А я не раз видел, как убивают. Поверь, это не самое приятное зрелище. И учти: умирая, человек исчезает навсегда. Не забывай об этом, что бы ни говорили тебе всякие «ястребы», «псы войны», торговцы ненавистью. Ты хочешь умереть? Гарри Гаррисон, «Стальная Крыса идёт в армию» Не пожалеем мела, начертим большой квадрат Размером со страну, а может даже больше, И тех, кто в него не войдет, мы будем карать. Всех, кто из него выйдет, мы покараем тоже. DEEP-EX-SENSE — Хомо Саспенс
День выдался до безобразия хмурым. Поднялся ветер, «Хареказэ» покачивался на волнах, но упрямо следовал новым курсом. На борту царило уныние: хоть экипажу и удалось пережить бой с подлодкой без потерь, туман бесследно исчез. Единственной зацепкой был ветер в день их прибытия. Хоть он мог не раз перемениться за последние два дня, штурманы проложили новый курс. Кавада лишь развёл руками и сказал, что когда он добрался до хоть какой-то лодки, прошёл месяц с его появления в этом мире, и он даже не надеялся найти хоть что-то. Он был расстроен не меньше остального экипажа, но старался не подавать вида. Однако, держась за призрачную надежду, одинокий эсминец уже второй день шёл в неизвестность. Второй причиной для всеобщей подавленности было принятие того, что теперь «Хареказэ» участвует в войне. В войне чужой, к которой не имеет никакого отношения. В войне, где нет никаких «своих»: есть Военно-морские силы США, которые закономерно будут атаковать всех, кто ходит под вражеским флагом, и есть Японский Императорский Флот, для которого экипаж «Хареказэ» — опасные диверсанты. Чтобы хоть как-то скрасить гнетущую неопределённость, Акено попросила Каваду дать пару уроков ближнего боя. Конечно, о рукопашной схватке с вооружёнными морскими пехотинцами и речи быть не могло, поэтому пришлось сконцентрироваться на использовании штыков и прикладов. Смысла от пары занятий почти не было, но всё лучше, чем ничего. Заодно сержант рассказал о некоторых тонкостях, связанных с оружием этой эпохи, включая «Намбу» в кобуре Акено. — Осторожнее с ним, может заклинить в неподходящий момент, — посоветовал он между делом. От тренировок по стрельбе пришлось отказаться: патронов было немного, и расстреливать их почём зря — самоубийственное расточительство. Оставалось надеяться, что выезды на полигон — не пустая трата времени. В гавани удалось воспользоваться эффектом неожиданности, да и большую часть работы сделал Кавада, теперь же атаковать будет враг. Когда все порядком утомились, а сержант признал результаты удовлетворительными, Акено дала отмашку разойтись. Добавить незапланированные тренировки в расписание вахт оказалось непросто, но выбора, как обычно, просто не было. Впервые командир подумала, что ей не помешало бы ещё человек двадцать в экипаже. Как поступила бы Мока на моём месте? У неё же на тридцать пять человек не эсминец, а целый линкор. Даже не линкор — линкорище! — Думаете, у нас есть шанс? — спросила Акено. Кавада пожал плечами. — Не уверен. Будем рассчитывать на то, что удастся проредить их ряды на подходе. А ещё на засады и растяжки. Растяжками он занялся сам, взяв себе в подмогу пару человек. Гранат было немного: те, что были положены сержанту по уставу, и вдобавок снятые с часовых. Их закрепили как можно незаметнее и к каждой подвязали леску. В случае нападения нужно будет только натянуть её поперёк прохода и надеяться, что абордажная команда не заметит ловушки раньше, чем в них попадёт. Мисаки чувствовала себя не в своей тарелке и каждый раз с опаской косилась на гранаты, но всецело полагалась на сержанта. Он был прав: курсантам тяжело тягаться с морпехами, тем более если последних будет больше, и самый надёжный способ победить — самый «неспортивный». Впрочем, есть ли «спортивные» методы на войне, на которой допустимо то, что Акено услышала прошлым вечером? — А что скажете насчёт Марико? — спросила