***
Он помнил этот взгляд: безумный, сияющий, с расширенными зрачками. В недостаточном освещении клуба, машины, квартиры глаза казались совсем черными, колдовскими, будто в космос глядишь. Нужный день Коля не помнил, таких дней были десятки. Помнил первую встречу: как в подсобке спрашивал у навязчивого мальчишки про возраст и как ему ткнули в нос паспорт. Имя и фамилию закрыли пальцы, но фотка была свежая — значит, менял в двадцать лет. Дата стерлась из памяти, едва Коля убедился, что целуется с совершеннолетним. Еще помнил, какой безумной вышла поездка по ночной Москве: парнишка липучкой клеился, распустил руки, губы наглые прижались к шее. Он расстегнул ремень безопасности, вывернулся, едва не встав коленями на сидение, и Коля затормозил, едва заехал в незнакомый двор. — Тебе жить надоело? — Наоборот! Я еще никогда так не жил! Он рванул молнию брюк, руки запустил внутрь и облизнулся широко, похабно. Безумные глаза блестели подобно звездам. Ночь, безлунная, как девица стыдливая, прятала от постороннего взгляда. Спереди и сбоку окружили глухие стены домов, с другой стороны скрывала густая листва кустов. Коля откинулся на сидении, когда парнишка вытащил из штанов член и, будто примеряясь к размеру, вновь облизнулся. Он сосал жадно, помогал кулаком, горло вибрировало, и, казалось, член погружался едва не до основания. Пальцы сжали жесткие от лака пряди, парнишка поощрительно загудел и плотно сжимал член губами, пока Коля вбивался ему в рот. Но когда потянул за волосы назад, получил в лицо фак. Парнишка сглатывал сперму и посасывал член, собирая капли. Только глаза поднял влажные, смотрел снизу вверх, а казалось: взглядом дань собирает. Только фокусировался с трудом. К себе прикоснуться не дал. Развалился на сидении, обмяк и промелькнуло в лице что-то сонливое и уставшее, но будто птица крылом махнула — и исчезла безмятежность, уступая место прежнему блеску. — Куда тебя отвезти? — Я сам дойду, — парнишка тут же встрепенулся, потянулся к двери, и Коля подавил порыв заблокировать замок. — Ты себя видел? Парнишка посмотрел в зеркало, вытер губы ладонью, и улыбка, широкая, похабная, совершенно безумная улыбка, вновь расползлась по его лицу. — Нравлюсь? Я сам дойду, мне недалеко. Завтра на том же месте. С чего он взял, что Коля придет? Но не кричать же вслед удаляющейся из виду фигуре.***
Но на следующий день он все же пришел. И через день. И через неделю. И каждый раз, когда выпадали свободные вечера. Они трахались в машине — не в Колиной, хватило ума после первого раза арендовать авто для поездок по ночной Москве. Трахались в подсобке того самого клуба или на Колиной квартире, где творился форменный разврат. Если в машине и в клубе хотелось перепихнуться по-быстрому, то дома даже наручники шли в ход. Коля подозревал, что парень на чем-то торчит, но уверенности не было ни на мизинец. Только украдкой искал дорожки уколов на теле — не находил. Коля помнил, как парнишка нагишом валялся на полу, закинув ноги на диван, и пускал в потолок клубы дыма. Курил разве что не в затяг. — Как тебя звать, добрый молодец? — Коля только вышел из душа, еще с влажной кожей и полотенцем на бедрах. Парнишка резко вскочил, приник щекой к обтянутому махровым полотенцем бедру, взглянул снизу вверх. — Меня, царь-батюшка, Иванушкой кличут. — Дурачком аль царевичем? Ваня сверкнул глазами, сигарету на ощупь опустил в пепельницу, облизнул пальцы, прежде чем бесстыдно повернулся спиной, встал раком, оттопырив задницу, и прошелся влажной ладонью между ягодиц. — А это мы сейчас выясним. Хотите, царь-батюшка?***
Десятками летели сообщения на пейджер с назначением свиданий, пошлыми шутками и анекдотами. Ванькины губы блуждали по телу, безошибочно находя чувствительные точки. Ванька позволял буквально все, чего хотелось бы Коле; мелкого, щуплого и компактного, его без труда можно было удерживать на весу, Ванька не возражал против секса под душем, охотно скакал верхом и не жаловался, когда Коля наваливался сверху. Ванька привносил элементы ролевых игр и особенно пылко сосал, когда Коля спрашивал параграф учебника. А Ваня, с зализанными назад причесанными волосами, в белой рубашечке на теле и с чистым, неразмалеванным лицом, старательно ловил взгляд большими затянутыми поволокой глазами, пока сжимал губы вокруг члена. С его ягодиц не сходили