Три, два, один...

Еще пять минут, и стрелка часов сдвинется по циферблату к пяти часам - закончится твой рабочий день. Магазин пуст, магазин уже проводил тебя домой и впал в дрему перед наступлением темноты. Коробка в восемнадцать квадратных метров с радиотехникой, ставшая для тебя почти домом, почти склепом твоей жизни. Магнитофончик за стойкой шипит, изредка простреливая веселой трелью радио-диджея. Ты сидишь на стуле, закинув согнутую ногу на колено, скрестив на груди руки, вжав голову в плечи, и гипнотизируешь круглый циферблат часов. Четыре минуты... Нет, ты вовсе не спешишь домой. Вторая коробка, ставшая тебе почти домом-почти склепом, еще спит, дожидаясь твоего возвращения, а с твоим приходом зашумит телевизором, зашипит струей проточной воды из-под крана, но по-прежнему останется сонной и молчаливой. В ней нет голосов живых людей, за исключением, пожалуй, тех редких случаев, когда ты говоришь по телефону, ерзая на скрипучем табурете и пуская сизый сигаретный дым. Квартира будет чихать и кашлять от твоих сигарет и недовольно моргать одинокой, болтающейся под потолком лампочкой, а потом мстительно окатит тебя ледяными каплями, когда ты будешь принимать душ перед сном. Три... Эта самодовольная стерва никогда тебя не любила; прятала телефон, когда ты опаздывал на работу, сбрасывала со стола посуду глубокими ночами, заставляя тебя вздрогнуть и проснуться, в страхе распахнув глаза, обжигала пламенем газовой плиты, гудела водопроводными трубами. Да, эта стерва никогда тебя не любила. И спешить в ее объятья тебе совершенно не хочется. Глупо. Морщишь нос, передернув плечами. Две... Но оставаться в магазине после окончания рабочего дня, кажется тебе еще большей глупостью. Скитаться же одному по темнеющим вечерним улицам тебе непривычно. Поэтому вскоре твоя молчаливая стерва получит тебя обратно, как излюбленную игрушку и предмет своих мстительных, злых шуток. Хотя со временем, кажется, ты уже стал к ней привыкать... Один... Срываешься с места так резко, что едва не теряешь равновесие. Щелкаешь, выключая радиоприемник. Сгребаешь связку ключей со стола, задвигаешь стул. Окидываешь напоследок помещение взглядом. Ничего не забыл? Как всегда, ничего... Гаснет свет, запирается дверь: на один оборот - верхний замок, на два - нижний. Как всегда. Уже год ничего не меняется, ни в этом магазине, ни в твоей жизни, ни в мире, в том мире, что известен тебе. Улица встречает тебя холодными каплями моросящего дождя и резкими порывами ветра. Вжимаешь голову в плечи, прячась в воротник, сжимаешь кулаки в карманах куртки. Гудят напряженные мышцы, холодно. Ускоряешь шаг, спешишь, ветер подгоняет в спину. Редкие прохожие, редкие автомобили, скользящие по дороге, блестящие вывески кафе и бакалейных лавок. Тебе кажется, что все это, в точности до мелочей, ты видел вчера, когда возвращался с работы этим же маршрутом. Даже люди те же, со вчерашними скучающими лицами. Как заколдованный день сурка, только, в твоем случае, заколдованный год Сурка... Какая ирония! Крошится и распадается на частицы день, и гнетущее отчаяние от безысходности нарастает. "Алкоголь", - вдруг мелькает в твоей голове. Как же тебе хочется выпить чего-то покрепче дежурного вечернего чая и утреннего горького кофе... Опоить душу настолько, чтобы, путешествуя во сне, она забыла дорогу обратно в тело может, тогда тебе станет хоть немного легче? С решимостью банковского грабителя влетаешь в первый попавшийся магазин и со смятением вдруг понимаешь, что это тот самый магазин, в который ты заходишь день ото дня, перед возвращением в свою злую квартиру. Задерживаешься возле прилавка, осмысливая это внезапное совпадение. Словно, куда бы ты не завернул, жизнь сама развернет тебя, как слепого щенка, в ей одной угодном направлении арены. Так ли