командир, взглядом указывая на Каэдэ, что упражнялась с кай-гунто поодаль. — Задатки есть. Видно, что кэндо для неё не просто спорт, а семейная традиция. Очень серьёзно относится, — невесело усмехнулся Кавада. — Против рядового сойдёт. Но даже к унтер-офицерам её лучше не подпускать. Эти научены убивать, некоторые, как и я, пережили «Номоханский инцидент». Так что лучше сначала передумать их, а потом… — он похлопал по винтовке. — А потом перестрелять. Но надеюсь, что даже до абордажа не дойдёт. Пожалуй, только надежда у них и оставалась. Надежда на то, что никого не потеряют. Надежда на то, что еды, воды и топлива хватит на то, чтобы найти тот проклятый туман. Надежда на то, что «Хареказэ» не наткнётся на мину. Надежда на то, что туман вообще не исчез. — Я тоже. Как-нибудь справимся, — кивнула Акено. — Мы же так далеко зашли. Всё не может быть зря. — Ну что, пора сменяться? — к ним подошла Маширо. — Да, наверное. Широ… Можно спросить кое о чём? — Смотря о чём, — старпом чуть прищурилась. Мисаки вздохнула, собираясь с мыслями, а потом произнесла: — А что случилось после допроса, когда тебя забрали? Ты ни слова об этом не сказала. Маширо вздрогнула, потом немного побледнела. — Я… Нет. Ничего особенного, — выдавила она и умоляюще оглянулась на Каваду. Тот лишь развёл руками: мол, тебе решать. — Врёшь ведь! — обиженно сказала Акено и схватила её за плечи. — Я же вижу, что случилось что-то плохое. Я сегодня к тебе заглянула, когда ты спала. Широ, ты во сне плакала. Да и когда я только очнулась, ты дремала на мостике и тебе явно снилось что-то плохое. Если что-то не так, просто скажи. Я что-нибудь придумаю или найду, кто придумает. Пожалуйста, расскажи мне! — Это приказ? — спросила Мунетани, стараясь осторожно вырваться. — Нет, просьба, — командир ослабила хватку. — Я хочу знать, что с тобой случилось и как могу помочь. Не как командир корабля, а как друг. Маширо тяжело выдохнула и прекратила вырываться. Оглянулась на остальной экипаж, благо никто не смотрел в их сторону. — Ладно, — сдалась она. — Только объяви смену вахты, пока не начался бардак. Встретимся на носу. Перекинувшись парой слов с сержантом и объявив о смене вахты, Акено ненадолго зашла на мостик, убедилась, что всё в порядке, и быстрым шагом направилась к носу. У первой башни, в «слепой зоне», не просматриваемой с мостика, её ждала Маширо. — Прости, что заставила ждать, — сказала командир. — Вот… мы на носу. Мунетани кивнула. — Давай начнём с тебя. Я ведь так и не спросила, что было с тобой, когда меня забрали. — Полковник меня пнул пару раз… — голос Акено дрогнул, стоило вспомнить, как больно это было. — Потом чуть не задушил. Очнулась я уже в темнице. Маширо облегчённо выдохнула и слабо улыбнулась. Чего это она? Неужто с ней сделали что-то похуже? — А ты? Ты же обещала… — Я помню. Просто немного боялась, что тебя могли… не важно, — ответила старпом. — Помнишь, меня приказали отнести на «станцию утешения»? Акено кивнула. — Помню. Сержант Кавада упоминал о них, но так не сказал, что это такое. Но когда говорил… он был очень расстроен и немного зол. — Его можно понять. Сама не могла поверить, — Маширо посмотрела в серое небо. — Хорошо, тогда я расскажу. «Станция утешения» — это бордель для солдат. — Бордель? — переспросила Мисаки, не уверенная, что правильно её поняла. — Бордель, бордель… Ты хочешь сказать, что… — Да! — нетерпеливо воскликнула Мунетани. — Именно это! Туда сгоняют женщин с захваченных земель, и солдаты за деньги их насилуют. В бараке, где они отдыхают между сменами, хуже, чем в темнице. Я видела одну, которая… она… — Маширо сглотнула. — Она покончила с собой. И мне посоветовали сделать то же самое, если смогу. А потом меня повели с новой сменой туда, на «станцию утешения»… Акено смотрела на подругу расширившимися от ужаса глазами. Её начало трясти. — Широ… Неужели они тебя… — на глаза