Утешение

      Крупные капли воды беспрерывно и суматошно брызгались о черепицу крыши, громко постукивая и раздражая местных жителей своим монотонным звучанием. За окном дождь все шел плотной стеной и лил безостановочно еще с рассвета, не давая и возможности вылезти солнечному диску из-за сиренево-серых густых туч. Деревья жалко прогибались под хлестким ливнем, насыщаясь последним обильным дождем, прижимая к себе свои тоненькие ветви и переглядываясь друг с другом. На улице ни единой души — люди не горели желанием выходить из теплых домов, а тем более мокнуть в такую погоду. Она уже пару месяцев навевает унылую тревогу на небольшой городок под названием Дерри, разочаровывая своей сырой, блеклой и до отвратительности апатичной атмосферой. Вряд-ли кто-то бы отважился идти и мокнуть до костей под ледяной водой, хотя всему находилось исключение, как и здесь. В лице Ричарда Тозиера, паренька, больше смахивающего на большого лягушонка.       По лужам шлепал долговязый парнишка, в очень быстром темпе прыгая по ним, от чего брызги луж летели в разные стороны. Он промок до ниточки: начиная с мокрых прилипших к лицу темных волос и заканчивая грязными кедами и носками, обляпанными грязью из-за спешки. Футболка с потертым принтом любимой панк-группы прилипала к телу и выделяла худощавое телосложение. Шорты тоже облегали, но не так дискомфортно, как верхняя одежда. Парнишка тянет руки к лицу и придерживает оправу очков с толстыми линзами, дабы они не съехали с мокрого лица и не упали на асфальт, разбившись. Обветренные губы приоткрываются и судорожно хватают воздух, выдыхая теплый пар. Ледяная вода заставляет поеживаться слегка и ускорять темп бега до такой степени, что в легких начинает саднить. Внутри все горело от жара, а снаружи кожа покрывалась мурашками.       Темноволосый останавливается и сгибается, опираясь на собственные колени и впиваясь пальцами в кожу, он тяжело дышит, еле переводит дыхание и откашливается, затем приподнимает взор с влажного асфальта к дому, у которого остановился, и выпрямляется. Крупные капли воды текут с волос по бледному лицу, по острым скулам, по шее и впитываются в и без того мокрую одежду.       Перед ним возвышался на отсыревшей траве осоки дом, стены которого давным-давно были окрашены желтой краской, обшарпались пару месяцев назад на знойной жаре и побледнели, уныло глядя на выдохшегося парнишку, словно пытаясь приободрить. Антуражные, вырезанные набитой рукой ставни плотно закрыты, а стекла окон с несмываемыми разводами молча глядели с высока. С водосточной трубы под крышей шумно бежал ручей, стекая в канализационный канал. Дернувшись из-за упоминания канализации, темноволосый ступает скорее к деревянному крыльцу домика и чуть не теряет равновесие из-за того, что нога предательски соскальзывает со ступеньки, но встает уверенно и не падает, к счастью.       Он мнется на месте, оставляя под собой мокрую лужу, мотает головой, брызгая по сторонам водицей, и наконец тянет руку к двери, постучавшись ровно три раза, что было многозначным для хозяина дома. Холод обволакивает в свои объятия, отчего тело бросает в озноб, и парень поджимает губы в ожидании, глянув в ближайшее окно и заметив там силуэт ровесника, который быстро скрывается. «Ха, будет весело, если не откроет», — проносится в голове. Но напротив — звук поворота замка и открытия двери отвлекает от своих мыслей. Массивная дубовая дверь распахивается, в проеме которой стоял ошарашенный подросток с золотисто-каштановыми кудрями, друг его, Стэнли Урис.       Он приходит в себя, хватает чужую ледяную руку в свою горячую ладонь и затаскивает в теплый дом. Темноволосый виновато улыбается, слегка огорчившись, когда его руку отпускают, и глядит на чужое хмурое лицо. Второй же отворачивается и закрывает спешно дверь, затем оборачивается, тяжело вздохнув, и скрывается за стенами дома, оставляя наедине с самим собой темноволосого, который снимает грязные кеды и дальше коврика с надписью: «Добро пожаловать», не уходит, дожидаясь кудрявого.       — Ричи, ты идиот. Зачем в такой ливень через пол-города ты вообще пришел ко мне? Ты ведь сляжешь с лихорадкой на неделю, — слышится негромкий, но ясный и твердый голос парня, а затем и сам обладатель этого голоса появляется в коридоре, неся под подмышкой махровое полотенце болотного цвета и протягивая его темноволосому, — Ох, Боже, за что мне эти муки…       — Ну, Стэн-Супермен, не сердись. Я ведь бежал о-очень быстро, со мной все будет в порядке. Тем б-более бежал я к тебе, а ты тут ворчишь! Лучше поставь чайник и накрой шведский стол своему самому лучшему другу, Ричарду, — губы зябко дрожат, но он благодарно принимает сухое полотенце в руки и пытается хоть как-то избавиться от влаги и сырости, высушивая волосы и стирая воду с одежды, затем вытирая линзы очков и моргая долго.       Собеседник его устало вздыхает и осторожно берет влажное полотенце, подзывая Ричи за собой в ванную и прося попутно быть тише, ибо на втором этаже отдыхает его мать. Он прикусывает внутреннюю сторону губы и продолжает идти, молча сжав пальцы на ткани полотенца и вслушавшись в следующие оправдания парнишки, которые были высказаны громким шепотом. Кудрявый заворачивает к двери ванной комнаты и открывает ее, пропуская внутрь приятеля и закрывая за собой дверь.       Он прикладывает указательный палец к искусанным губам, мол, не шуми и не болтай много, и осторожно складывает полотенце, убирая его в корзину для белья. Парень вытаскивает из шкафчика еще одно, но сухое, аккуратно кладет на полку и шепчет темноволосому: «Сейчас я поднимусь за одеждой. Набери пока себе горячую ванну и сразу забирайся. Если не согреешься, точно схватишь завтра горячку». Ричи активно кивает, вновь поежившись, но виду, что ему холодно, не подал и стал ждать, пока его кудрявый друг вернется. Стэн же выходит из ванной и быстрым шагом поднимается по деревянной лестнице, подходя к двери своей спальни и отворяя ее.       В комнате подростка всегда было до тошноты чисто. Парень по нескольку раз вымывал полы в комнате, вытирал пыль, выполнял влажную уборку раза три в день, сортировал свои книги и энциклопедии про птиц и про орнитологию по цвету, по алфавиту, по размеру. В общем делал так, чтобы ничего не мозолило глаз своей неидеальностью. В его жизни не должно быть ничего, что мешает его идеалам, не должно быть ничего, что раздражает и ломает его идиллию, не должно быть. Но почему-то исключением становится взбалмошный парнишка Ричард Тозиер со своими причудами, со своими глупыми шутками, со своими глупыми очками, со своей гиперактивностью и тягой к приключениям на свою задницу.       Удивительно, что уравновешенный Стэнли терпит этого балабола и всегда умеет наладить с ним контакт. Их странный, контрастный и по-забавному неразлучный дуэт: спокойный, не красноречивый Урис и болтливый, веселый Тозиер. Каштановолосый тяжело выдыхает и оседает на кровати. И как он только умудрился найти себе в качестве лучшего друга такого балбеса, который хотя бы пытается сохранить рассудок Уриса и поддержать своими нелепыми анекдотами.       Отвлекаясь от собственных размышлений, он быстро встает с постели, подходит к деревянному шкафу и без труда вытаскивает подходящую для приятеля одежду: чистую, идеально выглаженную, с более-менее приближенным к любимому стилю одежды Ричи, а если точнее, то свободную футболку, да и шорты по колено. Урис аккуратно поправляет стопку остальной одежды и закрывает дверцы шкафа, выходя в коридор и спускаясь вниз. «Хоть бы ничего не натворил, пока меня не было», — он открывает дверь ванной с этой мыслью и останавливается в проеме, хмуря в недоумении брови и пытаясь переварить увиденную картину.       