*
Бессмертные существа склонны забывать детали, что некогда казались им непомерно важными. Ло Бинхэ это, разумеется, осознал ещё в далёкой юности. Так что удивляться тому, что с годами некоторые специфичные воспоминания о мужчине по имени Шэнь Цинцю начали размываться — за что его заперли в сарае впервые? Сколько ударов плетью он перенёс, прежде чем, перепугавшись, лишился сознания? Обучился ли он неправильной технике самосовершенствования из-за своего брата по оружию, или всё же, то был приказ учителя? — ему не пришлось. Вместо этого он позволил себе обрадоваться. Его шифу являлся отвратительным человеком, не заслуживающим ничего, кроме страданий; и каждое воспоминание об этом недостойном отзывалось в Бинхэ болезненным раздражением. Забыть такого человека — вовсе не страшно. Забыть такого человека — приятно. И всё же, даже так, отдельные отрывки воспоминаний — именно те, что он отчаянно пытался выкинуть из памяти — впились в него когтями, годами не позволяя свободно дышать. Казалось, что он обречён слышать и видеть Шэнь Цинцю вечно; как заевшую музыкальную шкатулку, играющую раздражающую мелодию без умолку. (Ту самую, которую Шэнь Цинцю держал при себе постоянно, ещё в годы обучения Ло Бинхэ на пике. Ту, которую он по возвращению раздробил при нём же, с удовлетворённой ухмылкой на губах, впитывая каждую каплю ненависти, вспыхнувшую в чужих глазах. Ту, из-за обломков которой чуть позже прослезилась Цю Хайтан.) Как бы сильно Бинхэ не пытался забыться, как бы сильно не прикрывал уши, в дни, когда Синьмо пытался установить контроль над ним, Шэнь Цинцю возвращался снова. Возвращался, чтобы напомнить о злосчастном дне, что должен был стать счастливым. О дне, когда он избавился от своего шифу окончательно. О дне, когда он оторвал ему голову, позволяя собственному парадному ханьфу окраситься багровой кровью, залив лицо.*
В конечном итоге, это всё не имело никакого значения. То, что Ло Бинхэ в качестве отмщения, творил с бывшим учителем, сломало бы любого. Он не жалел его ни на секунду, ровно также, как не был помилован в прошлом он сам. И тем не менее, пиковый лорд не сдавался. Физические пытки были лишь верхушкой айсберга. Главное веселье началось в момент, когда Бинхэ принялся играться с разумом Шэнь Цинцю. Лучший ученик демона Мэнмо, достойнейший из всех демонов; о, Ло Бинхэ несомненно знал, что делать, чтобы довести до безумия кого угодно — человека, демона, небожителя. Его таланты не знали границ. Однако и то оказалось совершенно бесполезным. Первое время Шэнь Цинцю дозволял себе кричать; визг срывался из посиневшего от чужих ладоней горла, когда ножи вонзались в его нефритовую кожу. Он кричал, когда демон размеренными движениями, посмеиваясь, отрывал ему конечности. И он вскрикнул, когда демонические паразиты впервые распространились по его телу. Но всё это длилось лишь некоторое, совершенно недолгое время. Затем мастер Сюя замолк, не позволяя себе больше ни разу издать похожих звуков. Молчал, смотря на него привычным взглядом, полным отвращения. Словно это он, Бинхэ, валялся на грязном полу пыточной, перепачканный в грязи и крови, униженный. (И даже так, Шэнь Цинцю выглядел словно божество, спустившееся с небес. И даже так, Бинхэ в его глазах был ничем больше, чем зверем.) На ночные кошмары, в которые его погружали ежедневно, стоило ему только отключиться от физической боли, Цинцю не обращал внимание и вовсе. Те казались ему донельзя смешными, мелочными, словно театр, на сцене которого играли ужасно неопытные актёры. Лишь единожды, отвечая на его немой вопрос, Шэнь Цинцю ухмыльнулся, склонив голову набок — и Бинхэ на минуту показалось, что его прямо сейчас снова обольют горячим кипятком — и зашептал, с плохо скрываемым ядом в голосе: — Неужели ты думаешь, что есть в этом мире что-то, чего я уже не испытывал на собственной шкуре, зверёныш? В ту ночь Ло Бинхэ к нему не возвращался.*
День, когда он решил избавиться от шифу, был днём, когда он некогда подобрал маленького Бинхэ с улицы. Бывший пиковый лорд, разумеется, об этом ничего не знал; дни для него тянулись бесконечно, а в даты посвящать его никто не собирался. Пленник не видел солнечного света несколько месяцев, и не знал, когда во владения вступает ночь, а когда небо окрашивается рассветом. Для столь свободолюбивого человека это, должно быть, было воистину проклятьем. Ло Бинхэ в тот день долго созерцал свои труды, прежде чем, наконец, весело хмыкнуть. — Я милосерден, шифу, а потому дозволю тебе сказать твои последние слова. Роскошь, которую ты мне в свою очередь не предоставил, — рубиновые глаза сцепились с безжизненными тёмными; демон смотрел на него сверху вниз, сжимая бледный подбородок пальцами. Шэнь Цинцю, хранивший молчание некоторое время, с пренебрежением цокнул языком. (Бинхэ не испытывал ничего, кроме удушающего желания схватить пленника за длинные волосы и прикладывать лицом об каменный пол, до тех пор, пока оно не станет полностью неузнаваемым.) — Ци-гэ был прав, — сухо отозвался заклинатель, и правый уголок его губ дёрнулся. — Я ненавидел тебя так сильно, потому что ты слишком на меня похож. И эти слова… Они были в трижды хуже всего, чему Ло Бинхэ подвергал его изо дня в день! Ярость, всколыхнувшаяся в нём, была несравнима, даже с той, которую он испытывал, пребывая в Бездне. Она не притихла ни тогда, когда чужая голова с грохотом отлетела в сторону, ударившись о каменные стены темницы, ни после. То, что должно было стать его освобождением — послужило очередными цепями, сковывающими его существование. Шэнь Цинцю продолжил преследовать его везде, отражаясь в поверхности каждого зеркала. Каждый сон, видимый Бинхэ, сопровождался чужими словами, что звенели в голове нескончаемым потоком, громче позолоченных побрякушек на телах его жён. Ло Бинхэ засыпал и неизменно видел его. Стоящего посреди горящего пика Цинцзин, смеющегося над ним, и повторяющего раз за разом — и с каждым, всё чётче — одно и тоже: — Ты точно такой же, как и я. Ты ничем не лучше. И не замолкал, даже когда Бинхэ вновь лишал его рук и ног, вслушиваясь в успокаивающий звук разрыва сухожилий. (Мы слишком похожи. Ты ничем не лучше. Ты стал тем, кого ненавидел. Я жду не дождусь, когда ты падёшь.) Казалось, Шэнь Цинцю — константа его жизни. Казалось, куда бы он не пошёл, он шёл за ним по пятам, тенью, обволакивающей тело, а вместе с ним, каждый уголок разума. И в какой-то момент Ло Бинхэ осознал, что и не понимает, каково это — жить без шифу. (Умел ли он когда-нибудь жить иначе?)*
Однажды всё изменилось. Однажды он почувствовал чужое живое присутствие в его Царстве Снов. Однажды его шифу, неизменно ожидающий его на пепелище собственного пика, встретил его не гомерическим хохотом и презрительным «зверьё», а взглядом из-под нахмуренных бровей и тихим, почти взволнованным: — Бинхэ? И в ту ночь Шэнь Цинцю в первый раз за долгие годы кричал, когда его пытали, а сердце билось так трепетно, будто намеревалось остановиться. Ло Бинхэ знал наверняка — это не его Шэнь Цинцю. Что бы не произошло — проделки Синьмо или, может, его собственного помутнённого рассудка — но факт оставался фактом: незнакомец в его снах, разгуливающий с лицом Шэнь Цинцю, был живым человеком, погружённым в его фантазии. Ло Бинхэ это только раззадорило. На вторую и третью ночь всё повторилось. Шифу, увы, больше не кричал, только сжимал зубы до тихого скрежета и жмурился, словно не желал сталкиваться с реальностью. На четвёртую же ночь Ло Бинхэ нехарактерно сорвался. — Как ты, чёрт возьми, это делаешь?! — он выпалил, не сдерживая открытой злобы, попутно хватаясь за чужое перепачканное ханьфу. Ни обходительных ледяных ухмылок, ни смешка. — Объясни! Такие знакомые и одновременно