Другой ориентир

      Он соглашался полететь с большим энтузиазмом, не раздумывая ни секунды. Вот, он первый и единственный, кто покинет солнечную систему, кто взаправду увидит все просторы космоса, другие планеты и звёзды. Он знал, что это опасно, знал. Но любопытство исследователя и юношеская наивность захлестнули с головой.       И где он сейчас? Летает, где-то за миллионы, миллиарды километров от дома, без возможности вернуться назад. Без малейшей души рядом. Те, кто выходил на связь — давно не выходят. Они и забыли, может, про него. Забыли, как последнюю шавку, будто это и не он стал "героем", каким его завеличали при вылете.       Он не знает, как здесь тянется время, и существует ли оно вообще. Поэтому подсчитать, сколько он так находится — нереально. Остаётся существовать, долго и мучительно-бесконечно, как само пространство. Он опустил условные понятия единиц счёта. Всё равно, от них никакой пользы, а без — спокойнее. Меньше приходится думать о том, сколько конкретно он не разговаривает с кем-то кроме собственных полу-прозрачных рук.       На периферии между реальностью и атомами невозможно ни иссохнуть от голода и жажды, ни задохнуться, задерживая дыхание, ни, банально, вскрыться карманным ножиком. Удаётся только находиться в сознании, убивать себя тысячами и тысячами мыслей о собственной беспомощности. Мог бы — отключил бы пульт связи, чтобы надоедливая красная точка уже не мелькала перед глазами, а знание того, что на том конце — провода оборвали, не удручало так сильно.       Вокруг — беззвучье. Ни-че-го. Пустота, ровным счётом. Он до сих пор не знает, как выбраться. Что делать дальше. Все слёзы выплаканы, все молитвы вымолены, все слова сказаны. Сказаны самому себе, без права на хоть какую-то реакцию. Сказаны в никуда. И летит он в никуда. В чёрную степь. Без спасения и света в конце. Он был бы рад умереть.       Но уже давно смирился.       Мысли закончились много, до безумия много мгновений назад. Обвинения тоже. И желания. А чего хотеть, если всё, что есть — неосязаемо? Если всё, что есть — ничего? Какие-то хотелки, вопросы и предложения — просто бессмысленны. Как и он сам. Как и его бренное, никому не нужное существование.       Ах, как его хвалили! "Жемчужина астронавтики", "окно в новый мир" — разбился в крах при малейшей оплошности электроники. Обвинён в просчётах и брошен на произвол внутри чёрной материи, без возможности вернуться назад. И к чему был этот трёп, если они так просто расстались с ним? Он уверен сотни раз, что ему на замену быстро был найден другой. Это просто гонка.       — Здесь есть кто-нибудь?       Он не сразу понимает, что это. Звуки отдаются эхом, бьют со всей силы по сознанию. Но привычка их воспринимать возвращается со вторым вопросом.       — Ответьте пожалуйста, я знаю, вы слышите.       В попытке ответить, он открывает рот. Дыхание перехватывает, глаза бегают быстро и едва ли видят. Шанс? Но ничего более странного хрипа издать не может, осекаясь очень сильно.       — Хорошо, я вас понял. Вы очень долго не говорили.       Слышится улыбка. Ласковая и терпимая, совсем родная. Он едва ли может назвать голос незнакомым, но знает точно, что слышит его в первый раз. Голос — приятный и спокойный, глубокий. Хочется ему внимать.       — Вас Рафаил зовут, верно?       От собственного имени прошибает глубоко, отдаёт в виски и куда-то вниз. Как давно он его не слышал. Готов ликовать, кричать так громко, как только можно. Да вот нельзя. Связки будто порваны, будто их нет. Но почему-то не страшно.       — Вы совсем как Архангел. Светлый-светлый.       Собственный немой вопрос снова не звучит.       — Можете звать меня Вильгельм. Вы меня видите?       Рафаил распахивает глаза. Впереди — свет. Не темнота, не пустота. Свет и человек. Рафаил... бежит. По земле. Он чувствует какой-то запах. Он слышит посторонние звуки. Он _живёт_.       — Вам пора, Рафаил.