Ричи разваливается по-хозяйски в ванной, наполненной горячей водой практически до краев, что плескалась уже на пол, преспокойно открывает мамин дорогой гель в ванну и бултыхается в воде, благо та покрыта пеной. Стэн прикрывает глаза, уже предвидев, как матушка его будет отчитывать за это, расскажет отцу, а тот, в свою очередь, устроит из-за этой мелочи нехилый такой скандал.       Парень, закрывая дверь, подходит к ванне и дает легкий подзатыльник товарищу за то, что небрежно купается и ведет себя так в гостях. «Ричи, меня прибьют. Положи на место этот гель, пожалуйста», — кладя одежду для того рядом с полотенцем, проговаривает Стэн и поднимает мокрую одежду, брошенную Ричардом небрежно на пол, подходит к белоснежной раковине, чуток закатив рукава, и выжимает ткань, чтобы та быстрее высохла, а после вешает осторожно на сушилку и оборачивается к другу, поправляя нервно рукава хлопчатой рубашки, из-под коих едва виднелись уродливые царапины.       — Чего пришел-то? Не думаю, что только ради бултыханий в воде. Ну если только ты заранее планировал помучить меня и заставить прибираться еще и за тобой, — он опирается осторожно бедром на раковину и прячет руки за спиной, сцепляя их в замок, пока Ричи встрепинается, всплеснув еще раз водой от собственных резких движений, и растягивает лыбу, обнажая свои все тридцать два зуба.       — Наверное, только ради этого, ха! Ой… По правде говоря, — улыбка мгновенно спала с лица, и парнишка стал серьезнее, даже перестав плескаться водой и став говорить намного тише, словно кто-то мог их услышать, — Ребята из клуба стали напряженнее. Все осторожно намекают на то, что, э-э, клоун… Не погиб. Я, конечно, не боюсь его, но вы, наверное, как девчонки, уже наложили бы в штаны. И-и сегодня, когда я торчал в игровом клубе, заметил гребаные лаги в одном из автоматов, поэтому, стремглав, бежал к своему самому близкому, лучшему и хорошему другу в первую очередь.       Пока Тозиер ведет свой монолог, жестикулируя руками, иногда вставляя неуместные шутки, Стэн замирает, сжимая пальцы до побеления. Это то, что в первую очередь не хотел услышать парень. До безумия. Он кусает и без того истерзанные губы, не вслушиваясь в последующие слова друга, потому что неприятное ощущение отвлекает и обволакивает тело полностью.       После того, как они «покончили» с Пеннивайзом, Урис долгое время не мог прийти в себя, нервничал до жути, отстранился от всех друзей и кардинально изменился, настораживая своим поведением всех близких и знакомых. Пришлось бороться с собственными страхами в одиночку, а затем уже делать вид, что все в порядке, чтобы не быть гиперопекаемым. Фобия картин до сих-пор волнует парня, зависимость к увечьям, чтобы чувствовать себя живым и не потерять рассудок, все еще остается с ним, а страх того, кто сломил его, все еще гложет того.       Стэн мог перетерпеть все: рукоприкладство отца, самые жестокие наказания, глубокие раны, чертовы картины в доме — но не возвращение клоуна. Он предчувствует, что станет одним из тех, кто оставит ребят из-за своего жалкого страха лицом к лицу с клоуном, и боится. Винит себя за свою трусость и жалость, но все же страшится. Парень иногда перестает чувствовать и различать грани меж кошмаром и реальностью, но быстро приходит в себя. Однако если он столкнется с клоуном, не станет сражаться с врагом так же героически, как Билл, так же смело, как Беверли, так же умно, как Бен, так же ловко, как Майк, так же уверенно, как Ричи, так же отважно, как Эдди. Не сможет. Он слабак и трус, который сбежит в первую же очередь.       –… Поэтому надо провести собрание неудачников в ближайшее время… Эй, Стэн! Ты меня слушаешь? Я тебе толкую, толкую, а ты пялишь в стену угрюмо, — пытается привлечь чужое внимание Тозиер, брызнув совсем легонько в собеседника водой, который, в свою очередь, рефлекторно жмурится и отворачивается, вжимая голову в плечи, чтобы пенная вода не попала в глаза и на лице вообще, а сам озорник снимает свои очки и кладет их на скользящую поверхность керамической ванны.       — Черт, Ричи… Не плескайся! Слушаю я. Все в норме. Эм-м, я даже не имею понятия, Рич… Просто странно все это. Ты уверен, что тебе не померещилось это? Мы собственными глазами видели, как… Избавились от него. Гм, давай лучше обсудим это позже. Заканчивай с водными процедурами и вылезай, позови потом, чтобы я прибрался за тобой, — отмахивается он от разговора и отходит от раковины, удаляясь из комнаты, пока сам Ричи дует щеки и поправляет свои мокрые волосы, заныривая под воду, чтобы всполоснуться от пены, еще больше расплескав воды.       Урис вздрагивает. Мелко и робко. Чего только стоили ему воспоминания о своем кошмаре? Все казалось длинным, долговечным сном. До такой степени ужасным, что в горле появлялся ком, и чувствовался привкус утреннего завтрака, смешанного с поджелудочным соком, обжигающий и горчащий гортань. Казалось, вот, ещё немного до рассвета, и парень вскочит с мятой постели, почувствует, как по виску стекает холодный пот крупными каплями, почувствует, как ночная рубашка прилипнет к спине, пересчитывая позвонки, почувствует, как страх станет отступать. Но жданного рассвета так и не появлялось, сколько бы времени не утекло.       Руки начинают вновь трястись, но не так сильно, как тогда, когда обычно худощавый еврей стоит в тусклой ванне, глядит в зеркало, забрызганное водой и разводами от капель, и держит в правой руке пластину лезвия, рассекающую своей тонкой остротой кожу ладони. Настолько жалким становится его отражение, что руки трясутся от злости и обиды, от непонятного чувства накатывающей тревоги, что воет в голове громкой сиреной, которую можно заглушить лишь грубым, резким движением руки с злосчастной пластиной чуть ниже груди, где едва выпирают ребра, и виднеются белые, такие бледные и жалкие шрамы.       И тогда жгучая боль отрезвляет, заставляет вернуться в мир и взять в себя в руки, словно крича юноше: «Ты только погляди на себя в зеркале! Такая мерзость. Что ты делаешь с собой?». И Стэн робко ослабляет хватку, отчего лезвие с звоном падает на дно ванны, стучанием раздаваясь в голове, словно эхо. И Стэн судорожно обрабатывает свои глубокие порезы, смывает кровь и поднимает окровавленное лезвие. Он всегда зализывал свои раны в одиночестве и оправдывался самому себе, что самобичевание только поддерживает его с реальным миром и возвращает к реальности.       Жалкий, жалкий, жалкий. Ах, как устал его разум от этих слов. Стэн мотает головой и поднимает взор с пола, вглядываясь в металлический корпус чайника, который поставил минутой ранее, который гудел и выдыхал клубы пара, как паровоз. Отражение в покрытии так исказилось, что даже напомнило ту страшную картину в кабинете отца, и парень от этого осознания передергивается, отворачиваясь от чайника и подходя к шкафу, что висел в другом углу кухни.       Парень останавливается у стола и берет табурет, дабы было проще дотянуться до навесного шкафа, тащит его до стены и ставит аккуратно перед ним. Он встает на шаткую табуретку, удерживая равновесие и более не обращая внимания на покачивающиеся ножки стула. Открывая дверцы шкафчика, Стэн ощущает, как ноздри слегка щекочет от пряных и ярких запахов чайных трав, и морщится, потерев нос неосознанно. Кучерявый хмурит брови, окидывает взглядом имеющие травы, затем тянет руку, другой цепляясь за ручку дверцы, и, как назло, табуретка еще больше начинает покачиваться, грозясь рухнуть на пол в тотчас же.       