чужие глаза уставились на него с немым вопросом. — Ты хороший актёр, я осведомлён, — продолжил демон, скорее разговаривая с самим собой. — Но ты не можешь подделывать эмоции. Не в моём Царстве. Не такие, как эти. Ты не способен обмануть меня здесь, шифу. Ты больше никогда не сможешь меня обмануть. Шэнь Цинцю не сдвинулся, но на удивление, под его хваткой расслабился, откидываясь спиной на обломки школы. С губ сорвался тихий шёпот, и Ло Бинхэ не смог разобрать сказанное. — Как ты подделываешь… Это чувство? — повторил он снова, ещё громче, вцепляясь когтями в побледневшие щёки пленника. — Я не понимаю, — наконец, откашлялся учитель. Усталые глаза воззрились на него с непозволительно знакомой отстранённостью; однако в этот раз в них было что-то ещё. Что-то чужое. — О чём ты? — Каждый раз, когда я касаюсь тебя, я ощущаю это отвратительное, разъедающее чувство сожаления, — выплюнул Ло Бинхэ, прижимая его всем телом к земле, словно боясь, что тот убежит. — И я в жизни не поверю, что Шэнь Цинцю умеет его испытывать. Названный подарил ему взгляд, полный… Родительской снисходительности. Словно он был ребёнком, задающим до чего-то глупый, бессмысленный вопрос. Словно… Словно он был его учеником? — Но ты ведь сам сказал, Бинхэ. Я не могу обмануть тебя здесь. И сон треснул по швам, распадаясь на осколки.*
Конечно, Ло Бинхэ был не глуп. Он прекрасно понимал, что мужчина, носящий имя его учителя — всего лишь одна из миллиардов версий Шэнь Цинцю, существующих в других альтернативных отрезках. Но что-то неправильным казалось именно в этом. Что-то… Человеческое. Что-то… Невинное, а вместе с ним пугающее. Поэтому он решил изменить свою тактику, временно прекращая пытки незнакомца. Вместо этого он пробуждал воспоминания здешнего Шэнь Цинцю, сливался среди них, и наблюдал. Наблюдал за тем, что происходило в этой вселенной. Наблюдал, зная, что это подлинные события чужой жизни, а не спектакль, разыгранный для него. И это… Ужасало. Оскорбляло. Злило. Ни одно воспоминание, что ему удалось извлечь из памяти этого учителя, не было болезненным или жестоким. Никаких пыток, никаких наказаний, никаких ночей в сарае или обливания кипятком. Только спокойные времяпровождения за тренировками, росписью документов и чаепитием, вдали от остальных учеников пика. Ло Бинхэ с отвращением наблюдал, как его иная версия, более юная — та, мысли о которой он так отчаянно глушил у себя в голове — накидывалась на наставника с объятиями, склоняла голову для хвалебной ласки и краснела от комментариев о приготовленной пище. Ещё отвратительнее было лишь то, что этот подонок, Шэнь Цинцю, улыбался ему так, как не улыбался никогда и никому — тепло, без ненависти или скрытой злобы, совершенно искренне. Даже пряча нежные улыбки за излюбленным веером, теплота, вынашиваемая в его движениях, незаметно кричала о привязанности к ученику. — Бинхэ, — говорил тот так, как если бы он был его самым близким человеком на свете. — Шицзунь! — мгновенно отзывалось существо с его лицом. И единственное, что выделялось в круговороте тёплых воспоминаний, исполненных нежной заботой — это Бездна. Такая же, каковой её помнит сам Ло Бинхэ, за исключением… Шэнь Цинцю сожалел, да делал это так искренне, что Ло Бинхэ невольно приходилось чувствовать эту разрывающую грудную клетку эмоцию, даже во сне. Иногда, Шэнь Цинцю видел сны о том, как спасает ученика, не позволяя упасть в Бездну. Иногда, Шэнь Цинцю оказывался тем, кто спрыгнул. Однако правда оставалась неизменной: Ло Бинхэ из этой вселенной, также как и он сам когда-то, пал в пучины ада, не зная, чем заслужил такое обращение к себе. И это, признаться, смешило.*
Сегодня был один из многих дней, когда Шэнь Цинцю снился обычный день на пике Цинцзин. Мастер Сюя мирно восседал на улице, вглядываясь в пейзаж бамбуковой рощи, откинувшись спиной на деревянное кресло. Глаза были блаженно прикрыты, руки сложены на коленях, а с плотно сомкнутых губ срывалось тихое мычание. Бинхэ изучил сновидения достаточно, чтобы знать, что будет происходить дальше: сейчас, его детская версия радостно прискачет, подобно верному псу, виляя метафорическим хвостом, с чайником в руках, и спросит: — Шицзунь, желаете ли вы чего-нибудь ещё? Затем, словно по изученному сценарию, Шэнь Цинцю хмыкнет ему из-под веера, хлопнет ладонью по свободному месту рядом и попросит чужой компании. Они проведут бесчисленное количество времени, разговаривая совершенно ни о чём, посмеиваясь и вслушиваясь в слова друг друга. Бинхэ их ненавидел. До чего же слабы их с шифу версии в другом мире! Цепляются друг за друга, так болезненно, что тошно. Он почти видит, как его Шэнь Цинцю морщится от таких картин перед глазами, прикрывая глаза в отвращении. И в этом бы они, пожалуй, согласились. — Шицзунь, — ожидаемо, мальчишка оказался неподалёку; положил поднос с чайником и двумя чашками на столик, перед учителем, и склонился в вежливом поклоне: — могу ли я сделать что-нибудь ещё? Ло Бинхэ закатил глаза. (Да, можешь. Заткнись уже. И без тебя тошно.) Что ж, возможно, он теперь немного понимал, почему всегда раздражал своего учителя. Шэнь Цинцю систематически покачал головой, не отрываясь от созерцания безоблачного неба. — Этот учитель благодарен Бинхэ за его старания, — тёплая ладонь взъерошила тёмные волосы, задерживаясь лишнюю секунду. — Этот ученик свободен. Ло Бинхэ удивлённо приподнял брови, вглядываясь в фигуру пикового лорда. Это было чем-то новым, определенно интересным. Стоило ученику скрыться из виду, как Шэнь Цинцю, медленно глотнув чая, снова позвал: — Бинхэ. Однако юноша не появился. — Прошу, тебе действительно не стоит постоянно стоять в углу, — с предельным спокойствием продолжил тот, косясь в сторону, где прятался он. — Этот учитель, пускай и не так хорошо осведомлён о Царстве Снов, как ты, но всё же не глуп. Не составишь ли ты компанию этому старому мастеру? Губы Ло Бинхэ искривились в ядовитой усмешке. Что ж, этому Шэнь Цинцю понадобилось чуточку меньше времени, чтобы обнаружить, что он способен свободно разгуливать по его снам, как по собственным владениям. Занятно. Сколько ещё отличий он обнаружит между этими двумя? — И как давно ты понял, что я здесь? Убегать смысла действительно не было. Ло Бинхэ лениво отлип от дерева, к которому прислонялся, и скользнул к стулу, находящемуся по левую сторону от заклинателя. Шэнь Цинцю даже не вздрогнул, только потянулся налить чая и ему. Как если бы они являлись старыми друзьями. — Не сразу, разумеется. Хотя я и был насторожен твоим внезапным исчезновением, — Шэнь Цинцю чуть прищурился, пристально рассматривая его. Изучая; не как дикое животное в клетке, а как нечто… Удивительное. — То была двенадцатая ночь. Ло Бинхэ кивнул, недоверчиво косясь на протянутый напиток. Он не мог его отравить, разумеется, но принимать хоть что-то из рук этого мужчины, было практически унизительно. — И чего ты ждал? — поинтересовался демон, всё же отворачиваясь. — Этот учитель всего лишь пытался понять, чего именно желает этот… Хм, Император? Будет ли правильно обращаться к тебе так? (Не обращайся ко мне вообще. Заткнись.) — Ты догадался, что я не Бинхэ этой реальности. Что меня выдало? В глазах Шэнь Цинцю на секунду мелькнула детская смешинка, что-то, что он никогда не видел в глазах своего шифу. А затем пропала, вновь сменяясь бесстрастным выражением лица. — Этот учитель способен отличить своего ученика от чужого, — лаконично отозвался он, так и не ответив толком на вопрос. — Смею ли я поинтересоваться, чего желает этот господин в моём мире? Ах, если бы Ло Бинхэ знал, чего он добивается, терроризируя иного Шэнь Цинцю; вынуждая того вспоминать прошлое. Прошлое, которое было уготовано не ему. Кому он этим бередил