следы пальцев, хотя Коля искренне не хотел причинять настоящую боль. Но Ваня провоцировал, упрашивал, кругами ходил вокруг, то и дело предлагая сыграть в конвоира и заключенного, сам же пристегивал запястье к кровати, вставал на колени или подсовывал под бедра подушку. Коля с ума сходил, когда Ванька выдыхал: «Царь-батюшка» — и потом доверчиво льнул, напрашиваясь на нежность. Ваня не оставался ночевать, Ваня не позволял ничего более близкого, чем секс, и сам ничем более не интересовался. Ранняя осень сменилась началом зимы, Коля выучил задворки клуба и мог с закрытыми глазами пройти за плотно сдвинутыми гаражами, чтобы не перепрыгивать через высокие трубы теплотрассы, поддеть гвоздем хлипкий замок на двери и попасть внутрь. Он знал расположение камер и не попадал лицом в объектив. Ночи темные, ночи звездные сводили с ума, и Ванька, безумный, с вызывающим взглядом, Ванька, воплощенный порок, захватывал все больше и больше пространства в Колиной жизни. Пока не исчез. Пока ночью темной, ночью звездной и безлунной не пришел на свидание. Отключил телефон, не появился в клубе ни в тот день, ни в последующие. Коля искал. Конечно, Коля искал! Но как разыщешь в Москве студента по имени Ваня?***
Коля прокручивал в памяти давние события, пока ехал с Котовым на труп, пока собирал улики и опрашивал свидетелей и пока ехал обратно писать отчет. Картинка не складывалась, на душе скребли кошки; собравшиеся над головой тучи грозились разродиться шквалистым ветром. Имени своего любовника Ваня не назвал. Пока не назвал. Но не надо быть детективом, чтобы знать: рано или поздно парнишка сломается. Коля, кстати, ставил на «рано». Он нашел Ваню Тихонова в буфете. Ванька сидел, сложив голову на руки, и бессмысленно смотрел перед собой, но вряд ли бутерброды и полный кофейник в самом деле владели его вниманием. Коля вошел, бесшумно прикрыв за собой дверь, сделал несколько шагов к столу, и Ванька встал навстречу, голову вскинул, глядя в глаза. Дежавю. Только на этот раз он не улыбался, глаза потухли, губы сжались в тонкую злую ниточку. Он хотел что-то сказать, не успел — взгляд скользнул вперед, за Колину спину. — Нашли еще один труп со смесью Бонда в крови. — Галя медленно пересекла буфет и опустилась на стул, жестом приглашая Ваню сесть. — Перед смертью он расстрелял из травмата жену. Дело о наркотиках нам не отдадут, если мы не докажем, что у нас есть наработки. А эта запись с тобой в главной роли — наша единственная улика. Возмущенный Колин взгляд Галя проигнорировала и слово вставить не дала. Ваня закрыл лицо руками, и Коля уже был уверен: поплыл и готов давать показания, но… — Я правда не знаю его имени! Я даже лица не помню… Это как наваждение. Галя перевела взгляд с одного на другого и бросила Коле: — Выйди. И проследи, чтобы нас никто не беспокоил. А сама пересела напротив Вани. Как в допросной перед свидетелем. И Коля вышел. Он ни секунды не сомневался, каким будет Ванин ответ.***
Он ведь действительно не знал фамилии своего Вани. Ему бы в голову не пришло связать имя Ивана Тихонова, хакера, нагревшего десятки банков на сумасшедшие суммы, и имя своего колдовского безумного Вани из клуба. Он не видел материалов дела, не знал подозреваемого в лицо и понятия не имел, кого встретит в буфете ФЭС, когда Галине пришло в голову потребовать освобождения хакера. Коля едва не выронил чашку из рук, когда обернулся и увидел перед собой Ваню. Обросшего, растрепанного, спокойного, но определенно своего Ваню. Неловкий, мать твою, момент! Никогда еще не хотелось зажмуриться и проснуться так же сильно, как в день «знакомства». Но как прежде оба, не договариваясь, назначали друг другу роли в игре, так и сейчас они без лишних слов приняли одно на двоих решение: молчать. Ничего не было. Не с ними. Не в этой жизни. Потонули в Лете колдовские ночи, как птица крылатая, промчались и бесследно исчезли. Ванька вон за Таней Белой ухлестывал, и не скажешь даже, что привык кончать от члена в заднице и сосать, как будто всю жизнь только этим и занимался. Коле тоже было не с руки раскрытие их совместного прошлого. Но шила в мешке не утаишь, когда это шило такое беспокойное, как Тихонов. Да, Коля ничуть не сомневался в исходе беседы, и потому, когда Галя позвала на разговор, пошел как агнец на заклание. — Упорствует, — сказала Галя. Вот