Лепестки моей любви

Еще одна веточка гвоздики ломается и летит на пол, как же эти цветы его бесят… Серёжа с каждым днём все больше злится и начинает ненавидеть, нет, не своего соулмейта, который по всей видимости шлюха, а себя за то, что ничего не может сделать, чтоб прекратить это. Он мало знал о соулмейте лишь то, что цветы впервые появились вначале января, значит не так давно он встретился со своей родственной душой. Желание найти ее как можно скорее и запихать эти злосчастные цветы по самые гланды виновнику цветочной боли росло с каждым новым корешком на теле. Единственным возможным и желанным кандидатом на роль своего соулмейта Жожо выдвигал Ваню. Он давно нравился ему: каждый раз при их встрече кудрявый чувствовал тех самых бабочек в животе, хотелось безудержно улыбаться и быть ближе, даже через монитор, этот светлый паренёк дарил ему счастье и уют. Если верить словам Вади, именно это испытывает человек, когда встречает предназначенного ему судьбой. Но в голове Сережи никак не могли уложиться два факта: как его Ванюша, который от одного пошлого слова в свой адрес начинал краснеть похлеще созревшего помидора, мог трахаться с кем-то по несколько раз в день, и ещё, по мнению Жожо, Ване никак не подходила гвоздика, скорее ромашки или же тюльпаны, но не эти могильные цветы… Серёжа долго мучился, но наконец решился рассказать о цветах Ване, чтобы наконец-то узнать соулмейты они или же нет. Его признание произошло в клубе. Туда было приглашено много известных стримеров и блогеров. Конечно же там был половинчатый, но не смотря на это Ваня предпочёл компанию Жожо и Амины. Когда уже все были под нехилым градусом, кудрявый смог перебороть свой страх и позвал Ваню в туалет на разговор. Они закрылись в кабинке, стоя напротив друг друга. Было очень тесно, а тусклое неоновое освещение добавляло интимности обстановке. Сережа немного прилег на русого и совсем позабыл для чего сюда они пришли. Он просто наслаждался моментом. Он первый прильнул к чужим губам. Он плохо помнил, как ему ответили и завлекли в более влажный поцелуй, как они прижимались к друг другу, как его кудрей касались самые эстетичные пальцы в мире, натягивая на кулак, как он вошёл в тело напротив, как слышал стоны напротив. Но он прекрасно помнит крик позади себя, помнит, как приоткрывает дверцу кабинки, помнит зелёную голову у раковины, помнит, как к нему поворачиваются. И его взору предстает лицо Коли, у которого из носа торчат любимые Сержены пионы, испачканные в чём-то белом.