старые раны? Сожалеющему старику напротив или самому себе? Он не знал. — Этому императору скучно, — также уклоняясь от честного ответа, цокнул Бинхэ, забрасывая руки за затылок. — Этот император задаётся вопросом, что не так с этой вселенной. Веер щёлкнул. Шэнь Цинцю пожал плечами. — Если у этого Императора есть конкретные вопросы, то этот учитель с радостью ответит, если владеет должными знаниями. Ло Бинхэ пытался вообразить как много этот Шэнь Цинцю знает о его реальности. Ни разу ещё, ни за периоды их столкновения, ни после, Бинхэ не доводилось уловить что-нибудь, свидетельствующее о том, что Цинцю осознаёт масштаб ошибок другого себя. Вот только… Что-то в его взгляде так и кричало, что это всего лишь маска. И за её поверхностью кроются ответы. — Этот учитель относится к паршивцу излишне милосердно, — Ло Бинхэ неопределенно кивнул в сторону, где минутами ранее скрылся адепт. — Почему? Что вынудило учителя изменить своё мнение касательно этого… Зверья? Он не испытывал сожаления к себе — по крайней мере, этому себе. Что-то в нём непозволительно раздражало, да до такой степени, что он бы не отказался расцарапать его личико в лучших традициях Ша Хуалин. — Я попрошу не называть моего Бинхэ так, — холодно прервал пиковый лорд, обращая на него свой осуждающий взор. Ло Бинхэ почти подивился: до чего этот Цинцю защищал ребёнка! — Наши отношения с Бинхэ, увы, и здесь не всегда были безоблачными. Боюсь, я успел наделать несколько… Ошибок, прежде чем осознать, что вовсе его не ненавижу. Они переглянулись. В этот самый момент Ло Бинхэ молил лишь об одном: почувствовать ложь в чужих словах, притворство, но… Ничего из этого не последовало. Только горечь, невиданная им ранее, растекающаяся по горлу, подобно яду. — И по какой же причине этот учитель считал, что ненавидел его ранее? (Расскажи мне того, чего я не знаю.) — Этот учитель… — Шэнь Цинцю замолк, прячась за веером, как если бы это каким-то образом могло укрыть его от Владыки Трёх Миров. От его взора не укрылось и то, как дрогнула чужая рука. — …Этот учитель видел в Бинхэ самого себя из прошлого. (Не смей.) — У этого учителя была отвратительная жизнь, пускай это и не оправдание. Этот учитель ненавидел себя сколько себя помнит, а потому… Увидев кого-то, столь похожего, он… За непониманием что делать, за скопившимся отвращением к самому себе, решил отыграться на ребёнке, являющимся призраком собственного прошлого. Этот учитель извиняется. И перед своим Бинхэ, и перед этим. Это поведение недостойно пикового лорда, являющегося учителем столь замечательных детей. Этот учитель сожалеет. Он не лгал, и почему-то, Ло Бинхэ чувствовал себя от этого факта ещё отвратительнее. Ведь это неизменно значило то, что его шифу перед смертью был с ним предельно честен. — Однако я не могу сказать, что мой Бинхэ теперь напоминает этого учителя в прошлом, — продолжил Цинцю, снова склоняясь за чашкой чая. — Он гораздо лучше, ты так не думаешь? Этот мастер не уверен в том, что происходит в твоей жизни, но хотел бы надеяться, что и ты превзошёл своего учителя. (Только если в жестокости.) Ло Бинхэ сжал кулаки, неосознанно прикусывая внутреннюю сторону щеки. Привкус крови мгновенно противно отпечатался на кончике языка. — Что произошло с тобой в этой вселенной, чего не произошло в моей, что ты осознал свои ошибки, Шэнь Цинцю? — сам и не заметил, как отбросил официальный тон. — Я полагаю, что искажение ци. Это был поразительно исчерпывающий ответ. Ло Бинхэ прекрасно знал, что на разных заклинателях искажение ци действует по-разному — иногда это прогулки по прошлому, иногда потеря памяти, иногда смена физической оболочки. Это объясняло бы… Некоторые вещи. — Чудно, — сухо буркнул Бинхэ, приподнимаясь с насиженного места. — И от чего же ты скинул тогда его с Бездны, если так привязался? Шэнь Цинцю отшатнулся от вопроса, как от огня, и Ло Бинхэ мысленно позлорадствовал. Слабое место здешнего шифу настолько чётко выделялось среди остальных воспоминаний, что он не мог на этом не сыграть. — Испугался демона? — Я был осведомлён о том, что Бинхэ является демоном все эти годы, — безжизненно рассмеялся Шэнь Цинцю в ответ, глядя куда угодно, только не на него. — И о занятиях с господином Мэнмо, я ведал также. А это… Этого Ло Бинхэ не знал. Ещё одно отличие Шэнь Цинцю от его шифу: если бы его учитель ведал о том, что он является демоном, то его бы разорвали пиковые лорды на пару с учениками школы ещё во сне, в хлипком сарае. — Не демонская кровь меня напугала. И не Бинхэ также. Я не ненавижу своего ученика. И никогда бы не смог. Ло Бинхэ, не сдержавшись, взвыл, резким движением подрываясь к мужчине. Вжал его в кресло, сжимая руку на шее. И надавил, слушая тихий хрип. — Ты просил ответов, Император, и я отвечаю, — не испугавшись, улыбнулся учитель. Словно ожидал такой реакции. — Не стоит злиться на правду. Я знаю, что Бинхэ выживет в Бездне. Знал это задолго до твоего появления здесь. Знал в тот самый момент, когда мы с ним остались там, вдвоём. И я также знал, что не смогу защитить его от остальных, если они узнают. Ни себя, ни его. Быть может его и не убили бы, но, несомненно, изгнали. Или ещё хуже, заточили. Я не хотел, чтобы мой Бинхэ выживал в Бездне, конечно нет. Но у меня действительно тогда не было выбора. Как искусно обращался со словами Шэнь Цинцю! Ничем не хуже, чем его иная версия, более Ло Бинхэ знакомая. Разница лишь в том, что его шифу совершенно не способен на такие эмоции, как этот. Не способен настолько, что толком и солгать бы не смог. Привязанность, не очернённая ненавистью… Эта эмоция ему незнакома. — Сейчас, задумываясь об этом, я не могу избавиться от мысли, что мне не стоило так холодно с ним прощаться. Но с другой стороны… Я также и не сожалею. Он вернётся за мной, я уверен. В одну из наших первых встреч, ты сказал, что тебе понадобилось пять лет, дабы дождаться повторной встречи со своим учителем. Смею предполагать, что столько же понадобится и моему Бинхэ. Ло Бинхэ правда об этом говорил? Он совершенно не помнил, что бормотал этому незнакомцу. Помнил лишь, как уничтожал его тело раз за разом, в порыве безумия, что застилало глаза пеленой. — Он вернётся, — по-прежнему не ослабляя хватки, охотно согласился демон. — Он сломает тебя. Постепенно. Сначала репутацию, затем тело, и наконец, рассудок. — Я догадался, — крайне умиротворённо промычал мужчина. — Так пусть он ненавидит меня, а не своих братьев и сестёр по оружию. — Так ты выбрал свой пик вместо любимого ученика? — Это неверно. Я всегда ставил его выше остальных. Именно поэтому я хотел бы, чтобы после моей смерти, у Ло Бинхэ остались люди из прошлого, способные его приютить и полюбить снова. Ло Бинхэ замер. Не единожды, просматривая воспоминания этого Цинцю, он задавался вопросом, что одолевало его мыслями, когда тот скидывал собственного ученика в Бездну. Почему его лицо болезненно исказилось, когда паршивец попытался опуститься на колени? Почему рука, сжимающая меч, дёрнулась? Почему он так старательно пытался абстрагироваться от событий, словно боясь осознать произошедшее? Почему неизменно после чужого падения, падал на колени, дрожащими руками собирая обломки чужого меча? Почему сожалел? — Он не поймет, — вдруг озарило Бинхэ. — Он видит лишь то, что способен видеть. Он предпочтёт думать, что ты его ненавидишь. Что ты желал от него избавиться. — Я не жду понимания. Я также его не заслужил. Когда мой Бинхэ, по возвращению, возжелает отомстить мне, то я постараюсь не сопротивляться. Я хотел бы отплатить ему за всё, что сотворил в прошлом. За каждую ошибку. Отплатить?! Разве этот старик понимает то, каким пыткам будет подвержен? Разве осознаёт масштаб трагедии, которой завершится его история, если он позволит этому ребёнку отобрать то, что он захочет? — Ты кретин! — запротестовал Бинхэ, смещая хватку с шеи на плечо. Ему не хотелось обращать внимание на подозрительный комок, застрявший в горле. — Ты… Глуп. Он ведь не сделал ничего плохого, этот Шэнь Цинцю. Подумать только, скольким этот старик готов пожертвовать ради глупого барана, только и умеющего поджимать хвост! Ох, будь на его месте Бинхэ, то непременно бы возвратился только, чтобы отблагодарить мастера. После всей проявленной заботы, той, которая казалась ему роскошью, этот паршивец, неужели, правда сделает то, что сделал он со своим шифу? Разве можно ставить на одну ступень грязную крысу и настоящего учителя?! Когда он вновь поднял взгляд на другого Шэнь Цинцю, он по-прежнему улыбался. И когда Ло Бинхэ проснулся, подскочив на кровати, по-прежнему помнящий чужую улыбку, он впервые осознал, насколько действительно… Одинок.*