только то, что на разговор она позвала не в кабинет, не в буфет, а в гараж, особого оптимизма не внушало. Возле одной из машин валялся рабочий комбинезон — да сто пудов Ванькин. И диктофон. Его же. И куда бы Коля не глянул, везде угадывал Ванины вещи. Ваня в ФЭС не работал — жил. Вряд ли дома бывал чаще раза в неделю, если не реже. — Придется проверять его звонки и сообщения, может, пробьем номер его визави. Займешься? — Галь, хорош, а? — Коля ни секунды не сомневался, что она уже знает правду. — Давно поняла? Галя качнула головой. — Когда в буфете вас увидела. Соотношение пропорций, взгляд. Один-в-один, как на пленке. Закурить хотелось, но разговор не особо напоминал дружескую посиделку, а дымить перед носом начальницы… Коля поежился. — А он тебя прикрывает, ты знаешь? От меня. Или от правосудия? Прикрывает… Понять бы еще, каким боком их связь относится к делу. — Еще тогда ходили слухи, что Бонд — сотрудник милиции. — Галя снизошла до объяснений. — Он всегда был в курсе облав, мог проникнуть на закрытые вечеринки. А как, быть может, используя корочки? Вот и ты в клуб попал не через главный вход. Прибавь к этому визитку в кармане новой жертвы, оружейное масло и следы пороха, как будто он с кем-то стрелял. Допустим, по бутылкам. Допустим, из табельного. Коля ощутимо приложился затылком о стену. А он-то думал, что признаваться в гомосексуальной связи будет неловко. Как оказалось — еще цветочки, худшее впереди. — Ты в самом деле считаешь, что я варю наркоту? — Бонд не изготовитель, а дилер, Коля. И, на самом деле, тебе ничего не мешает. Логично… И ни аргумента в свою защиту. Ни единого. Коля даже не думал, что придется эти аргументы искать. У него есть алиби? Но ведь никто не знает, когда именно погибшие приобрели наркотики. — А теперь посмотри с другой стороны. Почему бы Ване не быть подручным Бонда? Он мастерски водил тебя за нос, чтобы ты не заметил подозрительных сделок. Прибавь к этому Ванину сестру, погибшую от передозировки. Совпадение? Может такое быть? Нет. Был очень большой соблазн поверить в озвученную Галей версию. Вспомнить яркие глаза с расширенными зрачками — от алкоголя и возбуждения или от наркоты? Ведь тогда еще подозревал в новом любовнике наркомана. Прибавить к этому то, что Ванька знал, кого клеить. Безошибочно выцепил из толпы и прилип именно к нему. Немолодому уставшему менту с кругами под глазами и с помятой рожей. Да и сам адрес клуба Коле будто бы подсказали, кто-то нашептал, что там можно, там для своих. Как будто кто-то невидимый дернул за ниточки и сыграл на появившемся с возрастным кризисом интересе к запретному сексу с парнем. Был очень большой соблазн, да. Что они знали друг о друге? Ничего. Коля даже имени своего не называл. Арендованное авто, конфискованный пейджер. Разве что в квартиру свою привозил. Знал, что Ваня студент, что учится либо на медика, либо на биолога: в анатомии он шарил и умел оказывать первую помощь — без сомнений обработал Колину рану, когда они увлеклись и лопнул шов на плече. Знал, что имя Ванька скорее всего назвал настоящее, потому что откликался на него мгновенно. Знал, что никого другого у Вани нет. Следы на теле были Колины, чужими духами не пахло, и, пусть Ваня тусил в клубе, других любовников в ту осень не заводил. А больше — ничего Коля не знал. И соблазн был… Но. — Не может, — твердо ответил Коля на Галин вопрос. — Не замешан Ванька во всем этом, ты его знаешь. И меня тоже, — добавил он, понимая, что не очень-то убедителен. — Ты мне не веришь? — Верю, не верю… Коль, ты как маленький, честное слово! Если бы я верила каждому, с кем работаю или с кем ложусь в постель, я бы не стала полковником. Смотри сам, что мы имеем… А имели они следующее. Ниточку, ведущую в ФЭС. Ванькину моську на видеозаписи из клуба, на который, по Галиным словам, выпал наибольший процент отравлений и смертей после употребления некой дряни. Подозрительного мужчину с военной выправкой, не попавшего в поле зрения камер. — Ванька подрабатывал там сисадмином, и ему ничего не стоило стирать записи, где вы с ним… Но так же он мог уничтожить любую другую пленку. После смерти сестры он уволился, но ведь и Бонд исчез. Наверное, можно было поднять другие видеозаписи, ведь потом, после Ваниного исчезновения, Коля бывал в клубе, но всегда один: к нему никто не подкатывал, а если и были поползновения в его сторону, Коля мгновенно их пресекал. Хотя… что это докажет? — С минуты на минуту на меня надавят и заставят передать личные дела сотрудников, с фотографиями и параметрами биометрии. Как ты понимаешь, дальше скрывать вашу связь уже не получится, — добавила Галя, прежде чем встала и пошла к выходу. Только в дверях обернулась, хмурое лицо и поджатые губы явно не передавали всю степень ее злости. Галя клокотала подобно грозовой туче, и молнии едва не срывались из глаз. — И да, Коль, лучше бы вам обоим оказаться не при делах.***