это? Верить тебе не хочется, но, кажется, ты прочно застрял в этой прогнившей цепи повторяющихся событий. - Здравствуй, Сашенька, - голос продавщицы, как всегда, вежлив и ласков с тобой. - Как ты? Не заболел? Мотаешь головой и хочешь улыбнуться, но вместо улыбки лицо кривит гримаса раздражения. - Пачку "Pall Mall" и бутылку коньяка, - без разбора тыкаешь пальцем в первую попавшуюся бутылку, на которой останавливается взгляд. - Гости? - многозначительно улыбается продавщица. - Да, - зачем-то врешь ты, стараясь ответить на ее улыбку, - гости... - Правильно, - подбадривает она тебя, - ты парень молодой, видный, а все один... Карины уже год, как нет, а ты... Не дослушиваешь. - Спасибо. Сколько же сотен раз ты слышал все эти слова? Сколько сотен ртов твердили их тебе как мантру: о том, что ты продолжаешь жить, продолжает жить мир, точно так же, как и за день до ее смерти, о том, что следует смириться и продолжать дышать... В конце концов, ты перестал даже учтиво кивать на эти раз за разом повторяющиеся слова, а позже и вовсе слушать. Врата в подземелье твоих воспоминаний со скрипом отворяются, привычно дыхнув на тебя тупой ноющей тоской, привычно обдав желудок холодом и пустив вместо крови ледяную ртуть по венам. Отсюда до твоего дома не более ста метров. Зайти, закрыть за собой дверь и топить в спиртном память о некогда любимом человеке, тело которого уже разложилось в своем последнем деревянном доме, придавленное холодной гранитной плитой. Пить, обжигая горло, пока воздух не станет снова теплым, пока не отступит горечь. Пока имя "Карина" не перестанет пронизывать слух раскаленными иглами. - Эй, парень! - вдруг окликают тебя, когда ты уже подходишь к дому. - Закурить не будет? - мужской голос, тихий, почти древний. На скамейке, напротив подъезда, сидит парень, замерзший и плоский, словно вырезанный из картона. Молодое уставшее лицо, покрасневший от насморка нос, светлые обветренные губы... - Что? - переспрашиваешь ты, остановившись, хотя и расслышал его вопрос. - Куришь, спрашиваю, зажигалки не найдется? - повторяет парень, ежится от холода, сует руки в карманы пальто. - А, да, есть, - подходишь к нему, доставая из кармана одноразовую зажигалку. Рука парня дрожит, когда он сует тонкую сигарету в рот, и тянется к тебе. При свете от пламени ты понимаешь, что парень выглядит старше, чем тебе сперва показалось. На щеках еле заметные веснушки, глаза невыразительного, как фисташковое мороженое, зеленого цвета, в них усталость, тоска... - Спасибо, - кивает он, выпустив дым себе под нос. - А ты чего здесь один сидишь? - ты не успеваешь задуматься над своим вопросом, как слова уже слетают с губ. Тебе-то какое дело до этого одинокого человека? - Отдыхаю, - горько усмехается парень, отводит взгляд и откидывает с глаз мокрую светлую челку. - Может, ты бы дома отдыхал - дождь... - бормочешь ты тихо и почти безразлично, но с места не двигаешься. - А может у меня сегодня нет дома... Ничего, не сахарный, не растаю... - все так же усмехается незнакомец и щурится сквозь сигаретный дым. Тебя вдруг колет жалость к этому насквозь вымокшему, замерзшему парню и, прежде чем привычное тебе равнодушие заставит тебя промолчать, ты киваешь в сторону своего подъезда. - Ну, пошли... - В каком смысле? - теряется парень, и уверенность в его взгляде вмиг исчезает. Ты не знаешь, что ответить на его вопрос, потому как и сам обескуражен своим внезапным приглашением. Поджимаешь губы, мысленно ругая себя за бестактность, сжимаешь в кармане горлышко коньячной бутылки. Над крышами высоток в непроглядном темном небе слышится отдаленный раскат грома - словно новый собеседник подключается к вашей неловкой беседе. Молча запрокидываешь голову, пробуя дождевые капли на своих губах. - Скоро гроза, - констатируешь ты и без