С тех пор, посещение чужого Царства Снов для Бинхэ стало явлением ежедневным. Сначала они разговаривали исключительно о том, как сильно разнятся их вселенные, а затем, незаметно для обоих, их беседы начали становиться все более и более непринуждёнными. Крупицы недоверия заклинателя окончательно развеялись, и демон в ответ окончательно избавился от предвзятого отношения к не-шифу. Впрочем, иногда Шэнь Цинцю был не в настроении ни для разговоров, ни для пересечений. Порой он полностью игнорировал его существование, прячась в сладких воспоминаниях со своим белым лотосом, талантливо притворяясь, словно они реальность. В другое время он бездумно сидел у края Бездны, не двигаясь ни на миллиметр, всматриваясь в глубину. Словно надеясь увидеть там что-то. Или лучше сказать кого-то? В подобные дни, когда все мысли мастера Сюя сосредотачивались на событиях Конференции Бессмертного Альянса, Ло Бинхэ прерывал его сны намеренно. Отнюдь не от заботы к незнакомцу, нет. Просто… Наблюдая за стенаниями этого Шэнь Цинцю, в голову Ло начинали закрадываться червячки сомнения. Что, если… Нет. Его шифу никогда бы не смог пожалеть о содеянном. По правде говоря, Ло Бинхэ на дух не переносил таких людей, как пиковый лорд этого мира. Излишне чуткие, излишне самокритичные, совершенно не думающие о собственном состоянии, беспокоящиеся обо всех, кроме самих себя… Бинхэ их презирал. (В глубине души он осознавал, что как юный он напоминал Шэнь Цинцю о себе прошлом, вызывая отторжение, так и он сейчас видел в этом мужчине себя подростком, раздражаясь. Принимать это не хотелось; принимать это означало бы… Понять шифу. В какой-то степени.) — Ты никогда не обращаешься ко мне по имени, — указал демон однажды, когда они расположились неподалёку от пика Байчжань; Шэнь Цинцю настаивал на том, что когда-то они со своим учеником здесь тренировались, параллельно посмеиваясь с взаимодействий Лю Цингэ со своими подопечными. Бинхэ осталось лишь рассеянно кивнуть. Данный пик помнил он плоховато, а Лю Цингэ и вовсе знал исключительно по рассказам Минъянь. — Почему? Цинцю, лениво перебирающий струны гуцина, замер, приподнимая на него свой пустой взгляд. Он всегда смотрел на него так, словно на призрака; будто подсознательно считал, что Ло не более, чем выдумка его мозга. Затем он всё же пожал плечами: — Этот господин также перестал называть меня Шэнь Цинцю после нашего первого разговора. И вот снова! Увильнул от ответа, умело парировав атаку. Излюбленный приём, так хорошо знакомый Бинхэ. Что ж. Эту игру могут играть двое. — Ты не хочешь называть меня по имени, потому что я не твой Бинхэ, — прямо выпалил мужчина, закидывая в рот несколько виноградин, лежащих между ними на роскошном подносе. Странно. В первые дни наблюдения за ним, Ло Бинхэ ненавидел одну лишь мысль о том, что Шэнь Цинцю смеет называть того мальчишку «его Бинхэ». Отвращение вызывало само осознание, что существо с лицом его шифу, так фамильярно извращало его имя, данное столь святой женщиной, как его мать. Сейчас же отвращение у него скорее вызывало то, что было обращено оно совершенно не к нему, а к неблагодарному паршивцу. — Гм, — односложно кивнул тот. — Я также не твой учитель. От мысли, что он мог бы проводить своё время так с Цинцю его мира, демон почти поёжился. Судя по смешку, сошедшему с губ его собеседника, это рассмешило и его. — Бин-гэ, — неожиданно выдал пиковый лорд, поправляя мешающие пряди волос. — Ты ведь старше моего Бинхэ, не так ли? Ло Бинхэ почти подавился. — Это ужасное прозвище, — с кислой миной сообщил ему Повелитель Трёх Миров. Убедился, что тот заметил его недовольство, и продолжил: — Назови меня кто-нибудь так из моих подчинённых или жён, то я бы непременно снёс им голову. Шэнь Цинцю понимающе, с еле заметным сочувствующим блеском в глазах, кивнул. — Хорошо, Бин-гэ. Ло Бинхэ закатил глаза. Он не желал выносить жалобы, потому что, несмотря на очевидно отвратительный характер задиры учителя, остающийся неизменным сквозь вселенные, ему нравилось, что Шэнь Цинцю позволял себе такую… Свободу в общении с ним. Вечно собранный, ледяной образ небожителя растворялся на глазах. Шэнь Цинцю был живым. Во многих понятиях этого слова. — В моём мире я осведомлён о большей половине твоего прошлого, — вдруг предупредил демон, нехотя переводя взгляд на небо. — Если ты пожелаешь, то я могу обращаться к тебе, как к Шэнь Цзю. Большую половину, потому что даже пробравшись в голову шифу, ему не удалось заполучить все воспоминания. Его прошлое настолько неприятно искалеченное, что Шэнь Цзю его мира возжелал искоренить почти всё, что сумел. Запер их почти полностью, не желая вспоминать даже насильно. Оно и к счастью; испытывать хоть каплю сочувствия к этому монстру в планы Бинхэ не входило. Цинцю замолк. — Не стоит, — вздохнул он, как-то неуверенно дёрнув плечами; слишком спокойно. Быть может, и этот Шэнь Цинцю предпочёл отстраниться от нежеланных воспоминаний? — Это пережиток прошлого. Что насчёт… Шэнь Юань? Этого Ло Бинхэ никак не ожидал. — Оно как-то связано с тобой? — полюбопытствовал он, инстинктивно нависнув над собеседником. Тот, к счастью, не вздрогнул и не дёрнулся, только аккуратным движением перекинул его волосы за плечо, чтобы не мешались. (Демону не хотелось думать о том, насколько тёплым и доверительным был этот жест.) — Это просто красивое имя. Возможно, я хотел бы, чтобы оно было моим, вот и всё, — заворчал учитель, словно пытаясь отмахнуться от назойливой мухи. — Никакого слишком глубокого смысла, ладно? Что-то подсказывало Бинхэ, что ему сейчас бесстыдно солгали. — …Хорошо, А-Юань. Щёки мужчины неожиданно запылали красным, и он поспешно отложил музыкальный инструмент с колен, чтобы схватить позабытый ненадолго веер. — Что это ещё за А-Юань такой, молодой человек?!*