Он съездил еще на один труп — тоже ничего интересного, дело раскрыли прямо на месте — и вернулся в контору. Когда проезжал по знакомому району, свернул во дворы и петлял, пока не отыскал клуб. Фасад остался прежним, а вот вывеска изменилась вместе с названием. Тогда, помнится, была «Тишина», сейчас — «Золото». Что ж, определенная тенденция в этом прослеживалась. Коля покосился на неожиданно молчаливого Котова: сколько еще людей, помимо Коли, Гали и Вани, посвящены в детали? Но Котов выглядел озадаченным, только непривычно молчаливым и ужасно заебанным. Его сегодня с одного трупа на другой перебрасывали, и хоть бы что-то стоящее… Интересно, а клуб все еще для своих? А свои это кто? Когда отчет был подписан, на улице царила ночь, коридоры стихли, лишь мирно гудел вдалеке чей-то компьютер. В лаборатории горел свет. Коля тихо скользнул внутрь, присел на угол стола, разглядывая заснувшего на рабочем месте Ваньку. Ванька спал, опустив голову на руки, рот приоткрылся, длинные пряди волос упали на глаза. Коле бы выйти, Коле бы оставить парнишку досыпать, Коле бы не сокращать образовавшуюся между ними пропасть. А вместо этого он не удержался, коснулся ладонью мягких волос. И Ванька тут же вскинул голову, проследовал за уже отдернутой рукой, чтобы продлить касание. Глаза темные, глаза огромные, смотрели сонно, и Коля каждую искорку в них успевал отследить. Знал ли он Ваньку раньше? Ваньку, ленивого спросонья, рыскающего глазами в поисках кружки кофе и ворчащего на весь мир? Ваньку, способного вкалывать, как одержимый, когда увлечен задачей или идеей? Ваньку, вихрем бегающего по коридорам? Ваньку, который не спит по несколько суток, когда работает, и Ваньку, прячущегося за громкой музыкой в наушниках? Забавно, но с таким Ваней Коля познакомился только в стенах ФЭС, несмотря на то что когда-то провели вместе всю осень. — Не очень-то она мне поверила, да? — пробормотал Ваня, когда прикипел взглядом к включенному монитору. Коля горько хмыкнул и тоже уставился на экран, где высветились химические формулы. Наркоты? Интересно, где он дело Бонда достал, когда его официально не прислали… — Передала приказ через Танюху, — пояснил Ваня. — Сама-то со мной не разговаривает, — и еще тише, буквально одними губами, добавил: — Я спал с ее мужиком. Такого не прощают. Но не говорить же ему, что романа между Колей и Галей нет и не было. Субординация, мать его! Коля мог на что угодно надеяться, как угодно из шкуры лезть, привлекая внимание, но пока он работал под Галиным руководством, хрен ему, а не роман. Забавно, но даже с Ваней шансов было бы больше. Формально, Коля был ему начальником, но то лишь формально: Тихонов, сам начальник отдела, никого, кроме Рогозиной, над собой не признавал. А уж памятуя о его любви к ролевым играм… С Галей же выход был только один: увольняться. Ну, или закатать губу. Да, определенно с Ваней шансов было больше, и уже тот факт, что Коля об этом думал, казался странной нездоровой херней. Некстати вспомнилось «А он тебя прикрывает, ты знаешь?» — Я нашел имена последних погибших. — Ваня вывел фотографии на экран. — У того, что посередине, найдена наша визитка, следы масла и пороха. На первый взгляд, никаких совпадений, но!.. И когда он успел накопать? Ванька победно вскинул подбородок, глазами сверкнул, явно напрашиваясь на комплименты и поощрения, но наверняка тут же вспомнил, почему вообще занимается делом Бонда, и смущенно отвернулся. — Короче, этот парень встречался с дочкой одного из наших конвойных. Завтра как раз его смена, вот пускай он объясняет, какого фига дал будущему зятю пострелять из табельного пистолета. Ну, хоть одна из ниточек прояснилась. Увы, связать лейтенанта из конвоя и Бонда не получилось, а значит, требовалось копать дальше. — Где