Парень поджимает губы и хватает фольгированный пакет чая с аккуратно приклеенной бумажкой, на коей красовалась надпись: «Зеленый чай. Мелисса», молясь, чтобы шаткий стул не развалился под его весом, но, видимо, сам Господь бог не хотел слушать парнишку, и табурет выскочил из-под ног, отчего Урис полетел на пол, жмурясь так сильно, что даже в темноте начали прыгать зайчики.       Вот-вот парень бы упал и повредил бы себе, наверняка, копчик, но что-то остановило возможную травму и падение. Точнее кто-то. Ричи, с все еще влажными волосами, до конца не высохший, с такой же влажной одеждой, что слегка прилипала к худому телу, вовремя подоспел и поймал товарища. Стэнли открывает глаза лишь тогда, когда удостоверяется, что не шлепнулся на паркет, а затем недоуменно глядит на темноволосого, приподняв брови в удивлении.       — Ну и ну, кажется, Стэн вовсе не Супермен, — Тозиер не упускает возможности проговорить очередной каламбур, улыбаясь во все тридцать два и приподнимая голову, чтобы без рук поправить очки, съезжающие на кончик носа, ибо руки заняты тем, что держут рыжеволосого, не совсем удобно конечно, но бережно и осторожно, как жених невесту, — Аккуратнее, Стэнли, неужто такой храбрый и уверенный, что не сломаешь себе позвоночник к чертям? Хэ-эй, чего так смотришь? Ты, конечно, не моя невеста, но, мпф-…       Парень не успевает договорить, как Урис фыркает и ладонью чужое лицо отталкивает, спускаясь и отстраняясь от товарища. Он никогда не любил тактильных прикосновений и всего прочего, поэтому только из уважения к другу терпел излишние касания. Стэн поправляет свою задравшуюся рубашку, поправляет рукава и глядит в глаза Ричи. Все такой же улыбчивый, приятный и волнистый, только вот смотрит с толикой волнения и печали.       Парень проговаривает сухое: «Спасибо», и убирает табуретку с подкошенными ножками в сторону, подходя к плите, на которой закипал чайник и противно свистел. Тозиер беспечно разместился на более крепком стуле, облокотившись на стол локтями и подперев ладонями лицо. Урис же выключает огонь и тянется к железной ручке чайника, впадая в свои раздумья и не замечая, как железо обжигает ладонь.       Понимает он это только тогда, когда заливает кипяток в белоснежные, трепетно вымытые чашки, но не отдергивает руку и только хмурится. Урис терпит, доливает в чашки воды и ставит чайник преспокойно назад, сжав правую ладонь в кулак. Неприятно, но терпимо.       Ричи со скукой разглядывает кухонку, что видел не раз и, наверняка, мог по памяти перечислить, где находится идеально начищенные кастрюли, где стоит черный холодильник с гладким покрытием и с чистыми полками, где лежат крупы в идеальном порядке. Все было до странности порядочным и чистоплотным в семье Урисов, как считал Тозиер, ведь у самого в комнате творился бардак, а сам парень не был из чистюль. Вздохнув, он поднимает взор с салфеток и глядит на приятеля, что замер у столешницы, слегка понурив голову.       — Стэн, ты чего там завис? Вроде, чай заварить не так уж и сложно, — рука скользнула на стол, и пальцы начали постукивать в своеобразном такте, видимо, паренек волнуется за товарища, — Э-эй, не молчи. Что-то случилось? Ты сам не свой, дружище. Даже я уже начинаю переживать, — он встает с места и останавливается на полпути к тому, опешив.       Стэн мелко подрагивает, уже не стараясь скрывать накатившую панику, что так умело перекидывает из спокойного состояния в такое, в котором невозможно рассуждать логично и нормально. Пальцы бессильно разжимаются и хватаются за край столешницы. Он ссутулится больше, и отросшие локоны волос прячут мокрые глаза.       Ему жутко стыдно, но рыжеволосый настолько устал от своих мыслей, что попросту сдается. И пусть Ричи сейчас начнется смеяться над ним. И пусть он будет говорить, что Урис жалкий слабак. И пусть сам Стэн то тряпка. Но он устал. В горле сухо, подкатывает тошнота, желудок словно сворачивается в комок. Тозиер приоткрывает рот, чтобы хоть что-то выдавить из себя, но не может, и лишь подходит молча. Он никогда не видел Уриса таким.       «Извини», — проговаривает сухо и кратко Стэнли дрожащим голосом, таким хриплым и тихим, и Ричи вновь останавливается в двух шагах от того. Сердце неприятно сжимается, и кошки начинают скрести на душе у темноволосого. Он осторожно кладет ладонь на чужое плечо, понятия не имея, как поддержать товарища.       Ричи умел общаться с громкими и шумными людьми, умел общаться с тихими, умел поддерживать разговор и находить общий язык, но поддерживать вовсе не умел. Не его это фишка. Он не знал, что мог сделать, чтобы Стэн так не трясся и не был на грани истерики, поэтому аккуратно убрал руку с плеча кудрявого и обнял того со спины. Просто обнял. Обхватив чужие бока осторожно, но весомо. Рыжеволосый вздрагивает только из-за неожиданности и дал волю слезам. Ему вовсе не страшно, что на кухню могут зайти родители и не понять сией картины. Ему страшно, что Ричи отпустит его.       — Все хорошо, чувак. Все-е будет хорошо, я рядом, — темноволосому не менее страшно, чем рыжеволосому, но он старается унять чужую дрожь, — Я всегда рядом. И всегда буду. Правда, я не знаю, что говорить в таких ситуациях, но все будет хорошо, я уверяю. Мы справимся. Мы с тобой справимся, обещаю, клянусь, чувак.       Стэн жмурится, горячие крупинки слез текут по худым скулам, стекают по подбородку за воротник. Глаза жжет, веки неприятно пухнут. Он кусает губы настолько сильно, что металлический привкус крови оседает на языке, смешивается со слюной, чтобы всхлипы не срывались с уст, чтобы в очередной раз не показаться слабым. Шмыгает носом и кладет руки на тыльные стороны ладоней Тозиера, сжимает их, словно ища спасения и помощи от него.       Ричи, не способный на такие тактильности, лишь кладет голову на чужое плечо и прижимает того к себе, мол: «Смотри, я рядом, все хорошо». И это действие смутило обоих, ибо казалось слишком близким, слишком интимным и странным, но не настолько отталкивающим, чтобы отскочить друг от друга в тотчас же.       — Не думаю, что это время для таких слов, но… Ты всегда можешь обратиться ко мне. Я дорожу нашей… Дружбой, и тобой. Ты самый ценный для меня человек, хах, поэтому я всегда буду на твоей стороне. Всегда буду защищать тебя от всяких утырков-клоунов, — прикрыв веки, признается Ричард, — Тебе плохо, я знаю, но ты только разреши, я всегда буду помогать тебе.       Урис заливается слезами и все же всхлипывает бессильно из-за чужих слов, таких трепещущих и ласковых. Он разворачивается и глядит стеклянными глазами на парня, резко притянув его к себе и обняв крепко, сжимая ткань футболки пальцами товарища. Неожиданно для обоих, но Тозиер кивает и обнимает в ответ его, поглаживая по спине Уриса. Взаимно ли все это — сейчас неважно.       — Ха-а… Ричи, ты… Конечно, бываешь тем ещё придурком и балбесом, твою ж. Но. Я тоже тобой дорожу и люблю тебя. Не говори ничего лишнего сейчас, прошу. Дай просто-о выплакаться, — он поднимает голову и смотрит в темные глаза, наполненные удивлением, сам же выглядит беспомощным и вымотанным.       Ричи ошеломлен. В который раз. Коротким признанием близкого друга. Друг, который выглядит отстраненным, молчаливым и равнодушным, сейчас плачет и судорожно прижимает к себе темноволосого. Друг, который натерпелся не меньше остальных членов клуба. Друг, который держал в себе столько дерьма, в отличие от Тозиера, который лишь забил огромный болт на свои переживания и задумался об этом только сейчас.       Кудрявый тяжело вздыхает и притягивает лицо товарища к себе, небрежно, но ласково и мягко целуя искусанные губы Уриса, что замирает и, помешкавшись, отвечает на поцелуй также неумело. Сейчас не нужны никакие слова, не нужны никакие излишние действия. Сейчас есть только двое парней, усталых от самих себя и ищущих утешения в друг друге.