Семь дней моей ненависти

      Билли сидит в почти пустом кабинете за последней партой третьего ряда, со стен на него презренно поглядывают черно-белые портреты каких-то важных людей, заточенные в деревянные рамки. В ответ на их застывшие осуждения Билли закатывает глаза и отворачивается, переводя взгляд на склонившуюся над тетрадкой девчонку за второй партой у окна.       Эту девчонку зовут Чарли Алвин, и она самая настоящая болючая заноза в заднице Билли. Вырисовывает что-то на белых листах в темную полоску, изредка озираясь по сторонам, отвлеченная шумом в коридоре. Билли знает, что рисовать она нихуя не умеет, сидит и малюет каракули лишь бы не спросили на уроке, делает вид офигеть какой занятости, высунув кончик языка и нахмурив брови. Билли это знает, потому что доводилось рядом сидеть на физике — один раз они в паре проводили опыты под грозным надзором мистера Лейнкенса, потом пришлось парту от черной гари оттирать, и, споласкивая в раковине тряпку, Билли понял, что они не сработаются.       Они — то есть он и Чарли, не он и тряпка, хотя с тряпкой и то тандем лучше вышел, никто не гудит под руку и вопросов тупых не задает. Вечно отвлекается и отвлекает, переглядывается, бубнит себе под нос. Ее слишком много, всегда и везде. Билли подобные просто не нравятся — занимают собой всё пространство, шумные, чересчур энергичные, с вечным двигателем в заднице и ветром в башке, совсем не такие, каким он предпочтение отдает. Будь она потише, позагадочнее, с милой улыбкой и румянцем на щеках, который даже от малейшего взгляда появляется. Чарли не краснела, глаза закатывала и смеялась громко. В список её минусов прилетело еще и то, что роста они были одного, плюсы Билли искать не собирался и не собирается. Если бы не она, то не оказались они на недельном наказании. Вместе.       Услышав тогда решение директрисы, миссис Эйнсли, захотелось скулить и несколько раз хорошенько об стол лбом приложиться. Глубоко, очень глубоко в душе, надежда теплилась, что наказание понесет он один. Он был согласен каждый день на протяжении недели, включая субботу и воскресенье, торчать в школе после уроков, высиживать на стуле по четыре часа, помогать с уборкой и расставлять книги в библиотеке, но в одиночестве, без Алвин на прицепе. В конце концов, частично, в самом проступке она виноватой не была. Оказалась не в то время и не в том месте. Билли до сих пор не знает, какого хера она забыла вечером в школе, когда все отрывались на вечеринке у Джейсона. Именно там, после четвертой банки пива возникла идея, заведомо окрещенная приколом века, но простая до абсурдности.       Стащить корову легко, если вы живете в подобной Хокинсу дыре, найти машину с кузовом еще легче, как и заставить животное туда залезть. Конечно, когда проворачиваешь всё на не совсем трезвую голову, появляются трудности в виде потерянных ключей от автомобиля, которые при этом находятся в руках, ты даже не думаешь о том, чтобы просчитать план, выверить его и не попасться. Смелость и адреналин пульсируют в висках на ровне с алкоголем в крови, смех не сдерживается, рвется наружу, а педаль газа выжимается в пол до отказа. И уж точно в план не входят помехи, ты просто не ожидаешь поздно ночью в воскресенье столкнуться с одноклассницей на лестничном пролете второго этажа, держа в одной руке морковь с остатками грязи, а в другой — веревку, заменяющую поводок, привязанную к ошейнику коровы, и:       — Ты ебнулся в край, Харгроув? — уж точно не то, что ты ожидаешь от нее услышать. Совсем чуть-чуть, но отрезвляет, мысль о неправильности совершаемого выползает из дебрей сознания и даёт нехилую пощечину. Правда, признавать не хочется, алкоголь не выпускает бразды правления над телом и ему не нравится, что разум проясняется, в ответ выплюнуть колкость бы, съязвить, чтоб не мешала, но:       — Свали с дороги, Алвин, — единственное, что приходит на ум.       