навернулись слёзы. — Прости меня, Широ! Это всё моя вина! Она бросилась к Маширо, желая обнять, утешить, успокоить, извиниться, пообещать, что всё будет хорошо и этот кошмар не повторится — всё сразу. Но благородная попытка помочь встретила неожиданный отпор. — Не надо меня тискать! — запротестовала Мунетани, героически удерживая командира на расстоянии вытянутой руки. — Меня спас сержант Кавада, всё в порядке! Никто меня не тронул! — Точно? — Акено отступила на шаг, вытирая слёзы. — Спасибо ему. Ты точно не пострадала? — Да точно! — Маширо на всякий случай отошла от неё ещё на метр. — Правда, пришлось порезать руку и запачкаться кровью, чтобы выглядело, будто я пыталась на него напасть и он меня зарезал. Потом сержант отнёс меня к темнице и немного рассказал о том, что происходит. А когда напали американцы, он убил часовых и открыл дверь. Дальше ты знаешь. Но… Она вмиг помрачнела и склонила голову. — Широ, случилось что-то ещё? — мягко спросила Акено, осторожно подходя ближе. Маширо, на её счастье, не заметила этого. — Да. В одну смену со мной попала девочка. На вид ей было одиннадцать… — Мунетани прислонилась к башне и медленно сползла на палубу. — Она, кажется, даже не понимала, что происходит. Но меня-то спасли, а её… Не выдержав, она начала реветь. Сердце Акено пропустило удар, давая время осознать услышанное. А потом она опустилась на колени и мягко, осторожно обняла Маширо. — С ней всё будет хорошо, Широ. Ей обязательно помогут. — Кто? Американцы? — зло спросила старпом сквозь слёзы. — Ты сама себе веришь?! Думаешь, они её не тронут? А если они такие же, как здешние японцы? А если её убило во время бомбёжки? Да и если она жива, то после того, что там творится… Она же младше нас… Она ещё долго ревела, уткнувшись лицом в плечо Акено. Командир молча гладила её по голове, вытирая бегущие слёзы — больше себе, нежели ей. Хотелось разреветься следом, но нельзя было: либо командиру, либо старпому надо хоть немного себя контролировать. Успею ещё выплакаться. Сначала надо поддержать Широ. — Всё будет хорошо, Широ. Мы должны надеяться, — тихо сказала Акено. — Если не надеяться, то какой толк что-то делать? Мы можем помочь только себе, так что будем верить, что всё обошлось. Она сама не верила своим словам, но не хотела подавать и вида. Важнее всего было помочь Маширо прийти в себя, поддержать, убедить, что мир за бортом «Хареказэ» не абсолютно ужасен, и всегда есть место для веры в лучшее. Главное — не поддаваться отчаянию. — Да… спасибо. Я постараюсь. Просто та девочка мне снится в кошмарах, а я даже её лица не помню. Мне самой тогда было страшно, — проговорила Мунетани, глотая слёзы и понемногу успокаиваясь. — До сих пор не могу до конца в это поверить. Надо было раньше всё тебе рассказать. Но я знаю, ты нас вытащишь. Как всегда вытаскивала. — Вытащу, обязательно вытащу, — пообещала Акено. — Только держись. Всё будет хорошо. Маширо кивнула, глубоко вдохнула, глубоко выдохнула, похлопала себя по щекам и встала. — Спасибо, командир. Мне немного полегчало. Я принимаю командование вахтой, а ты пока отдохни. И… — она немного помедлила. — Когда в тебя попали, я правда испугалась. Знаю, ты боишься потерять кого-то из нас, но и мы за тебя тоже боимся. Так что будь осторожнее. — Ладно, — Мисаки поднялась на ноги, отряхнула колени и оправила юбку. — Корабль на тебе, старший помощник. Обращайся, если что-то случится. Они козырнули друг другу и разошлись.***