нашли погибших и где они бывали до смерти? Ваня кивнул, пальцы забегали по клавиатуре, ресницы взмахнули разок, другой, третий. Наконец Ванька крутанулся на стуле, приблизившись практически вплотную, едва подбородок на колено не положил. Но Коля со стола так и не встал, и Ванька никуда не сдвинулся. — Я вам расскажу, что узнал, только если принесете мне кофе. Ага, а вот беспардонную наглость Коля и в прошлом замечал — хоть что-то в новом Ване осталось от того старого, колдовского. Но за кружкой кофе все же пришлось идти. — Итак: один умер дома, двоих нашли в подворотне, все жили в одном районе. Мобильники всей троицы за несколько часов до смерти посещали «Тишину». — Золото, — уточнил Коля. — Теперь это «Золото». — Тенденция… Спорим, между ними еще влезло «Молчание»?***
Ночью было еще несколько вызовов; первый оказался суицидом, второй — несчастным случаем, а третий — убийством, но дело выеденного яйца не стоило, так что даже неясно: зачем ФЭС вызвали? Поутру Коля честно пытался примириться с Галей, специально ведь ездил в кондитерскую за ее любимыми кексами и выбирал шоколад. Но Галя сладости хоть и приняла, на предложение поужинать вместе высоко вскинула брови. — Иди ты к черту, Коля. Удалось что-то найти? Именно в этот момент в двери влетел Ваня и даже захлопнул их за спиной, прежде чем заорал: — Я нашел Бонда! Николай Петрович, вы его знаете! — И потом, едва не подергиваясь и не пританцовывая у Галиного стола, пояснил: — Я решил, что Бонд все же умер, потому как если бы он сел, дело продолжили бы его шестерки. И нашел интересную историю о майоре милиции Геннадии Остапчуке, убитом в марте две тысячи пятого. Гену Остапчука Коля, конечно же, помнил. Они частенько пересекались по работе — все же соседние отделения. А после Генкиной гибели о нем только ленивая собака не говорила. Он же погиб при задержании, когда преследовал наркодилера. В багажнике обнаружили пакет с наркотой и протокол изъятия. И убийцу взяли тогда же, буквально с трупа сняли. Коля, правда, сомневался, что тот нарик мог быть продавцом, а не покупателем, но ведь все сходилось. И нарик повесился, оставив предсмертную записку с частичным признанием вины. — Остапчук в девичестве… в юношестве… В общем, до того, как взял фамилию жены, звался Бондарчуком, — продолжил Ваня. — Я тут немного порылся: по данным налоговой службы у самого Остапчука имелась квартира в Москве, дом в пригороде и две машины. У его жены — собственный салон красоты и автомобиль. У сына — аж две автомастерские. Многовато для сотрудника милиции. Коля даже поперхнулся от зависти: кучеряво жил Генка Остапчук. — Откуда ты узнал о клубе? — мягко спросила Галя, но эта обманчивая мягкость могла бы обмануть кого угодно, но не Колю. Допустим, Генка и впрямь мог в курилке сказать, что существует такой клуб. Мог даже несколько раз упомянуть, пока название не отложится. Допустим, Коля даже мог поверить, что Гена искал, из кого бы сделать козла отпущения в случае беды. Но откуда бы он, даже не близкий приятель, мог знать, что Коля заинтересован в сексе с парнем? Он ведь ни одной живой душе не признавался! — Да все просто, — на этот раз мягкость в Галином голосе была настоящей. — «Тишина» или как она еще называется, клуб не столько для тех кто в теме, скорее… Лояльный к меньшинствам. И не только. Ты мог одинаково запасть и на девушку, более того, тебе могли назначить кого-нибудь из девиц, которым требовалось тебя охмурить и подбросить улики, ведь ему не с руки постоянно таскать с собой протокол на свой же товар. Но все пошло не по плану. Белобрысый «не по плану» нервно икнул и сделал невинные глаза. Оставалось только понять, откуда Галина знает об особенностях клуба. Ну, и найти наркодилера, конечно. Но, если честно, первый вопрос волновал сильнее.***
