Вопросы и ответы

      Единственный сын княжей четы, наследник престола и будущий глава рода — с самых первых дней жизни на Орлеандо висела огромная ответственность. На него возлагались невероятные ожидания, и он не имел права не оправдать их. Не соответствовать им. Пренебрегать традициями и отличаться от предков. Но у Судьбы отвратительное чувство юмора. А ещё ей просто бесконечно скучно.       Орлеандо был неправильным юношей. Он никогда не засматривался на девушек, да и другие юноши (к радости матери) тоже не привлекали его внимания. Флирту и отношениям он предпочитал кузнечное дело и книги; свободные часы он проводил не в компании ровесников, а в кузнице или в библиотеке, изучая политику и экономику. Любовь и всё, что с ней связано, вызывала у него лишь снисходительную усмешку — и никакого интереса.       Мать не раз и не два пыталась познакомить сына с кем-то из знатных девиц. Своих подруг предлагали ему и старшие сёстры. Орлеандо был обходительно вежлив с каждой из них, но ни одна из них не удостоилась от него ничего больше предписанного этикетом. — Мне это не нужно, — он лишь пожимал плечами в ответ на материнские возмущения. — Меня это не интересует.       Он был неправильным — по меркам матери и части сестёр так точно. Потому что его действительно не интересовала романтика и близость любого толка. Что было странно, ведь Орлеандо никогда не был затворником, а наоборот — душой компании, окружённым множеством друзей и товарищей. Его любили — и юноши, и девушки; некоторые из них — гораздо сильнее и больше, чем просто друга. Но Орлеандо держался от всех на расстоянии, не чувствуя ни к кому ни тяги, ни желания, ни той любви, что отличается от дружеской или родственной.       Казалось, он просто не способен на неё. Не хочет и не может, прекрасно чувствуя себя в одиночестве. И никто даже не подозревал, какая глубокая тайна скрывается за этим проявлением.       Сны приходят к нему столько, сколько Орлеандо себя помнит. Усыпанное звёздами небо — серебряные точки с него падают вниз и разбиваются мелкими осколками. Растекаются кристально-чистыми озёрами, к которым стремится огненный свет и тепло. Вода поднимается вверх, тянется к нему, сплетаясь с ним в единое целое, и нити двух стихий связываются друг с другом, рождая гармонию. И каждый раз, когда Орлеандо просыпается, его щёки мокрые от слёз, а грудь заполняет горько-сладкое тепло.       Оно разбивается тоской невыносимого одиночества, и Орлеандо ощущает себя так, будто он потерял часть самого себя. Самую важную, самую лучшую — её вырвали с мясом, оставляя на её месте всходящую кровью дыру. И он никак не может понять, что значат эти сны и почему же ему так больно...       Со снов всё и начинается. Он ищет ответ и не может его найти. Никто из саламандр или других народов не может заполнить эту пустоту внутри него. Одиночество разрастается всё больше и больше, но нет никого, кто может его исцелить. — В тебе говорит Связь, — негромкий голос отца врывается в задумчивость сына, вынуждая его вздрогнуть от неожиданности. — Связь? — он уточняет, и взгляд отца с задумчивого становится каким-то чересчур понимающим и печальным. — Когда-то давно, ещё до начала времён, когда всюду была девственно чистая пустошь и не было ничего, кроме тьмы, в первозданном танце сплетались друг с другом чистые стихии, — вместо ответа отец рассказывает старую легенду, но Орлеандо не смеет его ни прервать, ни о чём-нибудь спросить. — Вода и огонь, земля и ветер — они были едины сами в себе и едины друг в друге. Сущности их сплетались, переходя из одного состояния в другое, и в точках соприкосновения достигалась гармония, дарующая свет и тепло; рождающая мир таким, каким он есть теперь. И когда творение было завершено, связи между стихиями разорвались, и каждая получила свободу; каждая получила своё воплощение... — Так появились стихийные народы, — молодой княжич всё-таки не выдерживает, нетерпеливо прерывая князя. — К чему ты рассказываешь мне это, отец? — Тебе повезло, а быть может, и не повезло, — тот изъясняется по-прежнему туманно. — Но ты ищешь кого-то и никак не можешь найти, — он смотрит пристально, внимательно, будто заглядывает в душу, и Орлеандо теряется под этим взглядом. — Ты никогда не найдёшь, мой сын, — вздыхает тяжело, качая головой. — Потому что отсутствующая часть твоей души спрятана на дне океана, в холодном Подводном царстве среди ундин. Огонь и вода — две противоположности, но соприкасаясь друг с другом, они достигают гармонии и целостности. Ты искра пламени, Орлеандо, а она — спокойствие бурной воды.       Слова отца эхом откликаются глубоко в душе его сына. Бесформенные сны наполняются красками и обрывками воспоминаний, и Орлеандо действительно вспоминает то, что было забыто. Слышит отголоски того давнего танца, когда двое были единством. Ощущает, как это единство давало жизнь; видит, как оно, сплетаясь, замирало в гармонии, и безграничное счастье захватывает его с головой. По крайней мере, теперь он хотя бы понимает, почему просыпается в слезах и горько-сладкая печаль обнимает его своими нежными руками.       Отголоски Связи — большая редкость для представителей любого стихийного народа. Редкость — но вместе с тем настоящее проклятие. Потому что более им никогда не суждено быть вместе и вместе рождать гармонию — слишком различны стали они и не совместимы. Расстояние, физиология, ментальность, природа — всё отличается одно от другого слишком сильно, и каждый из этих барьеров становится непреодолимым препятствием. И Орлеандо знает, что никогда не встретит эту женщину. В конце концов он принимает это как данность и вместе с этим даёт себе клятву: он не предаст эту Связь, что сильнее времени, расстояния и физических оболочек. Он никогда не предаст её и никому не расскажет о ней.       Ему не нужен никто, кроме этой недостижимой женщины-ундины. Никто, кроме неё, не пробуждает в его сердце истинную любовь. Он не пойдёт наперекор самому себе и своей природе, и если из-за этого ему суждено остаться одиноким — он будет одиноким. Княжество от этого точно не пропадёт — кто-то из девяти его сестёр точно подарит ему наследника. А с остальным можно благополучно справиться и в одиночку — всяко лучше, чем терзать равнодушием и нелюбовью спутника подле себя и ещё сильнее мучить себя самого. Честнее, по крайней мере, и Орлеандо избирает именно этот путь.