Акено зевнула. Спала она плохо, и нормально отоспаться не получилось. Она была в мире кошмаров, наполненных морпехами Японского Императорского Флота, американскими истребителями и подлодками, что ждали своего часа, словно огромные стальные акулы. А где-то среди всего этого находилась «станция утешения», которая представлялась в виде обычного общежития, но из каждой комнаты доносились страшные крики. И только будильник смог разогнать ужасные грезы. Обед, хоть его и сложно было назвать таковым в столь поздний час, прибавил бодрости и настроения. Даже притом, что Мисаки приказала перейти в режим экономии, Микан и сёстры Кинесаки справлялись отлично. И весь путь от кают-компании до мостика не отпускали мысли о том, сколько времени получится убегать. Еды и питьевой воды было вдоволь, боекомплект был почти полон, но насчёт запасов топлива и котельной воды оставались сомнения. Всё зависело от того, сколько придётся гонять на полной боевой скорости, на которой машины безжалостно пожирали и то, и другое. Теперь, стоя на мостике, Акено смотрела в непроглядную даль и вздрагивала каждый раз, когда ночную черноту рассекала молния. Волнение усилилось, дождь лил как из ведра, да ещё и поднялась гроза, навевавшая тяжёлые воспоминания. В уныло-красном свете командир чувствовала себя одинокой, хоть и понимала, что это не так. Нет, я не могу бросить всё и вернуться в каюту. Сейчас моя смена. — Командир, всё в порядке? — спросила Рин, стоявшая у штурвала. — Да, не беспокойся, — кивнула Мисаки. — А ты как? — Страшновато, — Ширетоко поежилась. — Но мы убегаем, а это я умею. — Командир, это Нома! — в их разговор вклинился голос Мачико по рации. — У нас контакт на шесть часов. Этот, как его… самолёт! Акено переглянулась сначала с Рин, потом с дежурившей у торпедного прицела Мэй. — Нашли-таки. Боевая тревога! Экипажу занять места согласно боевому расписанию! — скомандовала она. — Расчёту бомбосбрасывателя и военному советнику занять зенитные орудия. Вооружиться и приготовиться к бою. Корабль мгновенно оживился. Спящие вскакивали с кроватей, торопливо одевались и бежали на свои посты. Те, кому было решено доверить оружие, торопливо заряжали, досылали патроны и проверяли предохранители. С зениток срывали брезент и примыкали магазины. Команда по борьбе за живучесть разматывала пожарные рукава и вскрывала шкафы с ремкомплектами. Самолёт, то и дело теряясь в тучах, подлетел ближе, но вдруг развернулся и помчался в обратную сторону. — Что это значит? — спросила Акено. — Не уверена, что стоит давать отбой. — Ты правильно думаешь, — кивнул Кавада. — Скорее всего, докладывает своим. Ждём гостей. Мисаки долго думала, стоит ли увеличивать скорость, но отказалась. Даже если удастся оторваться от кораблей — а в том, что их будет несколько, никто не сомневался — от самолётов всё равно не сбежать. Слова Мэй и Шимы о двухста с лишним узлах крепко въелись в память. — Скорость — двадцать пять узлов, — решила она в итоге. — Лево руля, поворот на двадцать градусов. Может, они потеряют нас в таком шторме. Штурманам следить за направлением и скоростью ветра. Когда всё закончится, надо будет откорректировать курс. Надо только пережить этот бой… — Есть лево руля, поворот на двадцать, — ответила Рин. Надежды не сбылись. Вскоре в сполохах молний снова появились самолёты. Теперь их было целое звено. Зенитки молчали, но следили за целями, по приказу командира не открывая огонь. Быстрые и вёрткие цели, по словам Кавады, не стоило пытаться сбить издали, особенно без опыта. — Огонь по команде сержанта Кавады, — сказала Акено, погладив кобуру с пистолетом. Он лучше разбирается в этой войне. Ему виднее, как сбивать самолёты. Экипаж замер в ожидании. Во всех отсеках воцарилась тишина, нарушаемая лишь взволнованным дыханием. Курсанты обменивались короткими взглядами, молчаливо подбадривая друг друга. А на мачте скрывалась Мачико Нома, пристально следящая за самолётами сквозь очки. Даже коты почувствовали напряжённость ситуации и прятались в дальнем углу мостика. — Огонь! — крикнул Кавада, нажимая гашетку. Чёрная тень, едва угадываемая в сполохах молний, вспыхнула и ринулась вниз. Остальные самолёты тут же сломали строй, уходя от обстрела. — Прожектор! — приказала Мисаки. — Мы должны их видеть! Яркий луч света ударил в небо, пытаясь