того очевидный факт. Чувствуешь, как незнакомец наблюдает за тобой, потом медленно поднимается со скамейки. - А ты один живешь? - неуверенно произносит он, стряхивая с пальто дождевые капли. Ты вдруг усмехаешься, думая, что в своей озлобленной квартире ты даже во снах чувствуешь ее присутствие, но, решив, что парень не разберет смысла твоих слов, только киваешь. Над головой снова грохочет, уже ближе, уже злее, как хохот приближающегося великана. - Я Тим, - незнакомец вытирает руку о джинсы и протягивает тебе, открыто улыбаясь. - Саша, - тихо отвечаешь ты, пожимая холодную влажную ладонь. В лифте твой новый знакомый приваливается к стенке, поглядывая на тебя изучающим взглядом. - Саш, скажи, и часто ты зовешь к себе домой незнакомых людей? - он усмехается и эта усмешка заставляет тебя устыдиться своего безрассудного поступка. Хочется провалиться в шахту этого самого лифта, лишь бы избежать ответа. Но ответить все же приходится: - Первый раз в жизни... - переведя дух, честно признаешься ты, избегая его взгляда. Так и есть - в первый раз в жизни ты приведешь в свой дом незнакомого человека с улицы. И в первый раз за последний год, кто-то, вопреки обыкновению, войдет вместе с тобой в твою обитель. Почему бы это и не быть ему - этому самому Тиму, в конце концов может, это вырвет тебя из чертовой петли повторяющихся событий. - Я, конечно, не совсем бездомный, - обдумав твои слова, заговаривает снова Тим. - Просто сегодня мне действительно некуда идти, понимаешь? Ты улыбаешься и силишься понять, каково это, когда тебе некуда идти? Негде остаться на ночлег, негде отдохнуть и обсохнуть после дождя... С тобой такого никогда не случалось... Так и не дождавшись ответа, Тим замолкает, и следующую минуту вы поднимаетесь в лифте молча. Привычно вставляешь ключ в замочную скважину, толкаешь дверь. - Проходи, - пропускаешь Тима вперед, проходишь следом. Твой гость оглядывает коридор, останавливает взгляд на вешалке в прихожей, где вместе с твоей одеждой, висит женский голубой плащ и короткая рыжая шубка. - А говоришь, живешь один? - обернувшись к тебе, улыбается он, кивая на вешалку. - Или, может, это твое? Тим весело подмигивает, но наткнувшись на твой холодный взгляд, осекается. - Я живу один, а остальное не твое дело! - срезаешь ты ледяным металлическим голосом, чувствуя, как слова оседают где-то глубоко в тебе. Не там ли, где ты так бережно хранишь воспоминания о своей былой любви, как и эти её вещи? - Прости, не хотел ничего такого ляпнуть, - с сожалением в голосе оправдывается Тим. - Бросила? Это излишнее любопытство с его стороны начинает тебя раздражать. - Можно и так сказать, - после короткого молчания киваешь ты и, сбросив с ног ботинки, проходишь на кухню, по дороге выуживая коньяк из кармана, и ставишь бутылку на стол. Тим раздевается и проходит следом. - Пить будешь? - не оборачиваясь, спрашиваешь ты. - ... буду, если угощаешь... - Ну, и согреешься заодно, - зачем-то добавляешь ты и падаешь на стул, сдвинув к центру стола два обычных стеклянных бокала. Тим садится напротив, неуверенно берет бутылку, но ловко, как будто делал это десятки раз, открывает. Не чокаясь и не проронив ни слова, вы осушаете бокалы всего в пару глотков. Ты кривишься, шипишь сквозь зубы, алкоголь обжигающей волной прокатывается по пищеводу, в глазах внезапно появляются слезы. Тим поджимает губы, тыльной стороной ладони трет нос. Берет бутылку - снова разливает. - А... ты чем занимаешься...? - неуверенно начинает он, развеивая затянувшееся молчание. - Что? - переспрашиваешь ты, двигая по столу своим бокалом. - Я продавец, держу свой магазин. А ты? Тебя не сильно волнует его ответ, но ты с фальшивым интересом на лице поднимаешь голову. - Пока студент, будущий стоматолог, - улыбается тебе Тим. - Самый страшный