К полудню список вопросов и версий стал шире. Если Ваня не ошибается, и Гена Остапчук в самом деле был наркодилером Бондом, то кто варил для него наркоту? Если найденный при Генином трупе пакет — в самом деле та дурь, которой травились покупатели Бонда, то где этот пакет и не той ли партией отравились новые жертвы? И почему, если тот пакет до сих пор хранится в архиве, новая партия дури появилась только сейчас? В любом случае, начинать поиски следовало с персонала «Тишины», и сколько бы Ваня не клялся и не божился, что в прежние времена никто из руководства и постоянного состава с наркобизнесом не связывался, Коля не особенно верил его словам. Рыба гниет с головы, и навряд ли управляющая или старшие смены не замечали, что у них под носом кто-то раз за разом толкает наркотик. Ваню в число подозреваемых Коля не включил, хотя Галя, кажется, поразилась этой феноменальной ни на чем не основанной вере, да и сам Коля, в общем-то, был от себя в некотором недоумении. Но он прекрасно понимал, какой интерес двигал Ваней в ту осень. Для самого Коли ночные свидания стали выходом в другую реальность: в дневной яви оставались уголовные дела и бесчисленные отчеты, подозреваемые, свидетели, подковерные интриги и кулуарные сплетни, кризис среднего возраста, гибель любимой женщины и неудачный короткий брак. Так и Ваня с переходом в ночное безумие переставал быть ботаном и задротом с наркоманкой сестрой, таскающей из дома вещи и деньги. И этот ночной, откровенно маниакальный Ваня, звезда яркая и обожаемая, сексуальный и раскрепощенный, не интересовался ничем, кроме получения удовольствия. И, может, восстановления самооценки. Как бы то ни было, стоило потрясти персонал нынешнего «Золота», и Ванька наконец сдался. — А давайте я напишу им, что все знаю, у меня есть видеозаписи, и вообще моя контора быстро раскрутит дело, если мне не заплатят? — Что-о-о?! План Коле не нравился. Ужасно не нравился. Просто совершенно не нравился. Но другого не было. В конце концов, если персонал не при делах, они не откликнутся на Ванькино предложение, верно? Письмо составили вдвоем, чтобы избежать неточностей формулировок и чтобы любой из работников клуба, какой бы грешок ни имел за душой, понимал, что речь идет исключительно о торговле наркотиками. Планом «Б», если из «Золота» не будет ответа, было методичное исследование всех контактов Остапчука, но его знакомых могли быть тысячи, и большая часть из них отбывала наказание или привлекалась свидетелями, несколько сотен, не меньше, находилась на примете у ГНК, еще сколько-то имели химическое образование… В общем, детальная проверка каждого требовала много времени. А времени не было. Письмо от управляющей «Золотом» пришло уже к вечеру.***
Коля смутно помнил в лицо эту женщину. Во всяком случае, сидя с биноклем в руках на водительском сидении своей машины, он смотрел, как полноватая, рыжеволосая управляющая поджидает Ваньку в дверях черного хода. Коля знал, что, стоит Ваньке войти внутрь, выйти будет непросто. Ванька тоже знал. Да наверняка знал! Ведь это Ваня, умный, гениальный, весь из себя сообразительный Ваня! Но именно Ваня прогулочным ленивым шагом подошел к клубным задворкам, махнул рукой бывшей начальнице и… за эту же руку оказался втянут внутрь. Коля даже ключ зажигания выдернуть не успел, а двери уже захлопнулись, отрезая Ване путь к отступлению. Только на доли секунды показались два силуэта амбалов-охранников. По-хорошему, стоило вызывать наряд, но это же по-хорошему — шантажируя управляющую «Золота», Ваня с Колей ничем хорошим не занимались. И поэтому Коля убрал телефон в карман, едва лишь погас экран. Скорее всего, рассчитывать придется только на свои силы. Он и сейчас мог на ощупь попасть в клуб. Поддеть замок на неиспользуемой двери пожарного выхода, проскользнуть в темный коридор, чтобы после вынырнуть в чуть более освещенных подсобных помещениях. Вот тени от чьей-то головы раньше не было, и потому Коля был готов к нападению. Кулак со вкусом врезался в нос, от удара хрустнули кости и по пальцам закапала чья-то кровь. Второй удар Коля нанес в челюсть, и его неразличимый во тьме соперник рухнул на пол. Коля проскользнул в коридор. Вход на кухню располагался ближе к стойке и залу, но вряд ли Ваню потащили есть. Больше интереса вызывали склад и раздевалка для персонала. За одной из дверей послышались голоса, и Коля замер, прижавшись к стене. Ваньку он, впрочем, не слышал. Говорили амбал и управляющая (амбал звал ее Альбиной, и Коля даже смутно вспомнил, что видел это имя на бейдже, когда впервые пришел в «Тишину»). Знал бы заранее, как много интересного наговорят, диктофон прихватил бы, но Коля не знал, а телефон оставил в машине. Альбина распиналась, что стоило отравить Ваньку, еще когда с ним работала, орала, что он должен был следить за оборудованием, а не совать нос не в свои дела, слово за