угнаться за летающими машинами. Летающая угроза металась в грозовом небе, уклоняясь от трассеров. И как только зенитки замолчали, самолёты тут же ринулись к эсминцу. — Беглый огонь! Одно орудие стреляет, второе перезаряжается, — приказал сержант, как только новый магазин встал на место. — Рин, уклоняйся! — крикнула Акено, вспоминая уничтоженную танковую колонну и то, как американский самолёт пытался разбомбить грузовик, где сидел экипаж. — Машинное, мне нужна полная боевая скорость! Цепь трассеров перечеркнула палубу в считанных метрах от зениток. Из воды поднялись всплески от взрывов бомб. А следом за первым самолётом пошёл в атаку, второй, третий… Враги кружили над «Хареказэ», словно голодные стервятники, то и дело срываясь вниз и атакуя. В воду раз за разом падали бомбы, порой в опасной близости от корабля, на палубу и орудийные башни обрушивались очереди пулемётов и автоматических пушек. Главной их целью были зенитки, но встречный огонь, в основном благодаря усилиям сержанта, не давал пилотам нормально прицелиться. Только ещё один слишком неосторожный почти дотянулся до одного из орудий, но лишь подставился под очередь и, лишившись крыла, камнем рухнул в воду. — Что-то мне не нравится. Такое чувство, будто они не целятся бомбами и им интереснее наши зенитки, — удивилась Маширо. — Может, просто Рин хорошо уклоняется? — Акено пожала плечами и схватилась за неё, когда от близкого взрыва эсминец закачался. — Есть только один способ это проверить, и мне он не нравится… — Командир, три торпедных катера на шесть часов! Это «четырнадцатые», — доложила Мачико. — Только этого не хватало, — Мисаки сжала кулаки. — Тама, сможешь их подбить? — Угу, — откликнулась Шима. Впервые за всё то время, что Акено её знала, главный артиллерист ошиблась. Катера лихо маневрировали, не давая прицелиться, да и самолёты то и дело обстреливали дальномерный пост, что мешало артиллеристам точно навести орудия. А через ещё несколько минут случилось худшее. — Торпеды! Два катера запустили торпеды! — закричала Мачико. — Куда они идут? Надо уклоняться, — ответила командир. — Не уклоняйтесь ни в коем случае! — запротестовала вперёдсмотрящая. — Они пройдут по бокам. Если не будем идти прямо, нам конец! — Рин, отставить манёвры уклонения! Машинное, сбавить скорость до двадцати узлов, — Акено сжала кулаки. — Надеюсь, что ты права… Следующая минута прошла в безумном напряжении. Слушая доклады Мачико, командир отдавала команды, корректируя курс, чтобы не столкнуться ни с одной из торпед. Одно попадание — гарантированная гибель для всего корабля. Самолёты, только что наседавшие на «Хареказэ», почти синхронно развернулись и направились прочь от корабля. А торпедные катера тем временем приближались. Пользуясь затишьем, Акено выглянула из двери и посмотрела в бинокль. «Четырнадцатые» были в считанных кабельтовых от корабля, и их палубы были заполнены солдатами. На месте одного из катеров вспыхнул огненный шар: одно из орудий смогло-таки попасть в цель. Остальные же продолжили приближаться, выписывая зигзаги и подходя всё ближе к мёртвой зоне. Даже на зенитки было сложно надеяться: у них тоже была своя мёртвая зона, к тому же оживились пулемётчики на катерах, и от корпуса эсминца в опасной близости от расчётов рикошетили тринадцатимиллиметровые пули. — Приготовить растяжки, занять позиции, приготовиться к абордажу! — скомандовала Акено и посмотрела на Маширо. — Похоже, выбора у нас нет. — Только не говори, что ты собираешься наружу, — нахмурилась старпом. Мисаки невесело вздохнула. — На мостике от нас всё равно мало толку. К тому же они будут искать нас здесь, — проговорила она. — Я бы так поступила. — И вы чертовски правы, командир, — через дверь вошёл Кавада. — Сейчас нам нужен каждый ствол. Они заняли позицию за второй башней. Тут было холодно и мокро, но никто не жаловался. Акено