никогда формы и не имела. Бай Чжу переворачивается набок с тяжёлом вздохом, тело совсем непослушное, слишком шумное, с болями по суставам и тускнеющим зрением. Он стареет, но это его нисколько не пугает. Стареть приятно, когда душу не тяготит груз сожалений и неоконченных дел. Бай Чжу давно оставил позади все, что только мог оставить. Под его кожей древнее могущество больше не течёт, стихия к нему все еще тянется молодыми ростками, набухающими почками и многолетними ветвями, но то лишь отголоски былого, нынче далекого и ,по правде говоря, такого лишнего сейчас. В город контрактов Бай Чжу вошёл с пустыми руками, даже имён своих не прихватил, и как оказалось после, не зря. Город контрактов дал ему новое, забавное имя. Это имя бывший архонт делит с лекарственным растением, корень которого используется для лечения всяческих хворей, однако в народе также бытует мнение, что чудодейственные свойства растения помогают замедлить старение. «Ты мне душу молодишь»,— вот в этом и была шутка. Чжун Ли ещё спит, его грудь мерно поднимается и опускается в глубоком дыхании. Он — живое воплощение умиротворения и покоя. Опустившись к нему так близко, что щекой ловит чужое дыхание, Бай Чжу может разглядеть углубившиеся морщины под глазами, у уголков рта и ,кажется, чуть-чуть намечается на лбу. Кожа потеряла былую упругость и стала суше, а раньше — светилась здоровьем. Чжун Ли стареет тоже и за его старением интересно наблюдать. Их лица не менялись тысячелетиями, а теперь с каждым новым днём становятся все более неузнаваемыми. Время, ранее будто замороженное крио элементом, возобновило свой бег, да так стремительно, что за ним уже не поспеть. На лице Бай Чжу морщин не меньше, в его волосы тонкими юркими змейками проскользнула седина, свою зоркость потерял взгляд, однако переживает изменения не только тело, его ум тоже старится. Мысль, когда-то такая острая и быстрая, теперь течёт будто бы еле-еле, совсем лениво и без всякой спешки. Некоторые вещи он начал забывать, а ведь раньше такого с ним никогда не случалось. Как-то раз он забыл про оставленный чайник на огне и вся вода из него выкипела, но произошедшее нисколько мужчину не расстроило, только позабавило. Подобные случайности забавят и до сих пор, особенно когда их жертвой становится Чжун Ли, а с ним это происходит часто. Память бывшего гео архонта стала из раза в раз подводить своего хозяина, особливо если в деле замешана мора. Забывать не страшно, по правде говоря у Бай Чжу совсем нет таких воспоминаний, за которые он бы цеплялся. Все бы до единого отпустил и ничего бы не потерял. Да и зачем они ему, когда стоит мужчине взглянуть на это спящее лицо, сердце снова совсем как юное заходится. Удивительно, но только сейчас, на склоне лет, ему по-настоящему начинает казаться, что впереди у него все время мира, хотя это совсем не так. Просто торопиться больше некуда, некуда бежать и ни чьи судьбы вершить не нужно. Свободнее всего Бай Чжу ощущает себя в оковах стареющего тела и когда он встречается взглядом с янтарем чужих глаз, он понимает, что их хозяин свободен тоже. Чжун Ли улыбается, нежно оглаживает его щеку своей чуть дрожащей ладонью и хриплым со сна голосом желает доброго утра. Он пытается лечь поудобнее, чтоб лучше видеть Бай Чжу, но только жалобно стонет. — Любовь моя, кажется я себе что-то потянул. Бай Чжу с тихим смешком кладёт свои ладони на мужскую спину, гладит, ловит каждое ее вздрагивание, сосредотачивается на чужом дыхании и пускает волну целительной энергии, облегчая боли. Старение — это нелегко. Иногда они переживают не лучшие дни, весь вес прожитых столетий неподъёмным грузом давит на плечи, соблазн наглухо замкнуться в себе слишком велик, а сердце тоскует по чему-то неопределённому. Может быть по не знающим усталости ногам или по не изнывающим в дождливые сезоны суставам, а может по чему-то иному совсем. В такие дни они проводят какое-то время в одиночестве. Побыть наедине с собой и привести душу в порядок порой необходимо им обоим. Бай Чжу уходит в горы, поначалу злится на своё тело, потому что путь с каждым разом даётся ему все труднее, но после пары часов в компании стеклянных колокольчиков и цветов цинсинь, он успокаивается. Растения умеют утешить и всегда подбирают только правильные слова, но далеко не каждый способен разобрать в их тихом шуршании речь. Для Бай Чжу всякий росток поёт и этот стройный хор миллионов голосов оборачивает его словно в плотный