«себя
до последнего стука в груди,
как на свиданье,
простаивая.
прислушиваюсь:
любовь загудит —
человеческая,
простая.»
в.в. маяковский, «письмо товарищу кострову из парижа о сущности любви»
афий прижал ладони к груди, как только дверь в комнату рикса закрылась. пальцы явственно ощущали бешеный стук, и, казалось, сердце готово было пробить ребра. парень сполз по стене, совершенно забыв, что в разгар дня много кто мог пройти мимо и заметить красного до ушей (и, наверное, пяток) афия на полу. около комнаты рикса. рикс. черт! на губах еще чувствовался отпечаток чужих губ, а в носу — его терпкий, пряный запах. черт! черт! черт! только начавшее успокаиваться сердце снова встрепенулось и забилось в грудной клетке, потревоженное свежим воспоминанием. пальцы зарылись в кудри и с силой оттянули, чтобы унять непрошенное и, кажется, запоздалое волнение. вдох, выдох, вдох, выдох — как учили в детстве. парень закрыл глаза, шумно втянул воздух, полностью заполняя легкие, и также шумно выдохнул. поднялся, опираясь на все ту же стену. ноги не гнулись, отказывались идти: что-то неумолимо тянуло обратно в крохотную комнатку, ручка двери призывно поблескивала под светом ламп. афий старательно игнорировал бьющуюся на подкорке мозга фразу: «не что-то, а кто-то». очень старательно. еще до того, как парень решил не открывать дверь, руки толкнули ее. рикс спал. афий прекрасно знал, что его и молотом не разбудить, но все равно на цыпочках, выдаваемый только стуком собственного сердца, прокрался к кровати. скомканное одеяло, уже явно видавшее многое, лежало на полу практически полностью. рикс морщил лоб во сне, беззвучно шевелил губами. афий отвел глаза — предательское биение в груди громыхало, наверное, на всю комнату. чертов рикс! чертовы его губы! румянец залил смуглые щеки. в который раз? афий устал считать. почти бесполезное одеяло окончательно соскользнуло на пол. над климатом блора, бесспорно, хорошо постарались, но от камня стен шел холод, а ветер, присущий горной местности, разбивался о постройку, норовя проникнуть в мельчайшие щели и засвистеть по полу. парень осторожно, через раз дыша и прислушиваясь, взял одеяло в руки. шуршание ткани дополнило симфонию бьющегося сердца афия и мирного дыхания спящего, нарушая и без того мнимую тишину. заботливо, предельно аккуратно, он укрыл массивные плечи гладиатора, расправил тонкую ткань. пальцы скользнули по изгибу шеи, коснулись напряженной щеки. чуда не произошло, морщинки на лбу не разгладились. жгучее желание обнять, успокоить, прогнать тяжелый сон появилось спонтанно и, черт бы побрал этого рикса, не хотело уходить. сердце пустилось в неконтролируемые пляски, когда афий, абсолютно уверенный в своем желании, но настолько же неуверенный в правильности происходящего, наклонился и оставил на лбу поцелуй...• • •
орвон, искренне возмущенный тем, что старый друг предпочел видеть совершенно незнакомого человека рядом в тяжелый период, но все же не обиженный, решил-таки дождаться афия, а там уже куда гладиаторы направят. орвон, кажется, что-то начал понимать, когда, подозрительно взглянув на кудрявого перед выходом, увидел абсолютно счастливые глаза и… предвкушение? окончательно уверился он в своей догадке, когда парень вылетел из комнаты и, опершись на стену, стек по ней, прижимая руки к сердцу. слушает, как стучит? по бордовым щекам понятно, что стучит сильно. заявлять о своем присутствии орвону не хотелось. — чертов рикс, — шепот приглушенно, сквозь зубы, сорвался с губ афия. руки до побеления костяшек сжали крупные кудри. поднялся. и снова зашел. орвон ухмыльнулся, мол, ясно, ребята, теперь только свахой работать. дверь осталась открыта. шанс. как мышка, парень прокрался ближе и заглянул в щель. афий смотрит. бесконечно долго смотрит на рикса, так, что кажется, будто упавшее одеяло вывело его из транса. орвон вновь ухмыляется, думает о тори и понимает, что, похоже, теперь она в пролете