нервничала, вздрагивая от ударов грома. Ожидание выматывало. — Страшно? — спросил сержант. — Это нормально. Не боятся только мёртвые. — Не совсем в этом дело… — Мисаки замотала головой, разбрызгивая воду с волос. — Мои родители… Когда их не стало, была такая же погода. И я не хочу, чтобы у меня появились новые ассоциации с грозой. — Меньше кабельтова, сейчас полезут, — зашептал из рации голос Мачико. — Такое чувство, будто мы вот-вот окажемся в аду, — пролушёпотом проговорила Акено, снимая «Намбу» с предохранителя. Кавада покачал головой. — Ты не права. В аду хотя бы нет невинных. За фальшборт зацепились первые абордажные крюки. А через секунду по палубе загремели металлические цилиндры. — Гранаты! В укрытие! — крикнул сержант. Прогрохотало несколько взрывов. В воздухе засвистели осколки. Поднялись облака дыма, которые тут же начал сносить ветер. И на палубу забрались первые солдаты. Они начали продвигаться вдоль бортов, быстро, решительно, водя стволами из стороны в сторону. Мисаки пряталась за башней, пытаясь сохранить ровное дыхание. И тут прогремел взрыв, а почти сразу за ним — ещё два. Абордажная команда сорвала первые растяжки. — Огонь! — скомандовала Акено. Загремели выстрелы, смешиваясь со звуками грома. Дульные вспышки и сполохи молний выхватывали отдельные силуэты. Акено и сержант Кавада заняли позиции у правого борта, Маширо и ещё пара курсантов — у левого. Солдаты быстро заняли корму и теперь перестреливались с экипажем. Даже несмотря на то, что выстрелы курсантов то и дело находили свои цели, противник медленно продвигался. К тому же оба катера, высадив свой живой груз, отошли от «Хареказэ» и открыли огонь из пулемётов, прижимая девушек в палубе и надстройкам. — Расчёты зениток, займитесь катерами! — крикнула Мисаки. В ответ гулко застучали оба орудия. Катера тут же переключились на них, но выбить расчёт орудия — не то же самое, что просто подавить противника: несравнимо более лёгкие катера безумно раскачивались на волнах, и пулемётчики просто не могли прицелиться. В районе кормы бахнул взрыв: враги наступали и сорвали ещё одну растяжку. — Они продвигаются! — доложила Маширо и спряталась за башней. — Меняю магазин! Акено перебежала к ней и, выглянув из-за башни, несколько раз выстрелила в сторону пытавшихся выйти из своих укрытий солдат. Ответный шквальный огонь заставил её спрятаться. И в этот момент, оглядываясь на правый борт, она увидела сержанта Каваду, что рухнул как подкошенный. — Сержант ранен, прикройте! — крикнула командир, подбегая к нему. Над головой хлопнули сразу два винтовочных выстрела и прострекотала очередь из «Типа-100». Быстро накинув на плечо ремень винтовки Кавады, она зажала рану, едва видную в разрываемой вспышками выстрелов темноте. — Кто-нибудь, отнесите его в лазарет! — закричала Акено, чувствуя, как под ладонями растекается что-то горячее. — Потерпите, сержант, всё будет хорошо… — А я уж забеспокоился… — прохрипел Кавада и потерял сознание. Мисаки не разглядела, кто именно унёс сержанта, но как только стало не нужно зажимать рану, прислонилась плечом к башне и попыталась унять дрожь в руках. Тут что-то больно ударило в спину, и командир едва не потеряла равновесие. Не время расслабляться! Оглянувшись, и увидев, что с левого борта всё в порядке, она выглянула из укрытия, вскинула винтовку и, как только очередная молния осветила эсминец, выстрелила. В какофонию стрельбы вплёлся чей-то крик. Передёрнув затвор, Акено выстрелила. Снова. И снова. Она не была уверена, попала ли хоть в кого-то, но надеялась, что каждая пуля не была выпущена в никуда. И когда после очередного нажатия на спуск раздался лишь щелчок, Мисаки вздрогнула. Патроны к «Арисаке» остались у сержанта, у неё же — лишь пистолет. И в этот момент с диким криком враги пошли в наступление. Очередная вспышка высветила лицо солдата, несущегося напролом и выставившего