— А-Юань, — почти требовательно окликнул Бинхэ, позволяя бровям сойтись на переносице в немом недовольстве, — ты поздно. Шэнь Цинцю удивлённо промычал, разворачиваясь к нему корпусом: волосы от резкого движения встрепенулись, а губы приоткрылись в непонимании. Ло Бинхэ… Становился жадным. Чужое внимание вызывало пристрастие, работая гораздо эффективнее Синьмо, пытающегося его подчинить годами. Он и сам не заметил, как весь его день начал сводиться к ожиданию момента, когда он вновь встретится с учителем в Царстве Снов. Мэнмо, не упускающий возможности его подстегнуть, ликовал. — Так ли это? — мужчина привычно обмахнулся веером. — Я не знал, что появляюсь в какое-то определённое время… В любом случае, приношу извинения за ожидание. У этого мастера были некоторые неотложные дела. Ло Бинхэ капризно цокнул, поудобнее устраиваясь на чужой кровати; сегодня, Цинцю выбрал бамбуковый домик, в качестве места встречи. Место, являющееся оплотом домашнего уюта для учителя и ученика этой вселенной. Что несколько иронично, ведь для него самого эта локация всегда была причиной испуга и паники от грядущего наказания. — И чем же был занят А-Юань? Шэнь Цинцю пододвинул раскачивающееся кресло в его сторону, уселся напротив, и по-кошачьи потянулся, вытягивая руки над головой. — Разве Бин-гэ ещё не догадался? Ло Бинхэ не нравилось чувствовать себя глупым, но именно таковым он себя и ощущал в присутствии этого учителя. Ему всегда казалось, что нет никого умнее его во всех Трёх Мирах — и то было правдой — но… Здешний Шэнь Цинцю знал кое-что, чего не мог знать он. Здешний Шэнь Цинцю слишком хорошо знал его. Его повадки, его характер, его эмоции. То, что было для Ло Бинхэ скрыто под семью печатями, в надежде быть забытым и уничтоженным навеки, лежало в ладонях этого заклинателя. Это пугало. И очаровывало. — Этот учитель отправился на могилу меча моего Бинхэ, — так и не дождавшись складного ответа, объяснился пиковый лорд. — Это несколько лицемерно с моей стороны, праздновать его день рождения, однако… Мгм, я не смог проигнорировать этот день. Этот старик действительно становится слишком сентиментальным. — День рождения? — не удержавшись, глупо переспросил Ло, судорожно вспоминая дату. Он помнил, что родился зимой. В день, когда земли постиг ужасный холод, способный убить даже взрослого. Но дату?.. Он не помнил. Слишком давно он праздновал этот день; кажется, в последний раз ещё задолго до падения в Бездну, в тишине и одиночестве, лишённый компании. Хотя праздновал — слово несколько громкое. Скорее, отдавал честь женщине, его взрастившей. Быть может, Бинхэ стоит спросить дату у своей жёнушки, Нин Инъин? (Идея провальная с самого начала; он осведомлён слишком хорошо, о том, что в его мире нет ни одного живого человека, способного вспомнить эту дату.) — Ах, Бин-гэ, не расстраивай этого учителя. Не говори, что позабыл, — удивлённо забормотал Шэнь Цинцю, мягко стукая его веером по плечу. Ло Бинхэ ощетинился. — Зачем праздновать день рождения этого щенка? — вместо тысячи вопросов обозлился он. — Зачем праздновать день рождения создания, которое тебя уничтожит по возвращению? (Почему ты празднуешь его день рождения, а не мой?) Лицо Цинцю побледнело, и Ло Бинхэ мигом пожалел, что позволил злым словам сорваться с языка. — Я всё ещё люблю своего Бинхэ, — всё же осмелился ответить заклинатель, приподнимаясь на ноги; и Бинхэ с трудом воздержался от того, чтобы не вцепиться в него, не позволив тем самым отойти. — Это моя вина, что он не может отпраздновать его со всеми, как обычно. Как обычно?! У Ло Бинхэ не было и этого! Никто, кроме его матушки, не праздновал его день рождения! Матушки, погибшей по его вине. (Бесполезный, глупый, безнадёжный ребёнок. Оно и неудивительно, что он всегда оставался один.) — Ты не празднуешь дни рождения, Бин-гэ? — голос учителя вновь стал чуть более жизнерадостным; Бинхэ почти фыркнул: для человека, что жаловался об его излишне талантливых актёрских способностях, он и сам неплохо справлялся. — Я бессмертное существо, — он отмахнулся, беспрекословно следуя за Шэнь Цинцю, ступающим куда-то в сторону кухни. — Мне незачем вести счёт прожитым годам. — Но ты и не праздновал его и в юности? И чья была эта вина?! Не то, чтобы Ло Бинхэ хотел винить того, кто не прикладывал к этому руку. Нет, человек, повинный в этом, давно уже мёртв, и даже захоронен, вопреки его кровожадности. Могила меча пикового лорда Цинцзин на заднем дворе дворца Хуаньхуа мозолила ему глаза вот уже несколько столетий. Просто… — Пару раз, — односложно отозвался демон, прекрасно понимая, что ответ известен им обоим. Шэнь Цинцю вяло кивнул. На столе кухни их поджидал небольшой поднос с яичными пирожками; некогда его любимыми. Не то чтобы он нуждался отныне в еде; от того никогда и не кушал, избегая празднеств, даже на демонских банкетах. В конце концов, там кушать было опаснее всего. — Почему бы нам не попробовать отпраздновать? И они действительно, в той или иной степени, отпраздновали. Шэнь Цинцю не мог передать ему подарок, будучи разделённым вселенной, но в качестве компенсации отыграл ему те песни, которые Ло Бинхэ ранее хотелось услышать в исполнении шифу. А затем, они отужинали вместе. Как семья. Он без умолку жаловался на своих подчинённых, не церемонясь в подборе выражений, как он это делал среди остальных знатных демонов или особо чувствительных жён. И с восторгом подметил, что Шэнь Цинцю и сам умел сквернословить. Да и до чего отважно. Когда сон начал подходить к концу, давая знать о завершении отчётливым ощущением, похожим на ещё большую сонливость, учитель склонился над ним, аккуратно прижимая свои руки к его щекам. — У тебя есть всё, о чём ты можешь желать, Ло Бин-гэ, — зашептал он, разглядывая его с незнакомой доныне нежностью. — И всё же, ты одинок. — Я не одинок, — почти автоматически заспорил демон, растягиваясь в волчьем оскале. — В моём гареме чуть свыше… Под пристальным взглядом А-Юаня, он замолк. — Я желаю тебе отыскать человека, способного разогнать эту тоску и пустоту. Осторожный, тёплый поцелуй отпечатался на демонической метке Бинхэ, вынуждая его невольно задержать дыхание. Размышлять стало как-то сложно, и в необъяснимом испуге, он очнулся. (Всё же, шифу несколько ошибся. Не всё, чего Ло Бинхэ желает, он способен получить. Потому что мужчина, проявляющий к нему сострадание и искреннюю заботу, принадлежит, увы, не ему.)*
— Бинхэ вернулся. Ло Бинхэ подсознательно напрягся. Это единственное, что он услышал от Шэнь Цинцю, пропавшего из Царства Снов на несколько дней. И сегодня, впервые за три года их бесконечных встреч, в округе не было ни Бездны, ни бамбуковой хижины, ни пиков, ни городов. Только режущий глаза белый, вынуждающий демона морщиться от непривычной яркости. — Три года… Почему не пять? — непонимающе возмутился он, спеша нагнать А-Юаня, нервно расхаживающего по белому ландшафту. (Это то, почему ты любишь его, а не меня? Он сильнее? Ему понадобилось гораздо меньше времени, чем мне. Неужели я, Правитель Трёх Миров, хуже этого засранца?) — Я не знаю, — лицо заклинателя осталось неизменно бесстрастным, но его действия всегда говорили громче; подрагивающая рука, заложенная за спину и неестественно напряжённая спина. — Он так вырос, Бин-гэ. Император почти расхохотался. Ну разве не привык он к его взрослой версии? Вот же она — стоит прямо перед ним, во всей красе! Неужели он даже самую каплю не видел своего Бинхэ в нём?! Неужели настолько они для него разные? Или, быть может, ему не хотелось видеть своего невинного лотоса в нём, в… Звере? — Ты сбежал? — поинтересовался Ло Бинхэ, с некоторым эгоизмом наблюдая за тем, как двигается учитель. В скором времени здешний Бинхэ лишит его жизни — демон старается не думать о том, как болезненна сама эта мысль — а это значит, что производить его образ придётся исключительно по воспоминаниям. — Я в Водной Тюрьме, — вздохнул Шэнь Цинцю, до того беспечно, как если бы его содержали в лучшем Дворце, а не в темнице. — Да и бежать я не собирался. Простофиля, — захотелось возмутиться Ло. Они уже обговаривали это с ним ранее, рассматривали разнообразные попытки — все безнадёжные, Ло Бинхэ знал — избежать казни от бывшего ученика. Однако чувство вины этого мужчины просто поражало! Ни разу он не воспринял его предложения касательно побега из своего драгоценного пика Цинцзин всерьёз! Вот и сейчас он, столкнувшись с осуждающими алыми зрачками, лишь пожал плечами: — Я действительно хочу отплатить ему за всю причинённую боль, Бин-гэ. И если потом, когда это всё закончится, у меня получится возможность… Переродиться или воскреснуть, то я буду рад. Если же нет, то… Я полагаю, я не боюсь смерти. В горле неожиданно пересохло, и