Она, естественно, не ушла. Несмотря на шебутной характер, Чарли была определением правильности, открой словарь и вместо определения этого слова будет ее фотография. Никогда не пропускала занятия без причин, веских, не сваливала с урока, не участвовала в драках едой в столовой, изредка только опаздывала. Билли поневоле замечал. Это раздражало.       Та ночь стала ее первым проступком. Директриса говорила с Чарли значительно дольше, чем с Билли, заставив его выжидать на скамье у двери, ведущей в офис администрации. Он старательно прислушивался к шепоту за дверью, жуя жвачку, скрывающую вонь перегара, иначе ему бы влетело еще и за вождение в нетрезвом виде, в дополнение пошла бы нудная лекция от приглашенного копа о последствиях такого безрассудства, а сверху накрыли бы козырными — вредностью алкоголя и мерзотными картинками внутренних органов. Поэтому металлический коробок с белыми подушечками мятной резинки — единственное за что Билли был благодарен Чарли. Она впихнула ему в ладонь всю упаковку со словами что-то вроде: «От тебя так несет, что меня вырвет», пока охранник вызывал миссис Эйнсли по телефону.       Вскоре приговор был озвучен, но настолько траурным голосом, что Билли показалось, будто они на похоронах, он на них однажды был, там говорят также, только в этот раз вместо человека в воскресенье в одиннадцать часов пятнадцать минут вечера они хоронили девственность личного дела Чарли, испорченную вложенным туда листочком с замечанием. Алвин была расстроена, по внешнему виду сказать было трудно, но тяжесть ее разрушенного настроения осела в воздухе, Билли позлорадствовать хотелось, а дышать почему-то давалось с трудом. Разошлись в тишине под сочувствующие взгляды охранника и директрисы.

***

      Откинувшись на спинку стула, Билли покачивается на его задних ножках, запрокинув голову вверх. Всматривается в желтые и серые пятна на белом потолке. Чуть приоткрыв рот, проводит языком по верхнему ряду зубов, отбивая кончиками пальцев произвольный ритм по деревянной парте. В пустом кабинете откровенно скучно.       Еще перед началом занятий их остановил один из дежурных учителей на входе в школу, Билли не удосужился запоминать его имя, они менялись каждые два дня, но выглядели все на одно лицо с этими именными бейджами, болтающимися вместе со свистком на шее, с планшеткой в руках, десятком ключей на пальцах и в одинаковых очках с толстыми стёклами в роговой оправе. Из-за толпы спешащих и не очень учеников слышно его было через слово, вдобавок он еще и запинался, всё, что удалось разобрать — после уроков остаться в классе и никуда не уходить.       Потом он протянул два синих листка с напечатанным текстом, Билли свой в следующем же повороте коридора отправил баскетбольным броском в мусорку, Чарли наоборот несколько раз пробежалась взглядом по тексту и спрятала его в карман куртки, Билли закатил глаза и усмехнулся, говорить ничего не стал, просто надеялся, что вплоть до начала наказания они не пересекутся, школа большая и совместных уроков у них практически не было, сегодня уж точно. Столкнулись только на последнем — математике, но, к радости Хагроува, Чарли в его сторону за все пятьдесят минут посмотрела лишь раз и то, кажется, смотрела она на плакаты, что висели у него над головой.       А после прозвенел звонок, и все засуетились — повскакивали с мест, собирая учебники в рюкзаки; болтовня заполонила кабинет, из коридора послышался топот и смех. Ученики ушли, громко хлопнув дверьми напоследок, оставив Билли наедине с Чарли в ожидании опаздывающего уже на пятнадцать минут учителя.       — Ничего сказать не хочешь? — за всё это время Алвин не проронила ни слова, что было малость непривычно и совсем ей не свойственно, поэтому сейчас её вопрос, разорвавший пелену тишины, заставляет Билли буквально зависнуть в воздухе на секунд десять, удивленно приподняв бровь.       — А я должен что-то говорить? — с небольшой долей ехидства прилетает ей ответ.       — Хотя бы извиниться, нет? — она закрывает тетрадь и поворачивается к Билли лицом, растущее недовольство сводит ее темные брови к переносице, а солнце за ее спиной подсвечивает растрепанные пушистые волосы, из-за чего Билли не может не сравнить ее со злобным ёжиком, готовящимся к атаке. Он никогда таких не видел, но уверен, что выглядели бы они также.       — С какой стати мне у тебя прощения просить? — Билли не сдерживает насмешливой улыбки, наблюдая за реакцией Чарли: она фыркает, колено ее поддёргивается от непрерывающегося постукивания ногой по плиточному полу.       — Потому что из-за твоих идиотских выходок я здесь оказалась, Харгроув, понимаешь? Или мне надо тебе логическую цепочку нарисовать на доске, чтобы до тебя дошло?       — Слушай, тигр, не кипятись. Я не собираюсь извиняться перед тобой. Ты сама мне помешала, ушла бы с дороги и может сейчас тусила бы в какой-нибудь библиотеке за книжками или чем такие как ты занимаются в свободное время? Ходят в кружок по макраме? Я тоже не мечтал всю неделю просрать на общение с тобой, но вот мы здесь, прими это и завались.       Чарли не успевает ответить, в кабинет входит учитель, тот самый утренний, с двумя ведрами, шваброй и тряпками, закрывает ногой дверь и ставит всё на стол, опустив руки на пояс.       — Очень рад, что вы не сбежали как в прошлый раз, да, Уильям? — Он переводит взгляд с Чарли на Билли и снова возвращается к Чарли, поправив указательным пальцем сползающие на нос очки. — По идее, вы должны были просто сидеть и думать над своим поведением, но к концу недели в школу наведывается проверка и рук не хватает. Будем у вас дурные мысли и задумки выбивать тяжелым трудом. — Вручает Чарли одно из ведер, пустое. — Убираетесь сегодня в этом кабинете, работы не так много, так что, думаю, сможете еще и в соседнем. Помоете полы, протрете парты и доски, окна тоже не забудьте.       — А это не считается эксплуатацией детского труда? — Алвин брезгливо осматривает старую серую тряпку и морщит нос.       — Нет, мы не в кружке юных юристов, мисс Алвин. Уильям хватит рассиживаться. — Мужчина потирает переносицу, приподняв очки, и устало вздыхает. — У вас двоих много работы, приступайте. Я буду проверять вас каждые два часа, в пять будете свободны, если ничего мне тут не подожжете, как в прошлый раз, понятно, Уильям?       Билли нехотя берет в руки швабру, ставит ее на пол и опирается всем телом на рукоять.       — Конечно сэр, обещаю, мы с мисс Алвин ничего поджигать не будем, если только она не пожелает как-нибудь разгорячить нашу обстановку. Вы же знаете, слово дамы — закон для меня.       Нескрываемое отвращение рисуется на лице Чарли и она закрывает рот рукой, делая вид, что едва сдерживает рвотные позывы, Билли ей подмигивает и щелкает языком. Учитель неодобрительно покачивает головой.       — Я слежу за вами, — говорит он и направляется к двери.       — Простите, еще один вопрос!       — Да, Уильям?       — У нас есть кружок юных юристов? — ответа на вопрос не следует, лишь закрытая дверь и Билли поворачивается к Чарли. — Ты знала об этом?       — Поинтересуйся хоть немного жизнью школы, охренеешь, — последнее слово она произносит полушёпотом и подходит слишком близко, запредельно, настолько, что Билли отшагивает назад и едва не врезается в парту, но Чарли останавливается, в глазах ее искрится отнюдь не раздражение, тенью виднеется ухмылка, а Билли коробит от резких перемен в ее настроении.       — Я лучше своей жизнью интересоваться продолжу, хочешь тебе расскажу?       — Боже упаси, я не хочу потом ночами просыпаться от кошмаров с твоим участием, — Чарли кривит губы и нахмуривается, Билли выдыхает, а она пихает ему ведро в руки и подходит к парте, где стоял остальной инвентарь, — как сказал мистер Бёрден, приступай к работе.       Билли молча наблюдает за тем, как она напевает себе под нос и достает из другого ведра всякие пузырьки с цветастыми наклейками, расставляет их сначала по росту, машет головой и переставляет совершенно по другому. Логику в ее действиях он перестал искать еще тогда, когда она на злосчастном уроке физики отказывалась соединять провода, если первым они не подключат белый к синему, в учебнике было иначе, Билли была жизненно необходима пятерка, он делал по-своему, она мешалась, за подгорелый стол в лаборатории их не наказали, просто рассадили.       Чарли пшикает раза два какое-то средство на желтую тряпку, Билли оставляет ведро и идет к окну, распахнув его и усевшись на парту. Похлопывает по карманам куртки и находит старую помятую пачку сигарет, осталось всего три, достает одну, самую целую, и, прикурив, затягивается. Серый дым вместе с пылинками закручивается в свете солнечных лучей и, подхваченный легким ветром, улетает на улицу, Билли на голову прилетает тряпка.       — Ты, блять, сдурела?       В ту секунду Чарли, возможно, пожалела о своем мимолетном решении. Билли скалится, гневно раздувает ноздри, глаза по волчьи блестят, грудная клетка заметно поднимается от тяжелого дыхания, сигарету под ноги бросает и ботинком тушит. В два шага сокращает расстояние между ними.       — Ой, упало, — по одному взгляду на расслабленную позу Чарли можно понять, что она ни о чем не жалеет — стоит и ресницами хлопает, губы поджав.       — Слушай сюда, Алвин, — сквозь зубы процеживает Билли, а она продолжает невинно пялится в ответ.       — Ты запомнил, как меня зовут, Уильям, приятно-приятно, — чертова сука.       — Заткнись!       — А то, что, ударишь меня? Так вот знай, я не Харрингтон, и ответить могу, — выражение ее лица сменяется на серьезное, и она внимательно следит за реакцией Билли, изучает, а он не моргает и взгляда с ее глаз не отводит, губу нижнюю прикусывает — тщетная попытка успокоиться, пока в него еще одна аккуратно сложенная квадратиком тряпка не прилетает.       — Давай, парты мой, — Чарли от него отходит подальше, оставив моющее средство, идет к шкафам книжным в конце кабинета, а Билли, к удивлению и своему собственному, наклоняется и начинает протирать столы.       — Не переживай, твоя репутация не будет задета, я не скажу твоим друзьям, что ты тут уборкой занимаешься. — Она ждет ответной реакции, колкости, но сталкивается с давящей тишиной, пропитанной высоковольтным напряжением, шаг и искры полетят, она делает три. — А может и скажу.       Билли челюсти сжимает, кажется, что вот-вот и зубы ломаться друг о друга начнут, невыносимое раздражение с каждым вдохом тело заполняет, а Чарли пританцовывает, стирая пыль со старых копий учебников, и бормочет, черт ее знает, что. Наручные часы сигналят, большая стрелка стоит на трех, прошло всего полчаса первого дня, впереди еще шесть таких же дней, Билли жмурится и трет лицо руками.       — Не советую так больше делать, у тебя ладони в какой-то чистящей херне, потом плакать будешь, а я тебя в медпункт не поведу. Не потому, что не хочу, он просто уже закрыт, а больно будет, — доносится голос Чарли, Билли неслышно, но жалобно скулит — она сведет его с ума раньше, чем закончится наказание.