врач... - Да, в чем-то ты прав, наверно, - отвечаешь на его улыбку и поднимаешь свой бокал. - Ну, давай, что ли, за знакомство? Хочется развеять напряжение, сковывающее тебя, висящее в воздухе... Вы выпиваете снова, на этот раз коньяк вливается в тебя легче, скользит по организму огненной живительной влагой. Постепенно смущение и неловкие паузы в вашем разговоре начинают сглаживаться, острые углы омываться спиртным, и Тим больше не кажется тебе таким любопытно-раздражающим. Он часто смеется, с легкостью разливает коньяк по бокалам, и вот уже твое сознание раскачивается, как на качелях, а слова размягчаются во рту, как хлеб, и переваливаются с неба на язык и обратно. - Расскажи о ней, - неожиданно просит Тим. Затуманенный алкоголем рассудок не успевает сразу отреагировать на эту внезапную просьбу, и поначалу ты глупо улыбаешься Тиму сквозь сигаретный дым, прежде, чем смысл сказанных им слов постепенно до тебя доходит. Ты утыкаешься взглядом в стол, ковыряешь ногтем коньячную этикетку на бутылке. Ты почти забыл о ней за этот вечер, и вспоминать сейчас - все равно что вытаскивать осколки из собственного черепа. Помутненное алкоголем сознание издевательски открывает перед тобой диафильмы прошлого, сладкого, до горечи сладкого прошлого... Вот она - идеальная округлость бледного лица, живые зеленые глаза, темно-русые, отливающие янтарной медью, волосы, на ощупь ломкие и сухие, как жухлая листва, и тело - мягкое, родное, любимое тело, что когда-то дарило наслаждение и тепло, и которое ты навечно оставил на холодном кладбище, в полном одиночестве. Тебя окатывает жаром, но это уже не коньяк, а самое что ни наесть пекло. - Она тебя бросила? - осторожно интересуется Тим, и ты замечаешь почти искреннее сожаление в его глазах. - Нет, - мотаешь головой, чувствуешь боль, острую боль, как от бумажных порезов. - Умерла. Чуть больше года назад. Залпом осушаешь свой бокал, суешь в рот мокрый от коньяка, фильтр сигареты, крепко затягиваешься до жжения в горле, смотришь мимо Тима, буравишь взглядом одному тебе видимую точку на пестрых акриловых обоях. - Черт, Саш, я что-то даже не подумал, извини... - после короткого молчания бормочет Тим, прячет взгляд, окурком разбивая столбики пепла в пепельнице. - Я думал, что просто ушла, может, ты захочешь об этом поговорить... Ты просто... Ты просто кажешься таким... - у него заплетается язык, и слова растягиваются, как плавленная резина. Ты переводишь на него взгляд, наблюдаешь за ужимками, почти не разбирая его слов. Настроение вдруг развеивается, и ты глубоко зеваешь, жмуря глаза - усталость обрушивается на тебя многотонной лавиной, давит на плечи и сыпет на веки песок. Ты медленно поднимаешься с места, шатнувшись в сторону, ступаешь ближе к Тиму, роняешь ладонь на его светловолосую, беспощадно выжженную солнцем, макушку, трепешь волосы. Тим поднимает голову, вопросительно заглядывает тебе в глаза. Ты улыбаешься, едва удерживаясь на ногах. - Кажусь каким? Несчастным? Одиноким? - усмехаешься ты. - Забудь, все в порядке, я уже привык ко всему этому... - тяжело вздыхаешь, - ладно, я устал... - отходишь, опираешься плечем о стену. - Ложись на диване, как соберешься спать. Тим провожает тебя взглядом, так и не проронив ни слова. Шатаешься, как маятник, из стороны в сторону, бредя по коридору в комнату. Стервозная квартира давит стенами, с насмешкой пялится на тебя черным проемом окна, пьяным ты кажешься ей глупым и беспомощным, как ребенок. В присутствии твоего гостя она не решится проявить себя, но после его ухода закатит тебе ту еще взбучку - ревнивая тварь! Несколько минут ты борешься с ремнем на джинсах. И какого черта ты его носишь? Кожа на нем полопалась, металл потемнел, и ты стыдливо прячешь его под свитером, но продолжаешь исправно вдевать в пояс любых