***
Френки видит, как на лице ее меняются эмоции, как боится она сказать правду, что сама рвется наружу. Робин мнется, губы поджимает, глаза жмурит, считает до пяти и говорит, что хочет жить. Френки сжимает стальные кулаки, напрягаясь всем телом. Ее запугали, отрезали все пути к отступлению, сжали в кольцо ненависти и гнета. Она просто запуганный ребенок, который даже думать не смеет о жизни. — Знаешь, Нико Робин, раньше я думал и верил в то, что ты хочешь возродить древнее оружие, но теперь, — Френки смотрит прямо на мугивар, отгоняя сомнения в сторону, времени нет — он верит женщине, способной уничтожить весь мир, — я убедился в том, что ты под присмотром, в надежных руках. И он сжигает чертежи ужасного оружия, полагаясь, доверяя, делая ставку на то, что Нико Робин никогда не сделает того, за что ее готовы убить. Робин смотрит неверяще на то, как ветер подхватывает пепел и уносит в пропасть. В нее верят. В дорогих сердцу накама. Она смотрит с благодарностью на высокого и уверенного плотника, наверняка величайшего в мире. А потом ее ведут по темной бесконечной лестнице прямо в руки к смерти, которая все время избегала встречи с археологом. Голова трещит, раскалывается, горячая кровь течет по виску, глаза слипаются от усталости, она едва передвигает ногами, запинается, оттягивая время, позволяя подобраться ближе. Она ждет. Она уверена, что ее спасут.***
Когда они вновь встречаются с Френки, Робин обессилевшая и уставшая лежит на его руках, как сломанная марионетка, которой наконец отрезали нити. Теперь она свободна. Оказывается у Френки твердые холодные руки и грудь из самой настоящей стали. Френки сам себя штопал, что-то отрезал, пришивал, паял. Он человек, так же, как и она, противостоящий Мировому Правительству с самого детства. Он человек, который в одиночку пытался остановить морепоезд. Френки стал киборгом, но ни разу об этом не пожалел, как и о том, что строил свои боевые корабли там, на свалке. Робин снится сгорающая дотла Охара. Френки снится морепоезд, Том-сан и его корабли, палящие прямо по тем, кто ему безумно дорог. Кошмар, преследующий их, не отступает, а крепче заседает в памяти, в сердце, прячется в самые дальние углы, чтобы достать нельзя было. Он останется с ними навсегда. Их прошлое, которое не переписать, не исправить, не вычеркнуть. Избавиться от этого нельзя, но можно попытаться отпустить в самое далекое плаванье. И они отпускают, не прощаются и не машут платочком, провожая в дальний путь. А затем кто-то возвращается обратно, сливаясь воедино с настоящим, будущим и вечным, а кому-то только предстоит сростись, влиться и остаться навсегда. У них одна дорога, один путь, одно течение — прямо в неизвестность.