кровь, кажется, заледенела. Он ощущал себя так, как если бы его вновь хлестнули плетью за неверное движение в сторону его шифу. Эти слова, брошенные Шэнь Цзю в его адрес когда-то давно, невольно вынудили вспомнить его, скольким пыткам он подверг своего учителя. И запоздалое осознание того, что то же самое произойдет с мужчиной — не с тем, что заслужил; нет, этот несомненно невиновен — вызвало в нём неподдельный приступ тошноты. Учитель, что заботился об этом несносном ребёнке, несмотря ни на что, будет страдать. Это было… Несправедливо. — Этому учителю стоит проснуться, — забормотал, словно в бреду, Шэнь Цинцю, вцепляясь пальцами в рукава ханьфу. — У меня не получается спать там долго. Слишком… Холодно. О, Ло Бинхэ знал, как холодно в Водной Тюрьме. Он прекрасно помнил продрогшие тела созданий, чьи жизни он забирал в стенах этой темницы, в безнадёжной попытке отвлечься от собственных мыслей. Воспоминаний. — Стой, — Бинхэ смолк, неожиданно совершенно не зная, что сказать. — Ты… Шифу молча потянулся к нему, растягиваясь в кривой улыбке. Постучал раскрытой ладонью по кудрявой макушке, видимо, прощаясь, и окончательно растворился. «Гораздо больнее осознавать, что у тебя была возможность иметь что-то хорошее, так этого и не получив, чем лишиться всего, что у тебя было». Ло Бинхэ ненавидел понимать то, что Шэнь Цзю тогда был прав.*
Пять лет. Прошло пять лет, прежде чем Ло Бинхэ с трудом осознал, что стоящий перед ним Шэнь Цинцю — А-Юань, если угодно — не реалистичный плод его воспоминаний, создавать который он научился до идеала, а тот самый человек, пропавший годы назад. — Ты… Переродился? — в горле, почему-то, пересохло, и Ло Бинхэ с плохо скрываемым волнением положил руки на чужие плечи. — А-Юань, ты жив? Учитель смотрел на него немного осоловело, словно и сам не до конца понимая произошедшее. Заметно расслабился, услышав такое знакомое обращение. Озадаченно промычал, сжимая в бледных пальцах веер. Такие знакомые движения, и теперь… Живые. Снова живые. — Есть кое-что, чего этот мастер тебе не рассказывал. Ты желаешь послушать, Бин-гэ? Желает ли он послушать? О, ради всего святого, он едва сдержался от того, чтобы не прижать к себе этого мужчину, подобно соскучившемуся ребёнку! Конечно, он желал его послушать! Что бы это не было — странная шутка, очередной ликбез о существах из нижнего мира — Ло Бинхэ принял бы всё. И тогда, А-Юань поведал ему историю о запасном теле — что, несомненно, очень и очень умное решение; его шифу никогда бы не смог до такого додуматься! — и о том, что произошло пять лет назад, на крыше самого высокого дома в городе. А затем о перерождении, о слухах, ходящих среди людей и заклинателей. О его возвращении. — Я рад, что ты решил не кидаться бездумно оплачивать этому мальчишке по надуманным долгам, а попросту сфальсифицировал смерть, как я предлагал, — довольно провозгласил Ло Бинхэ, устраиваясь поудобнее на траве, неподалёку от бамбукового домика. Ему не хотелось думать о том, что изображение того заметно посерело и размывалось, словно находилось под толстым слоем воды. Ему не хотелось думать о том, что учитель забывал место, являющееся его домом. Шэнь Цинцю по-странному замолк. Ло машинально закатил глаза, мгновенно догадавшись: — Ты ведь не был уверен, что запасное тело сработает, да? Заклинатель кивнул, как ни в чём не бывало. — Это чудо, что Шан Цинхуа действительно удалось хоть что-нибудь придумать. Даже, если это заняло гораздо больше времени. В любом случае, я не ждал, что действительно смогу вернуться к жизни. Наверное. (Почему он получает так много любви, заботы и жертв, при этом оставаясь полностью слепым к преданности учителя? Почему он, а не я?!) — Не ждал или не хотел? Ответа не последовало, разумеется. Шэнь Цинцю, впрочем, казалось не сильно раздумывал об этом сам. Он не единожды замечал, как тот умело абстрагируется от событий жизни, не желая тратить лишнюю секунду на размышления. Как если бы осознание произошедшего, могло бы неподдельно разрушить его изнутри, оставив лишь обломки. Как если бы он боялся, что не сможет отыскать себе прощения. — Расскажи мне, что изменилось за эти пять лет у тебя, Бин-гэ. Развлеки этого старика, ну! Император ухмыльнулся. Если бы только этот учитель знал, что в его жизни ничего не происходило уж очень давно, и общение с ним единственное, что хоть чуточку развлекало его, даря иллюзию жизни, а не существования. Но мог ли он сказать это ему, когда тот и так носил на себе груз ответственности за другого него, более глупого, менее осознанного? Конечно же нет. Ни за что в своей жизни Ло Бинхэ не позволил бы себе обременять Шэнь Цинцю, проявляющего к нему столь большое количество чуткости. Если его идиотская копия, не осознающая собственного счастья, не способна позаботиться о спокойствии учителя, то это придётся сделать ему. (И вы до сих пор зовёте его своим? Разве он заслужил? Разве вы не видите? Вы не видите, что я гораздо лучше него? Вы заслужили большего, лучшего, самого лучшего. Только позвольте мне… Одно ваше слово и–) — А-Юань желает послушать о новых тварях, с которыми я столкнулся за прошедшие несколько лет? Чужие глаза загорелись неподдельным интересом, и Ло Бинхэ возликовал. Он прекрасно знал, как заинтересовать мужчину напротив. — Мгм, — пытаясь скрыть первозданный энтузиазм, согласился учитель, скрываясь за веером. — Разумеется, Бин-гэ. Этот мастер слушает. — Слышал ли А-Юань когда-нибудь…*
Не так много времени они провели вместе после поразительного возвращения учителя; всего лишь несколько ночей, переполненных туманными рассказами о чём-то неважном, размышлениях и попытках отвлечься от того, что творилось в мире Шэнь Цинцю. Это была пятая ночь после возвращения учителя, когда он задумчиво постучал веером по коленям, взывая Ло ко вниманию. И он, как послушный и уважающий товарищ — если ему не дозволено владеть им, как возлюбленным и учителем, то позвольте ему занять хоть какую-нибудь роль в чужой жизни, даже самую маловажную — уселся рядом, укладывая голову на его колени. Длинные пальцы потянули за шёлковую ленту, стягивающую его волосы. В следующий миг высокий хвост оказался распущен, раскидывая повсюду волнистые кудри, а бледная рука осторожно зарылась в них, принимаясь массировать кожу головы. — Я так ошибался, Бин-гэ. Этот мастер думал, что изменился. Что способен… Понимать своего Бинхэ. Но… Я был так напуган, так предвзят к нему, что совершенно не заметил, что ты и он — разные люди. Император неосознанно задержал дыхание. Если он видел в них одного человека, то почему ни разу не тянулся к нему, как тянулся к этому паршивцу?! Почему– — Он никогда не желал моей смерти, — поникший голос Шэнь Цинцю звучал до того потухшим, что Бинхэ едва ли сдержался от агрессивного рычания. Почему его более бесполезная версия себя не способна принести хоть немного счастья этому мужчине? — Всё, чего он желал, так это вернуться ко мне. А я продолжал бежать. Ло Бинхэ попытался напомнить себе, что ему не стоит причинять А-Юаню ещё больше проблем. Что та, его другая версия, может быть инфантильной столько, сколько он возжелает, но его цель — облегчить пиковому лорду существование. (Может быть тогда он согласится уйти с ним?) — А-Юань, — он вложил в голос всю мягкость, на которую лишь был способен. Всю искреннюю нежность, давно забытую, — я просматривал твои воспоминания, и я знаю, каково влияние Синьмо. Твой ученик был пугающим. Ты прекрасно своими глазами видел, каким я бываю в гневе, так почему же винишь лишь себя? О, Шэнь Цинцю всегда винил лишь себя, даже если и выставлял всё шуткой. Таков был его характер, его вредная привычка, и иногда Бинхэ позволял себе задаваться вопросом, быть может… Быть может