своих штанов. Это последний подарок, который она успела тебе сделать перед своей смертью. Может когда-нибудь этот самый ремень, обхватит твое горло петлей, тогда, когда терпеть эту жизнь у тебя уже не останется сил? До чего иронично... Ты зло и презрительно усмехаешься своим мыслям. В алкогольном бреду, тебе вдруг кажется, что именно так все и произойдет. Стягиваешь джинсы, пайту, носки - кидаешь вещи на стул, но промахиваешься, так и оставляешь их валяться на полу. "К черту - пусть!" Забираешься на кровать, под холодное одеяло, по-царски разваливаешься на подушках, закрываешь глаза. Под веками пляшут белые круги, голова кружится, как после аттракционов, полость рта горит от спиртного. Ты засыпаешь, почти позабыв о госте в своей квартире. Во сне ты видишь прошлое, настолько хорошее, что вспоминать о нем наяву тебе невыносимо больно. Тебе снится кинотеатр, но фильм на экране размыт и тебе никак не удается сфокусировать на нем взгляд. Да ты не слишком-то и стараешься! Здесь, на последнем ряду, есть вещи, которые интересуют тебя куда больше этого дурацкого кино! Вот, холодные тонкие пальцы пробираются к тебе под рубашку, под футболку... По телу пробегают мурашки, когда ты ощущаешь прикосновения к своей груди, к животу... Сладкий шепот на ухо, томный поцелуй - теплая, мягкая текстура губ, вкус сигарет и алкоголя... - Подожди... - на выдохе бормочешь ты, когда ладонь ложится на твою затвердевшую ширинку и начинает медленно поглаживать. Вместо ответа только игривая улыбка и блеск в глазах, заразительный, сносящий крышу. Пуговица, молния на ширинке... Стон... Тебе хочется стащить с себя эти тесные джинсы, принять горизонтальное положение, отдаться навстречу ласкам... Рука нежно и мучительно медленно гладит тебя, губы целуют в шею, бормочут что-то неразборчиво, улыбаются... Ты сдерживаешь стоны, но тебе все равно кажется, что кто-то из сидящих в зале сейчас обернется и посмотрит на вас с укоризной. - Подожди... - шепчешь ты еще раз, почти задыхаясь от возбуждения. - Все в порядке, просто расслабься... - вдруг отвечает тебе, сквозь сон, тихий мужской голос, и кинотеатр в тот же миг исчезает. От ужаса ты распахиваешь глаза. Полумрак теплой комнаты, насыщенный алкогольными парами воздух, мягкие прикосновения к твоей налитой кровью плоти... - Расслабься, все хорошо... - Черт, Тим! Какого дьявола ты творишь?! - восклицаешь ты, едва не давясь словами от шока, дергаешься в сторону, но упираешься плечом в стену. - Саша, успокойся, - шепотом отвечает тебе Тим, сильнее прижимаясь к твоему обнаженному телу и продолжая свои неторопливые ласки. - Какого дьявола ты... - последнее слово не успевает прозвучать, и вдруг оборачивается долгим стоном. Ты уже успел забыть, когда в последний раз у тебя была такая эрекция, успел забыть, как же это чертовски приятно - чувствовать на себе чьи-то прикосновения, кроме своих собственных. Все тает вокруг, растворяется, голова томительно кружится, возбуждение проносится по каждой клеточке твоего тела, превращая тебя в раскаленную натянутую струну. Тебе хочется оттолкнуть от себя этого парня, но тело противится этому. - Прекрати... Тим... Я серьезно... Прекрати... Это делать... - бормочешь ты, часто и влажно дыша. Вместо ответа он водит губами по твоей шее, спускается ниже, на грудь, касается горячим, шершавым языком соска. Ты вздрагиваешь, дергаешь головой, выгибаешься... А тело, вопреки твоей воле, само толкается в ладонь Тима, и его губы скользят ниже, целуют напряженный живот, спускаются еще ниже... Волны наслаждения расходятся по тебе, скапливаясь в ноющем пульсирующем члене. Где-то далеко, на краю сознания, вдруг мелькает мысль о том, что все это неправильно, что все эти извращения ты никогда не простишь себе, никогда не простишь этому парню, а потом влажные