вперёд винтовку с примкнутым штыком. Акено выхватила пистолет и выстрелила. Солдат тут же рухнул на палубу, как будто споткнувшись. Дважды громыхнули сорванные растяжки: шальной осколок царапнул командира по щеке. А солдаты продолжали напирать. Мисаки вновь нацелила на врагов «Намбу» и нажала на спуск. Осечка. Акено спряталась за башней и начала судорожно дёргать затвор пистолета. Она не столько видела, сколько знала, что где-то там перекосило патрон, и можно было лишь молиться, что резкие удары кулаком и передёргивание затвора заставят его встать на место. Вот только в этот момент из-за угла выскочил ещё один солдат. Его лицо было перекошено гримасой злобы, штык угрожающе блестел в отблесках молний, а от дикого крика стыла кровь в жилах. Не успела Мисаки толком испугаться, как мимо неё пронёсся силуэт в форме академии. Это была Каэдэ Марикоджи. Удар штыком не нашёл своей цели, а вот ответный взмах трофейного кай-гунто перерубил солдату запястье. Ещё один стремительный удар — и клинок вонзился противнику в грудь. Каэдэ упёрлась ногой в грудь врага и выдернула меч, чтобы в последний момент парировать удар следовавшего за ним офицера. Три быстрых атаки едва не оставили Марикоджи без головы, но та чудом уклонилась. Однако было ясно: надолго её не хватит. Акено в сердцах ударила рукоятью пистолета по стене и дёрнула затвор. — Ну же… — отчаянно прошептала она и, направив ствол на офицера, нажала на спуск. Прогремел выстрел. Противник схватился за горло, пытаясь остановить хлынувший из раны поток крови, и медленно осел на палубу. Из-за угла выскочили ещё двое солдат, но над ухом прогрохотала «Сотка», срезая их на месте. — Прикрываю, — коротко сказала Маширо. Даже в рваных отсветах выстрелов и молний было видно, как она побледнела от страха, но изо всех сил старалась держать себя в руках. — Наша сторона под контролем. И тут прямо перед ними по палубе лязгнула граната. Акено оцепенела, не в силах отвести взгляд от лежащей в паре метров от неё смерти. Время как будто остановилось, безжалостно растягиваемое всепоглощающим ужасом. Краем глаза командир заметила зарождающуюся панику на лице Мунетани и удивление в глазах оглянувшейся Каэдэ. И в этот самый момент сверху спрыгнула Мачико. Недолго думая, она схватила гранату и швырнула обратно. С другой стороны башни раздались испуганные крики, а потом — взрыв. — Спасибо, Мачи, — прошептала Акено. Мачико молча кивнула, вскидывая винтовку. В её глазах плескался страх, и это было единственным, что выдавало её настоящие чувства, скрытые под маской невозмутимости. Звуки стрельбы начали постепенно стихать. Экипаж неуверенно докладывал, что солдаты больше не пытаются прорваться и вообще сбавили натиск, расчёты зениток сообщили, что катера идут на дно, и в целом казалось, что всё закончилось. Самолёты тоже пока не возвращались. — Курс норд-ост, — слабым голосом проговорила Акено. — Марон, держи полную боевую столько, сколько сможешь. Командир села, прислонилась спиной к башне и со вскриком дёрнулась. Спина тут же отозвалась болью. Мисаки запоздало вспомнила, как что-то ударило её во время боя. — Командир, ты ранена! — воскликнула Маширо, присмотревшись. — Так, повернись ко мне и не дёргайся… Акено безропотно подчинилась, задрала блузку и лишь закусила губу, когда спину вновь обожгло болью. Страх, преследовавший её весь бой, вдруг уступил место чувству опустошённости. Командир чувствовала себя выжатым лимоном. И как только её закончили перевязывать, не без труда попыталась встать. — Не надо. Мы сами разберёмся, — негромко сказала Маширо. — Нома, Марикоджи, за мной. Пока на корабле не останемся только мы, никому не расслабляться.***
