инь и янь

сережа всегда понимал, когда ваня в самом деле имеет что-то в виду, а когда отнюдь нет. вы скажете, что это глупость все да ерунда собачья, а ваня с теплой улыбкой вам ответит, что это та самая любовь из детских сказок. и нет, в этом нет чего-то «взрослого», в этом нет романтизированного доминирования в отношениях, в этом нет всего того, о чем бы вы могли подумать. это та самая настоящая искренность. искренность в том, как идеально они друг друга дополняют и как ахуенно один пазл впечатывает в себя другой, как крепко держатся их травмы, проблемы с башкой и психованные мысли друг о друга. ваня, пристроившись спиной к торсу сережи, умостившись у него на коленках и, с выражающим расслабленность стоном, откинув голову на его плечо, принялся рассуждать о жизни. — сереж, ты сегодня… когда было шоу, ты сказал, ну, это самое, когда тебя ещё все сегодня бесили и спрашивали про отношения, ты такой, мол, ну: «не доебывайтесь, я не люблю никого», — это сказал, кароч… ваня почувствовал, как рука на его бедре чуть напряглась и отчётливее стала давить на тазобедренную косточку. он окинул сережу взглядом, будто заранее извиняясь за такую серьезно выбранную тему для разговора. провел носом по челюсти, поцеловал местечко между ней и мочкой уха, уткнул свой лоб в шею. закрутил кудряшку на затылке и уставился в вечно длящуюся тишину. — я… — сглотнул сережа, усаживаясь на диване удобнее, тем самым провоцируя старшего слезть и посмотреть прямо в глаза, — ванюш, ты же понимаешь, что я несерьёзно? глаза непроизвольно уткнулись в собственные ноги, пальцы отчаянно стали ковырять заусенцы и испуганный выдох сам получился слишком громким, неуместным. сережа вздохнул точно так же. скорее от понимания ситуации, чем от страха, но такую вину ему ещё давно не приходилось испытывать. что-ж. — солнце мое, котёночек мой, ты — самое драгоценное и любимое сокровище в моей жизни. я ещё никогда не испытывал такого к людям, такого восхищения, такого волнения, такой радости и искреннего счастья, а что самое главное — такой любви я тоже никогда не испытывал. я сказал это от злости, чтобы обозначить свои границы в глазах других, ведь они не знают меня и мои искренние чувства, а точно так же не знают и причину, почему я вынужден их скрывать. эти слова не были предназначены для того, чтобы ты их услышал, понимаешь? я дурак, просто конченый идиот, раз не подумал об этом. мне очень жаль, прости. я готов тысячу раз повторить, как сильно люблю тебя, чтобы это навсегда отпечаталось в твоей голове и не вызывало никаких сомнений. и я очень сильно постараюсь, ванечка. на одном дыхании вымолвил сережа, запуская свою руку в чужие волосы, перед этим проходясь по скуле, челюсти, заставляя ваню вновь смотреть ему только в глаза. и только ему. ваня не станет лгать: это было очень приятно. и сейчас ему кажется, что слишком, а пару часов назад казалось, что недостаточно. он чувствует себя виноватым за то, что поверил минутному сомнению и так ужасно подумал о сереже. он ведь не обманщик, он любимый. искренний. драгоценный. — прости меня, пожалуйста, я такую ерунду… боже… нет бы я хоть когда, так я почти всегда так просто глупо, я же не хотел вовсе, блять, просто… идиот, тупой… черт. а у вани язык заплетается, нервы шалят и слезы предательски незаметно для него самого по щеке стекают. а сережа смахивает, зацеловывает, да все приговаривает хорошести всякие: «ну все, ничего страшного, это нормально, люди хотят любви и имеют свойство в чем-то сомневаться. это не твоя вина, ванюш, все в порядке» «это норма, ты не плохой, я тебя очень и очень люблю, слышишь? ангел, мне так с тобой повезло. спасибо» «боже, спасибо, что у меня есть ты, — полностью, с изъянами и не изъянами, весь из себя прелестный. вот прямо такой: думающий слишком, испуганный и желающий любви, ванечка, это все тоже ты, и я тебя очень сильно люблю, слышишь? ты только сам не волнуйся, мы все решим через разговоры, да? потому что любим друг друга, солнышко» блять… и ваня так ужасно всхлипывает, утыкается носом все в ту же треклятую шею и искренне, со всей любовью: «спасибо» «я тебя так, черт возьми, люблю»