кокон. Как от всего остального мира прячет, так и от него самого. Когда сознание очищается от назойливых мыслей о том, что было бы если бы он поступил иначе, он чувствует себя измотанным и нуждающимся в тёплых объятьях, а потому возвращается домой. В свои нелегкие дни Чжун Ли берет на работе отгул и остаётся дома, благо каждодневное присутствие консультанта в похоронном бюро не является необходимостью. Он заваривает чай так, как заваривал его в таком далеком прошлом, что на свете почти не осталось существ способных его помнить. А он остался и он его вспоминает. Травяной запах чая наполняет собой комнату так густо, что ничего кроме него вдохнуть становится невозможным. В доме тихо и пусто, Бай Чжу и Ци Ци проводят день в Хижине Бубу и ему никто не мешает. Его мысли обращаются к тем, с кем он обошёлся жестоко, кого не смог уберечь или кому не смог помешать. У каждого свои неудачи, просто в его жизни их было несколько больше, чем у любого жителя гавани Ли Юэ. Чжун Ли вспоминает каждую пока он это ещё может и мысленно извиняется перед всеми, перед кем в его сердце ещё жива вина. Когда его семья возвращается домой, чайник уже давно пуст и Чжун Ли ставит на огонь новый. К этому времени он снова научился себя прощать и дышится ему в разы легче. Бай Чжу дарит ему привычный поцелуй в щеку, какой дарит каждый раз перед любой разлукой и после неё, а Ци Ци начинает недлинный рассказ о том, как прошёл ее день. Чжун Ли внимательно слушает, задаёт пару уточняющих вопросов и предлагает помочь ему в приготовлении ужина, девочка в помощи не отказывает. — Иногда мне кажется, что я теряю тебя. На город уже давно опустилась ночь, однако им с балкона прекрасно видно, что Ли Юэ совсем не спит. Кажется, это место сна никогда не ведало и будто бы даже и помыслить не может о его существовании. Бурлит неугасающей жизнью, по утрам — строго распланированные списки дел, ни секунды свободной, ночами — списки увеселительных заведений. Если ты живешь в Ли Юэ, то должен успевать во всем. — Отчего? Я же всегда рядом, — Бай Чжу сильнее кутается в наброшенный на плечи халат, вот только тонкий шёлк совсем не спасает от ночной прохлады и мужчина теснее жмётся к чужому горячему телу. — Каждое прожитое мгновение словно отнимает тебя у меня по кусочку,— Чжун Ли оглаживает большим пальцем его щеку и проходится им по морщинке, — И так кусочек за кусочком тебя все меньше и меньше остаётся в моих руках. Небо над гаванью зависло звездное-звездное, многоглазое каждым своим светилом за ними одними подглядывает, как жаль, что Фанет не наделил его слухом, хранило бы в себе миллионы чужих тайн. А так глядит только, впивается жадно взглядами, а о происходящем ему остаётся только гадать. —Однако,…— Его рука сползает с лица Бай Чжу к шее, нежно ведет по ней и совсем отстраняется, чтоб заключить в себе чужую ладонь. Ладонь Чжун Ли тянет к своим губам для чувственного поцелуя и стоит какое-то время крепко прижавшись к сухой коже. На ощупь совсем как из бумаги, а пахнет горькими лекарственными травами,—…порой мне кажется, что я ,наоборот, обретаю тебя. Он проходится поцелуями по каждому пальцу и чуть дольше задерживается на запястье. Ловит губами пульс и замирает снова. Чужая жизнь бьется прямо здесь, да такая хрупкая, какой еще никогда не была до этого. —Только со смертностью ты смог оказаться так близко ко мне, раньше тебя столько всего уводило,— Чжун Ли отпускает ладонь и заключает чужое тело в объятья, утыкается носом в место, где шея перетекает в плечо и глубже вдыхает родной запах. Его совсем ведёт, то ли хитрая ночь разум туманит, то ли что-то возрастное ещё не понятое, а может это просто Бай Чжу. —И я счастлив быть с тобой,— Мужчина гладит бывшего гео архонта по спине и целует его в висок. Распущенные волосы так и манят окунуть в них пальцы и Бай Чжу не отказывает себе в этом желании. Рыжие концы едва заметны в лунном свете, но ярко выделяются поседевшие волоски. Тонкими паутинками будто совершенно случайно угодили в темный мёд, подуй слегка — унесутся прочь. Старость — это безусловно закат. Просто судьба распорядилась так, что все яркие краски дня они пережили в дали друг от друга, и если вечерняя заря — это единственное, что им осталось, то они нисколько не расстроятся, ведь это больше, чем каждый из них мог мечтать. «Все трудности тысячелетий долгой жизни стоили того, чтоб провести десяток с тобой»— шепчет мужчина в чужие губы прежде чем подарить им поцелуй.