Шестнадцатилетие

      — Осаму? — дверь не была закрыта – юноша просто не успел, потому сейчас Чуя резким движением врывается внутрь. — Почему ты сбежал? Осаму молчит. Тело трясёт, и все силы направлены лишь на то, чтобы по сильнее зажать руками рот. Он уже не может смотреть на ободок от унитаза, его буквально выворачивает. Юноша было начал давиться, когда услышал знакомый голос у входа. Как не вовремя.       — Осаму? — Чуя зовёт и вместе с тем продвигается вглубь старой квартиры. — Я думал, нам было весело. Последние слова звучат как-то по особому грустно. Для Накахары это действительно был особый праздник. Конечно, не каждый день тебе исполняется шестнадцать.       — Прости, наверное зря я тебя уговаривал, — на кухне прерывисто моргает свет.— Знал же, что ты не любишь все эти тусовки и шумные места. Взгляд рыжего цепляется за какие-то коробочки на столе. Блистеры.       — Блять, — Чуя быстро пробегается по названиям, — Дазай, ты в порядке? «Ты в порядке?» – что за дурацкий вопрос.

В порядке – это как?

Очередной плотный ком подступил к горлу уже с новой силой, для этого теперь даже пальцы были не нужны. Во рту образовался противный привкус, а тягучая слюна всё никак не переставала выделяться. Дазай быстро сплюнул, панически глядя на дверь. Как бы много он ни переживал за свою жизнь позора, ощущать чужой взгляд на своей спине, когда сам ты блюёшь, еле удерживая прозрачное по ощущениям тело руками, чтобы просто не упасть в воду, бултыхающуюся вместе с переработанным содержимым – это невыносимо.       — Эй, эй, ты чего, — тепло чужих рук пугает, желудок снова вывернуло. Накахара в панике, но вида не подаёт: просто держит каштановые волосы, позволяя парню самому всё ему рассказать. — Я здесь, я помогу. Несколько раз. Ещё несколько раз, практически друг за другом.       — Это алкоголь, — карие глаза слезились. Было видно даже за руками, сейчас закрывающими лицо, — я просто перепил.       — Осаму, не надо, — видя, что всё закончилось, Чуя обхватывает шатена, оттягивая его от унитаза, — не бойся рас–       — Это алкоголь! — резко срывается Дазай. — Ничего такого, с кем не бывает?!       — Прости меня, — Накахара звучит искренне, даже слишком тихо – это почти шёпот, — я ужасно перед тобой виноват. Сколько раз они спорили, кто съест больше кари? Сколько раз он пихал ему в рот попкорн, когда они смотрели кино? Так много раз. Дазай всегда казался ему худым, как палка, что при первом взгляде может и смущало, но тот всегда отшучивался, что это одно из множества преимуществ высоких людей, и никогда не относился серьёзно. Так много раз он превращал это в шутку.       — Не извиняйся, — у Дазая сил совершенно не осталось. Бежать через весь район от Чуи домой, потому что проклятый туалет у них не работает, пока навязчивые мысли только усиливаются, а потом всеми способами пытаться вытравить из себя фастфуд довольно энергозатратно. — Ты здесь не причём.       — Можно я останусь у тебя сегодня? — голубые глаза потихоньку становились влажными. — Клянусь, я не буду мешать.       — Чуя, боже, прости меня, — слабый смех Дазая переодически срывался на глубокий сухой кашель. — Я не хотел, чтобы из-за меня твой праздник прошёл насмарку.       — Ничего, — Чуя мягко поглаживает его голову, — это ничего. Пожалуйста, ты разрешишь мне остаться? В ответ лишь еле заметный кивок, после которого Осаму проваливается в долгий болезненный сон. Наутро Чуя выбросит все мочегонные и слабительные, уберёт грязь и мусор, поможет Дазаю умыться да и вообще встать на ноги. Удивительно, как тот проделывал эти действия самостоятельно, умудряясь на людях выглядеть совершенно обычным. Всегда.       — Прости, — отстранённо бросает Осаму, — я для тебя как обуза.       — Не тебе тут нужно извиняться, Дазай, — Чуя сильнее прижимается к плечу юноши, только сейчас по-настоящему ощущая, насколько плотно натянута на кости бледная кожа.