губы обхватывают тебя, и все вокруг меркнет перед фейерверком уже позабытого тобой наслаждения. Остаются только всполохи радужной филиграни под веками и гладкое, влажное скольжение его губ, движения языка и кончиков пальцев. Ты запрокидываешь голову, вжимаясь затылком в подушки, ерзаешь и мнешь в кулаках простынь. Движения Тима ускоряются, и ты уже четко слышишь свои собственные громкие стоны, рвущиеся из твоего пересохшего горла на каждом выдохе. Еще немного... еще пара движений... Неожиданно тебя охватывает паника, ты запускаешь пальцы в спутанные волосы Тима, силясь отстранить его от себя. - Тим, подожди... Я сейчас... Твои попытки оттолкнуть его не венчаются успехом, но, кажется, он все понимает и только бормочет что-то о том, чтобы ты не волновался, что все в порядке. Он заглатывает тебя глубже, в горячее скользкое горло и тело твое выгибается в оргазме, конвульсивно вздрагивает с каждым движением Тиминого рта. Воздух становится тяжелым и густым, как кисель, собственное дыхание - глубоким и частым... Тим медленно поднимается, и роняет голову на подушку рядом с тобой. Некоторое время вы молча лежите, не глядя друг на друга, пытаясь выровнять дыхание. Краем глаза ты успеваешь заметить, что у него стоит ничуть не меньше, чем до недавнего времени стояло у тебя, и его возбуждение четко выделяется через тонкую хлопковую ткань трусов. Тим ловит на себе твой взгляд и смущенно прикрывает бедра одеялом. Он болезненно морщится, и ты испытываешь к нему почти искреннее сочувствие, но помочь ничем не можешь. Ты закидываешь руку на лицо, утыкаешься носом в локтевой сгиб, закрываешь глаза. - У тебя давно не было... - слышишь осторожный голос Тима, не то вопрос, не то утверждение. - Больше года, - признаешься ты, хоть и не собирался ничего отвечать на его слова. Боковым взглядом ты видишь, как поднимаются его брови, как он поворачивает к тебе голову, вдруг чувствуешь, как пальцы неуверенно касаются твоего плеча, задерживаются, ожидая твоей реакции. Ждут, когда ты отвергнешь и дернешься в сторону. Должно быть, именно так ты и сделал бы в любое другое время, но именно сейчас отталкивать от себя этого юношу тебе хочется меньше всего. Тим проводит тыльной стороной ладони по коже, медленно скользит вверх-вниз по твоей руке. - Я знаю, что, наверно, не должен был... - он осекается, замолкает, отнимает от тебя руку, сжимает пальцами переносицу, морщась, как от мигрени. Ты искоса наблюдаешь за ним. По правилам, ты тоже должен испытывать сейчас стыд перед Тимом, стыд за столь бурную реакцию своего тела на его прикосновения, за свои стоны и семя, выплеснутое тобой в его горло, но ничего этого ты сейчас не испытываешь. - Мне, наверно, сразу нужно было тебе сказать что я... Ну, ты понимаешь... Ты продолжаешь молчать, через давящую на тебя дремоту, еще стараясь вслушиваться в его слова. - Я уйду на диван, если ты хочешь. Он приподнимается на локтях и смотрит, ожидая твоего ответа. Ты мотаешь головой, не открывая глаз, чтобы не смутиться от его взгляда. В голове пусто, ладони и ступни еще покалывают от недавнего оргазма. Вести сейчас какие-либо разговоры ты не можешь и не хочешь. Тим ложится обратно в постель, плотнее укрывается одеялом, ты чувствуешь случайные прикосновения его тела к твоему, ощущаешь исходящее от него тепло, слышишь и его глубокое, еще немного сбивчивое, дыхание. Этого ты не чувствовал уже год и, скорее всего, после сегодняшней ночи еще год не почувствуешь. Тебя колет сожаление, но все слишком очевидно, чтобы строить какие-либо иллюзии на этот счет. Уже сквозь сон к тебе прижимается спящий Тим, закидывает колено на твои ноги, сопит куда-то в твою шею... Его волосы пахнут дождем и сигаретным дымом... Во сне ты снова видишь прошлое, свое невыносимо счастливое прошлое и улыбаешься...