его шифу ненавидел себя также яро, как этот. Быть может его Шэнь Цинцю просто хорошо прятался. «Давление, под которым находится Чжаньмэн-шисюн… Несомненно, моя вина», — обмолвился однажды Шэнь Цинцю, выдавливая тихий смешок. Чёрта с два! Разве он не первым бросил его в роковой момент, пообещав совершенно противоположное? Разве это не он, несмотря на просьбы шицзуня, перестать его кликать старым именем, продолжал к нему так обращаться? «Мне жаль, что наши отношения с Лю-шиди не всегда были такими хорошими». Как если бы хвалёный Цингэ не первым взъелся на Шэнь Цинцю, обозвав его высокомерным богачом — будто сам им не являлся! — совершенно не зная ничего о его происхождении. — Лишь я один несу ответственность за то, что стало с Бинхэ, — тут же отрезал А-Юань, пропуская пряди между пальцами, задерживаясь на немного. — Почернело бы сердце моего белого лотоса, не окажись он в Бездне? Ответ очевиден. — Скажи ему то, что говорил мне когда-то давно, — почти попросил Ло, хватаясь за ткань чужого ханьфу. — Он поймёт. Молчание вновь послужило лучшим ответом: конечно, если Ло Бинхэ не спросит, то Шэнь Цинцю и не скажет. Наверное, он вновь считает, что не достоин права объясняться, или ещё хуже: боится, что его ученик начнёт винить за произошедшее себя. — Я… Отныне я не хочу убегать, Бин-гэ. Я лишь хочу оставаться подле него. Я хочу исправиться. Думаешь ли ты, что у этого учителя есть шанс быть принятым? Ло Бинхэ подавил болезненный смешок, норовящий вырваться из груди. Прикрыл глаза, царапнул губы зубами и натянуто улыбнулся: — Глупый вопрос, А-Юань. Этот ученик всегда примет своего учителя. (Он не был уверен, про какого Бинхэ говорит, но одно знал точно — в его словах не было ни капли лжи.)*
Что ж, стоило отдать его неумелой, бесящей копии должное — дрался он не так уж и плохо. Не лучше его, разумеется, и кое-где прихрамывал, когда дело касалось техники, но достаточно хорошо, чтобы умудриться ранить его. Его, великого Императора Трёх Миров. Больше порадовало лишь искреннее недоумение на лице этого барана; да, несомненно, этот Ло Бинхэ никогда не задумывался об истинной мощи Синьмо или о параллельных реальностях. А А-Юань по всей видимости так и не рассказал юнцу, что уже пересекался с его другой версией. Забавное развлечение всё же вышло. — Бинхэ? — знакомый голос вырвал из размышлений, и ему едва удалось остановить довольную улыбку, норовящую расползтись по лицу. Ему хотелось проверить, как хорошо Шэнь Цинцю их различает вне Царства Сновидений. — Что ты здесь делаешь? Ты ранен? Ему совершенно не понравилась толика волнения, промелькнувшая в голосе учителя. Ну разве сложно запомнить, что этот олух, будучи родовитым демоном, с лёгкостью залечивает совершенно любую рану! Лишь бы понаседничать, лишь бы прыгнуть защищать… — Шицзунь, — вкладывая всё своё актерское мастерство, позвал он, опуская взгляд в каменный пол, — этот ученик в порядке. Шэнь Цинцю недовольно запыхтел, насильно вытягивая его из тёмного угла, где он притаился, ожидая чужого появления. Покрутил из стороны в сторону, словно тряпичную куклу, вглядываясь в очертания. — Разве этот мастер учил быть тебя таким беспечным?! — веер мягко коснулся его макушки, а руки принялись тщательно ощупывать тело, проверяя на наличие иных ранений. В какой-то миг Шэнь Цинцю замер, продолжая придерживать его за плечи, и излишне шумно выдохнул. Приподнял голову, впившись внимательными глазами, а затем осторожно, очень неуверенно спросил: — Бин-гэ? В этот раз он позволил оскалу возникнуть на лице. — А-Юань. Пиковый лорд комично захлопал ресницами, словно переваривая услышанное. И взяв его под руку, потащил по длинному, серому коридору. Ло Бинхэ не сопротивлялся, бездумно следуя за ведущим; прикосновения в реальной жизни казались куда более приятными. Более настоящими, что ли. Они остановились лишь тогда, когда Шэнь Цинцю подтолкнул его в странное помещение, поразительно напоминающее Бамбуковую Хижину. Дверь за ними плотно прикрылась. — Он создал копию Бамбуковой Хижины? — буднично поинтересовался демон, тыкнув на пробу ладонью ближайший столик. — Неплохо. (Пять лет назад, когда ты пропал, я сделал то же самое, только в своём Царстве.) — Как ты здесь… Нет, я знаю, как. Почему ты здесь? И где Бинхэ? — заговорщически зашептал Цинцю, как если бы боялся быть услышанным. Ло Бинхэ фыркнул. Ну вот, снова мастер думает про эту паршивую овечку. — Ты вновь перестал появляться в Царстве Снов, — объяснился он, по-хозяйски усевшись на чужую кровать, вытягивая ноги. — Что значило, что ты либо сошёлся с этим зверьём, либо он тебя снова убил, — наигранно вздохнув, надул губы, совсем по-детски: — И кем бы этот недостойный был, не проверив состояние своего учителя? Главный вопрос он намеренно оставил не отвеченным. Не то, чтобы он не уважал А-Юаня или не то, чтобы он желал его волновать, просто… Ему было интересно, как далеко это зайдёт. Как далека граница доверия демону, вроде него. Одно дело видеться во снах, зная, что ничего не произойдёт, а другое — в реальности. Где же гарантия, что обезумев, он не убьёт и этого Шэнь Цинцю? Заклинатель, невзирая на откровенное возмущение ситуацией, поспешил изъять невесть откуда аптечку, заученными движениями принимаясь расшнуровывать его одежды. Это позабавило императора; немного грубоватые движения не несли никакого сходства с кокетливыми прикосновениями его жён, но компенсировали иным. Заботой, куда более искренней, чем ему удавалось когда-либо заполучить. — Этот учитель просил Бин-гэ не называть его так, — несильный щелчок пальцами по лбу, прямо в области метки. И ещё один. — И он никогда не пытался меня убить, моё пожертвование было искренним… Впрочем, этот старик ценит твою заботу. В очередной раз за день почувствовав себя победителем, Бинхэ вальяжно откинулся назад, помогая стянуть с себя одежду. Шэнь Цинцю, к сожалению, даже не задержал взгляд на его обнажённой груди дольше нужного, со всей серьёзностью принимаясь заниматься раной. — И всё? — он нетерпеливо заёрзал. — Что, если я скажу, что убил твоего жалкого ученика? Шэнь Цинцю непоколебимо фыркнул. — Ты можешь ненавидеть его сколько угодно, но мы оба знаем, что ты рад тому, что хоть какая-то версия тебя живёт искренне припеваючи, — Ло дёрнулся. Слова этого мужчины всегда ударяли прямиком в цель, словно стрелы в мишень. — И мне нравится думать, что ты бы не хотел расстраивать меня. Это было тоже правдой, не требующейся быть озвученной для понимания. Пиковый лорд продолжил обрабатывать ранение, параллельно вливая в него духовную энергию через прикосновения. Для них было не впервой молчать вот так вот, но сегодня, почему-то, Бинхэ ощущал себя непозволительно… Маленьким. Маленьким ребёнком, дорвавшимся до внимания со стороны взрослого. Всё же прятаться в Царстве Снов было гораздо легче. Там он всё контролировал. То была его стихия. — Он вернётся предположительно к завтрашнему вечеру, — тихо подытожил Бинхэ, пока А-Юань мягкими движениями перебинтовывал его живот. — Может быть чуточку раньше. В любом случае, у меня нет намерения пересекаться с ним вновь. Я вернусь к себе, как только почувствую его присутствие. Это избавит их от большинства проблем. Шэнь Цинцю понимающе кивнул, медленно разгибая спину. Затем подарил ему осторожную улыбку, приглаживая ладонями спутанные волосы. — Быть может, Бин-гэ желает увидеть что-нибудь в этом мире? Демон осторожно прикусил губу. Как мог Цинцю относиться к нему с такой нежностью? Искренностью? — Нин Инъин и Лю Минъянь, — пораздумав, вынес он, склоняя голову вниз, чтобы учителю было легче водить ладонями по его макушке. — Я хочу увидеть, как они здесь живут. Он не волновался о Ша Хуалин; пожалуй, эта демоница хорошо