слово она вспомнила и покойного Генку Остапчука. Коля насторожился, неясно мычавший Ванька насторожился тоже. Вот она, минута истины: Остапчук — Бонд? Бонд. Альбина кричала, что не для того столько лет ждала, когда уляжется шумиха, чтобы всякие молокососы ее шантажировали. Она лишь хотела узнать, что именно накопал на нее Иван. Коля прикинул, что Ванька вряд ли продержится долго. Собственно, Коля любого из своих ребят не позволил бы пытать, но Ваня — это Ваня, это не тренированный сильный офицер, а слабый тщедушный парнишка. Уверенности, что Ваню отпустят, не было ни на грош. Альбину явно не волновали смерти наркоманов, так с чего бы расстроил труп, оставленный непосредственно ее руками? Да, собственно, убить Ваньку можно хоть прямо сейчас, только тело вывести поутру, когда разойдутся последние клиенты. А потому не было ни единой надежды, что помощь успеет. Коля распахнул дверь и сходу ударил в лицо второго амбала. В лицо, в живот, в пах, вывернул руку, предупреждая удар, пнул по колену, заставляя согнуться. Следующий удар снова пришелся по челюсти. Противник, даром что огромный и крепкий мужик, тоже был не так прост, и вырубить эту гориллу было бы сложно, но Коля еще на что-то рассчитывал и преуспел бы. Непременно бы преуспел, если бы вместе с ударом по темени не погас свет. Падая, Коля слышал перестук каблуков и приказ «Втащи этого к этому, потом разберемся», а после окончательно провалился в глухую тьму.***
Той осенью глаза колдовские, безумные, угольно-черные в недостаточном освещении, смотрели на Колю с влюбленностью. Можно было по-разному называть: похотью, жаждой, страстью, любовью… Менялось слово — не смысл. И Коля провалился в этот взгляд, в безграничный космос, стоило лишь открыть глаза. Им догадались обвязать рты какими-то тряпками — спасибо, что хоть не скотчем! Еще и заботливо проверили, чтобы дышал нос. Ага, не поверили, что Ванька из ФЭС, знают же наверняка, что он сидел. А детали им нужны, очень нужны. Стянуть эту тряпку вниз оказалось делом одной минуты, Ванька справился еще быстрее. Прижался носом к шее и отпрянул, разве что улыбнулся смущенно. Ага, самое время, когда они заперты в ловушке. Руки и ноги оказались стянуты веревками. — У меня в кармане диктофон включенный, — прохрипел Ванька, сплюнул кровь на пол и вытер плечом разбитые губы. — Они не догадались поискать. Какая беспечность… Или просто уверены, что Ваньке живым не уйти? — Он маленький, они не нащупали. А у них у самих сейчас не мы на уме: у них тут съемки с американского телеканала, телевизионщики по залу бродят, — Ванькин язык ярко скользнул по разбитым губам, и наметившийся синяк под глазом стал заметен чуть ярче. — Вот они и очкуют, что америкосы захотят внутри поснимать, а тут мы, связанные… Как выбираться будем? Я в кино видел, как руки из веревок выпутывают, сейчас покажу. Коля хмыкнул, краем глаза наблюдая за Ванькиными мучениями: тело изгибалось, кулаки сжимались, вздымались вены на руках. Коля сноровисто перепиливал веревки с помощью спрятанного в берцах ножа, и через минуту руки оказались полностью свободны. — Ну нифига ж себе, а я тут страдаю… — Ванька протянул руки. — Николай Петрович, мне, эм… жаль, что все всплыло. Но это было прикольно. А может мы, ну?.. Коля молча пилил веревку, но Ванька не отставал: — Может мы, ну?.. Если сегодня выживем. Выживут, куда они денутся. — Нам ведь было круто. Вот с этим Коля не мог поспорить. Круто. Может, и впрямь стоит попробовать? Он с ума сходил от того Ваньки, ночного, колдовского, с его играми, сладкими губами и круглыми ягодицами. Он неплохо ладил с Ванькой дневным, наглым, насмешливым, одержимым своей работой. И, верно, Ванька по ночам превращался в колдуна, потому что прочел невысказанный ответ по опущенным глазам и извернулся дикой кошкой, прижался, не целуя и не обнимая, просто коснулся всем телом и тут же отпрянул. — Теперь нам точно нужно выйти наружу живыми. Дверь оказалась заперта, но Альбина и сотоварищи еще не знали, с кем имеют дело. Коля не то чтобы любой замок или сейф мог вскрыть — он же все-таки мент, а не медвежатник, — но некоторыми приемами владел. Жаль только, что набора отмычек в берцах припрятано не было. Полностью освободившись от веревок, Коля и Ваня методично обследовали складские полки, нашли и гнилые яблоки, и бутылки алкоголя, и пакет с