Шторм начал стихать. Китано без особого интереса разглядывал мрачное небо, в котором даже не кружили самолёты: капраз отказался поднимать авиагруппу во второй раз, пока погода не успокоится. Даже первый запуск был большой авантюрой и закончился потерей пары самолётов в бою, вдобавок ещё три разбились при посадке. И поскольку больше никто не взлетал, «Хареказэ» ушёл. Абордаж прошёл крайне неудачно. Впрочем, это означало лишь то, что к следующей попытке надо подойти ответственнее. Вздохнув, полковник опустил взгляд на солдата, что стоял перед ним на коленях. Поодаль выстроились другие морские пехотинцы, которые, в отличие от коленопреклонённого, в абордаже не участвовали. — Они хорошо подготовились, — произнёс рядовой. — Нас ждали. Они установили растяжки и поймали нас в засаду. Когда мы поняли, что надо прорываться, было уже поздно. Я выжил только потому что упал за борт, а они не стали искать уцелевших. Китано скрестил руки на груди. Ни дождь, ни порывы ветра, ни внезапные удары грома не заставляли его даже шелохнуться. — Вот именно, ты выжил и даже вернулся. Он был прав. Солдат не просто упал за борт, но схватился за обломок торпедного катера и держался так, пока его не подняли на авианосец. И теперь предстал перед представителем Токкэйтай, докладывая о случившемся на вражеском борту. — Так точно. Виноват, господин полковник, — рядовой поднял на него глаза. — Я хотел доложить кое о чём важном. Я видел среди диверсантов человека в нашей форме. Не знаю, был ли это морпех или армеец, но форма точно наша, а не американская. — Вот как… — задумчиво протянул Китано. — Надо будет провести чистку. С показательными казнями. В картине стало меньше белых пятен. На кого бы ни работали эти диверсанты, у них были свои люди даже в рядах армии, а возможно, что и флота. И было вполне вероятно, что один из этих спящих агентов помог им сбежать. Как минимум один. — Господин полковник. Простите меня за дерзость, но… — рядовой склонился так низко, что едва не коснулся лбом палубы. — Я бы хотел просить вас о милости. Прошу, дайте возможность искупить мой позор. Китано медленно достал из-за спины танто и протянул солдату. Несмело подняв голову, тот сглотнул и бережно принял оружие, а потом принялся торопливо расстёгивать форму. Не отводя спокойного взгляда от полковника, боец взял клинок обеими руками и вонзил себе в живот. — Благодарю… за оказанную… милость… — хрипло произнёс он. Лицо напряглось до невозможности, но солдат изо всех сил старался скрывать свою боль. Лишь издал едва слышный хрип, когда танто начал двигаться от левой стороны живота к правой. Кивнув в ответ, Китано медленно обошёл солдата и извлёк из ножен кай-гунто. В небе сверкнула молния, отражаясь на остро заточенной стали. Стремительный взмах — и в тёмное небо ударил фонтан крови. Голова рядового повисла на лоскуте кожи, а тело, покачнувшись, упало вперёд. Полковник медленно опустил клинок и обернулся к остальным морпехам. — Это был первый и последний раз. Следующий, кто посмеет вернуться, не выполнив задание, будет казнён с позором, — произнёс он. — Солдат должен либо возвращаться с победой, либо не возвращаться вовсе. Разойтись.***
Акено шла по коридору, слушая относительную, как всегда, тишину. Шторм начал стихать, но всё ещё был слышан гром, да и на палубе сейчас вовсю кипела работа, возглавляемая Маширо, но после боя даже это казалось воплощением абсолютной тишины. К счастью, убитых не было — лишь раненые. Курсанты собирали оружие, патроны, ремни, подсумки и прочее снаряжение, а тела выбрасывали за борт. По настоянию старпома Мисаки отправилась в лазарет почти сразу же: «а то опять пролежишь целый день без сознания». Постучавшись, она вошла и увидела Минами, что сидела на стуле и немигающими глазами смотрела в пол. — Минами? Всё в порядке? — спросила Акено. — Как дела у сержанта Кавады? Бортовой врач медленно подняла на неё полные боли глаза, а потом указала на операционный стол. Оглянувшись, командир зажала ладонью рот, чтобы не закричать. На столе лежало тело, с головой накрытое окровавленной простынёй.