приспосабливалась совершенно в любой среде. Но он помнил Нин Инъин ещё до того, как та стала ничем больше, чем простой блеклой тенью самой себя из прошлого; помнил, как быстро потух её смех, некогда звучащий звонче любых колоколов, и как ласковое «А-Ло» сменилось печальным и пустым. И он знал, что Лю Минъянь задолго до него ещё умела жить. Жить подле своего брата, не скрывая собственного энтузиазма, ныне проявляющегося лишь тогда, когда она слагала о нём повести. Бинхэ же удалось застать её исключительно в разрушительной тоске, что послужила ей золотой клеткой, в которой она самостоятельно заперлась, не задумываясь. Ему хотелось надеяться, что здесь они живут гораздо лучше, чем в его вселенной. (Что здесь они живут, а не существуют, подобно бессмысленным статуэткам на полках.) — Конечно, — мужчина закивал, странно удовлетворённый его порывом. — Мы можем навестить их завтра. Чем же Бин-гэ желает заняться сегодня? Он вздохнул, плохо скрывая накатывающее на него отчаяние. Прилипчиво потянулся к Шэнь Цинцю, прижимаясь лбом к его груди. — А-Юань. Давай поспим. Как если бы они не делили сны на двоих столько раз. (Как если бы он просто хотел почувствовать чужие объятия.) — Хорошо. Давай поспим.*
Вместо ожидаемого триумфа от посещения чужой реальности, Ло Бинхэ столкнулся с раздражающим, разъедающим изнутри чувством, название которому дать толком не смог. Умом он давно уже осознавал, что здесь людям живётся легче, чем в его мире, но… Одно дело думать об этом издалека, как о забавной сказке, написанной неумелым и излишне жизнерадостным автором, а другое — быть в ней лично, осознавая на собственной шкуре, до чего лишний ты здесь. В этом мире было место для человека по имени Ло Бинхэ. Он просто не был нужным. — Бин-гэ удовлетворил свой интерес? — полюбопытствовал Шэнь Цинцю, когда они обошли все возможные пики, столкнувшись с кучей заклинателей и учеников. Тех, что в его мире давно погибли, и тех, что просто существовали в качестве рабов. Он молча кивнул, продолжая крепко сжимать чужую ладонь. — Неужели я не заслужил того же? Слова вырвались против воли, совершенно неосознанно. Он не собирался огорчать этого учителя, совершенно не хотел, но– — Бин-гэ, как и Бинхэ, заслужил всего самого лучшего, — мгновенно парировал мастер Сюя, останавливаясь неподалёку. Потянулся ко второй его руке, до этого спрятанной за спиной, и сжал. — Мне поистине жаль, что ты был обделён этим. — Это несправедливо! — почти зарычал он, мотнув головой; аккуратно заплетённая Шицзунем косичка дёрнулась вслед за ним, и он мельком подумал о том, что не позволит себе её никогда расплести. — Ты прав, — согласился Шэнь Цинцю, неожиданно освобождая хватку. Ло почти испуганно потянулся следом, когда учитель мягким движением обхватил его щёки, принимаясь скользить по коже большими пальцами. — Этот учитель смеет надеяться, что по возвращению к себе Бин-гэ сумеет восстановить справедливость, — странная хитреца в голосе А-Юаня не осталась незамеченной. — В конце концов, уж точно есть миры, которые нуждаются в своём Бинхэ. Демон непонимающе моргнул, а затем, осознав сказанное, рассмеялся, роняя голову на чужое плечо. Он и сам не единожды раздумывал над этим, мечтал, даже, но и не смел что-то предпринимать, не дождавшись разрешения заклинателя. — А-Юань соблазняет этого ученика на всякие дурости, — прохрипел он, смаргивая появившиеся из неоткуда слёзы. Он не плакал так непозволительно давно, что забыл вовсе, каково это. А сейчас и взял, разрыдался на плече мужчины, которого так старательно пытался впечатлить весь день, дабы забрать с собой. Конечно, Шэнь Цинцю с ним никуда бы не пошёл. По крайней мере, этот Шэнь Цинцю. — Ло Бинхэ? — это был один из немногих разов, когда он обратился к нему по полному имени, и демон невольно растаял, стараясь запомнить звучание. — Позаботься о себе, пожалуйста. Это моё единственное наставление. — Этот ученик постарается его исполнить.*
Он не хотел думать о том, какой разговор ждал А-Юаня с этим отвратительно везучим лотосом, по возвращению. Или что в той вселенной произошло потом, после его ухода. Потому что в той, откуда он родом, почти ничего не изменилось; жёны приветствовали его, как делали это и всегда, даже не задавшись вопросом, что происходило в предыдущие дни. И ничуть не удивились, когда он вновь проигнорировал приглашения в постель. Привыкли, он смел полагать. — Мэнмо? Единственный его спутник, демон Снов, некогда послуживший лучшим учителем, чем его собственный, встрепенулся. Ло Бинхэ редко обращался к нему в эти дни, практически никогда. — Владыка? — Что произойдет, если этот Император навсегда покинет эту реальность, уничтожив напоследок Синьмо? Он также не хотел задумываться о вопрошающей тишине, повисшей между ними грозовой тучей. — Эта реальность продолжит существовать, но уже без своего государя. Значит, чужие жизни продолжатся. Его гарем будет распущен, его правление будет забыто. Может, его место займет бедный Мобэй Цзюнь, на которого Бинхэ в последние годы взваливает слишком много обязанностей. Может, Ша Хуалин вновь станет независимой правительницей, а не красивым дополнением к нему. Может, Лю Минъянь, наконец, начнет публиковаться. Или вернётся на пик, заняв место госпожи Ци Цинци. Может, Нин Инъин вернётся с ней и отыщет старых знакомых. Может… Может, у всех у них всё ещё будет шанс исправить испорченные жизни, начав новые. И может, у него появится такой тоже. — То, что мне нужно.*
Разгуливать по столице полной людей, кишащих перед глазами, без меча или хоть какого-нибудь вооружения, было… Что ж, странно. Непривычно. В первое время пугающе, но Ло Бинхэ научился помнить, что здесь, в государстве, что называлось Китаем, на тебя не обращают особое внимание. И не нападают. А ещё, здесь нет демонов и заклинателей. Совершенно безопасная зона, исключая вероятность умереть от железных кусков карет, которые носили название машин. Привыкать к совершенно иному миру трудно. К счастью, Ло Бинхэ достаточно смышлёный, и для него это совершенно не проблема. Ну, может быть совсем немного. В любом случае, оно того стоило. Он плотно прикрыл дубовую дверь места, которое теперь следовало называть его домом — или квартирой, как здесь говорили — и неторопливым, немного взволнованным шагом направился к противоположной. Откашлявшись несколько раз, он постучал по поверхности, параллельно поправляя мешающуюся перед глазами косичку. Прислушался к звукам копошения, между которыми проскользнуло несколько ругательств, и автоматически выпрямился, когда на пороге, наконец, появился такой знакомый незнакомец. — Здравствуйте. Я ваш сосед из квартиры напротив, — натягивая самую обворожительную улыбку, представился он. — Ло Бинхэ. Прошу, примите этот скромный дар в знак нашего знакомства. Он немного приврал, назвав огромный пирог, над готовкой которого провозился несколько часов, регулярно вздрагивая от странных механических звуков на кухне, что отсчитывали время, скромным. Зато, его сосед удивлённо округлил глаза, неуверенно принимая протянутую тарелку. — Не стоило, — поспешно помотал головой он, свободной рукой поправляя немного сползшие очки. Улыбнулся такой родной улыбкой, указывая куда-то позади себя. — Может, в таком случае, отобедаем вместе? О, я забыл представиться… Я Шэнь Юань. «Я знаю, я тебя искал», — захотелось отозваться Бинхэ, взваливая на этого мужчину всё, что беспокоило его так долго. Вместо этого он лишь рассмеялся. Слишком рано. Может быть когда-нибудь он расскажет этому удивительному мужчине напротив о совершенно чужой вселенной, лишённой техники. Расскажет об истории учителя и ученика; даже о нескольких. А пока… А пока его устраивало всё так, как оно есть. — Я буду только рад… А-Юань.