неизвестным порошком. Но чем поможет этот улов, было неясно, пока пальцы не нашарили на полу возле одной из стен кожаный пенал, в каких дамы прячут маникюрные набор и вязальные крючки, а мужчины — отмычки. В наборе присутствовали не все, и вообще казалось, что кто-то очень хотел его отыскать, но, видно, рука была значительно толще Ванькиной и не дотянулась. Коля бы тоже не смог достать без вспомогательных средств, а Ванька — запросто. Дернул молнию и присвистнул. — Вот это размер! Коля забрал пенал из его рук, пригляделся, подбирая отмычку, и работа закипела. Проходи в этот момент мимо дверей кто-то из работников клуба, побег бы не удался, но персонал, занятый телевизионщиками, по коридору не сновал, и потому Коля и Ваня не только вскрыли замок и, прихватив пакет с наркотой, выглянули наружу, но и, проверили, что амбалы стоят в парадных дверях, а Альбина красуется за барной стойкой, и только затем прокрались к пожарному выходу. Еще минута — и они на свободе! И можно смело звонить Гале и отправлять наряд в «Золото». Только пробежать мимо гаражей и добраться до машины. Только… Вот щелчок от снятия предохранителя в план не вписывался. Коля и Ваня остановились, будто в невидимую стену врезались, и синхронно обернулись назад. Стоящая в дверях Альбина переводила пистолет с одного на другого. Неужели и впрямь выстрелит? А свидетели? Да что свидетели… Коле даже не было нужды вертеть головой, чтобы вспомнить: с одной стороны клубные задворки закрывают гаражи и высокий билборд, мертвыми темными окнами глядит раскинувшееся буквой «Г» офисное здание и глухой стеной стоит к «Золоту» единственный жилой дом. — Ты же не выстрелишь? — все-таки спросил он. — Тогда точно не узнаешь, какой компромат на тебя есть. А если мы не вернемся, завтра здесь будет спецназ. Не очень-то она верила. — Ну и что там спецназ найдет? Она вновь перевела пистолет с одного на другого, прищурилась, и Ванька спрятал лицо на Колином плече. Дуло пистолета смотрело ему в голову. Палец начал давить на курок… Грянул выстрел. Но если Ванька и пошатнулся, то не от пули. Только Альбина со стоном осела на крыльцо, сжимая левой рукой окровавленную правую. Пистолет скатился по ступенькам и упал в лужу. Коля обернулся, чтобы отыскать глазами стрелка, и улыбнулся, заметив Галю. Она стояла, прислонившись к дереву по ту сторону от труб теплотрассы, смотрела на Колю и Ваню, и по мере того, как бледность сходила с Ванькиного лица, Галина улыбка расцветала.***
Уже позже, когда все что можно было исследовано, проанализировано и запротоколировано, а подозреваемые и улики, за исключением того видео, с которого началась эта история, поехали в другую инстанцию, Коля, Ваня и Галя восстановили картину произошедших событий. Остапчук с неизвестным химиком — вот уж его поисками пусть занимается ГНК — много лет успешно толкали дурь через клубы, которые Генка крышевал. И, судя по всему, кто-то из его бывших коллег тоже был в деле, ведь партия наркоты, которую нашли при трупе Остапчука, загадочно исчезла со склада. Исчезла она, впрочем, в руки Альбины, которая, выждав недолгий срок, решила реализовать продукт, что привело к новым жертвам. А что касается наркомана, которого обвинили в убийстве Гены, то он, скорее всего, в самом деле был виновен, хотя мстил не за изъятие пакета наркотиков, а за то, что Остапчук подсадил на иглу. Ванька, вникая во все обстоятельства, мрачнел сильнее и сильнее, так что Коля наконец взъерошил его волосы и взглядом спросил: «Эй, как ты вообще?». Они чудом избежали смерти, да и Ванина рана после гибели сестры еще была свежа, чтобы хладнокровно заниматься делами о наркобизнесе. Ванька ответил мрачным, уставшим взглядом, но тут же скинул с себя оцепенение, блеснули глаза. — Я хочу знать, меня кто-нибудь угостит кофе, товарищ начальник? Очень вовремя, учитывая, что на столе стоят опустевший кофейник и три грязные кружки. Однако Ваня смотрел в упор глазами колдовскими, большими и яркими, наглыми и одержимыми. И до Коли дошло. Примерно за мгновение до того, как рядом раздалось раздраженное Галино: — Да идите вы оба, мальчики! К вечеру жду на работе. За пределами ФЭС явь боролась со сном и краски зари расцвечивали хмурое сонное небо. Поездка по просыпающейся Москве прошла мирно. Ванька сидел на месте, сложив руки на коленях. Его глаза улыбались.